class="p1">Из отражения за ней наблюдала властная молодая королева.
35
Двери в тронный зал пугают. Эсфирь нервно оглядывает каждую позолоченную завитушку, ожидая момента, когда её пригласят внутрь.
Всё почти как на Посвящении. Только платье пышнее. Волосы в традиционной свадебной причёске. И дрожащие руки. Да, определённо, почтикак на Посвящении.
Ей хочется сбежать, но вместо этого она крепко сжимает в пальцах лепестки белоснежного фатина, что к полу обретали цвет насыщенного изумруда, обрамлённого золотыми ветвями терновника.
— А вот и я, сестрёнка! — затылок обжигает дыхание Паскаля.
— Кас… — еле выдыхает Эсфирь, хватаясь за его локоть, как за спасательный круг.
— Тише-тише, Льдинка, не порви мне рукав. Я, быть может, тоже найду сегодня свою судьбу! Не хочется быть драным, — Паскаль ободряюще улыбается, но Эсфирь замечает беспокойство на дне ледяных глаз.
— Кас, это всё так неправильно. Так… неестественно…
— Хочешь сказать, я должен помереть от одиночества? — задорно дёргает бровью он. — Тогда — рви, — он театрально выдыхает. — Давай-давай, отбрось стеснения!
— Паскаль, — Эсфирь посылает ему предупреждающий взгляд, от которого старший брат виновато улыбается. — Ты в курсе, о чём я.
— Это наш шанс спасти брата, Эффи-Лу. И шанс спасти тебя. Ненавидь меня сколько влезет, но я бы снова и снова так поступал.
В ответ Эсфирь лишь ухмыляется, снова оглядывая подол платья. Краем взгляда замечает, что брат стоит в традиционном королевском одеянии: ядовито-чёрный камзол с серебристыми вставками и пуговицами, на которых изображены чёрные лилии; такого же цвета брюки с серебристыми лампасами, начищенные сапоги и… ордена с медалями. С левой стороны их несметное количество, но самые яркие — Орден Карателя и медаль героя Холодной войны.
«Храни его Хаос! Он застегнулся!», — уголки губ Эсфирь дрожат от того, как она пытается спрятать улыбку.
— Ни слова, Эффи-Лу! Это навсегда останется нашей тайной! — Кас плотно стискивает челюсть, но Эффи видит, что он также безуспешно пытается не дать улыбке растечься по лицу.
— Ты был внутри? — тихо спрашивает Эсфирь, пытаясь отвлечься и собраться духом.
— Ага, — лениво отзывается Паскаль.
— И… как там?
— В центре — огромный, нахрен, костёр, на котором горит Видар, вокруг скачут ведьмы в ритуальной плясовой, а короли обнажают мечи, в погоне за Ветвистой Короной, — Паскаль ярко смеётся, не выдержав скептического выражения лица Эсфирь. — Всё как на типичной свадьбе, Эффи, скучно, пьяно и охренеть как вычурно.
— Идиот, — закатывает глаза Эсфирь. — Там есть мои ведьмы?
— Да, их безмерное количество. Все желают видеть тебя — Верховную, что прибрала к рукам Кровавого Короля. И… — Паскаль осекается, застывая взглядом на золотом вензеле. — Хочешь… Хочешь, я не поведу тебя… Если ты…
Он не знает, как продолжить, поэтому просто прочищает горло. Но знает, что не должен вести её к алтарю лишь по одной причине — его место давно в могиле, что выкопана руками Верховной ведьмы. И вся тронная зала в курсе этого. Все за глаза осуждают её, но никто не смеет произнести недовольства вслух.
— Нет, я хочу, чтобы ты был рядом. Мне плевать, что они все могут подумать обо мне. Да, я не убила свою семью. Но я могу испепелитьих, — в глазах Эсфирь сверкает огненная ярость.
Кровь водой не станет, а потому, никто не смеет даже коситься в сторонуеё семьи.
— Это моя девочка, — довольно улыбается Паскаль, спокойно выдыхая. — Готова?
Она не была готова. Ни разу. Но двери уже медленно раскрываются. Приглушённый свет в зале становится ярче.
Эсфирь медленно моргает, натягивая на лицо самую жеманную улыбку, на которую только способна.
Зал, по которому она шла, было трудно узнать. Сегодня и навсегда в нём преобладало три цвета: золотой, изумрудный и…чёрный. Глубокий чёрный, что Эсфирь предпочитала в цвете платьев, окрасил каменную кладку, поселился на столах в виде лилий, служил вкраплениями в изумрудных скатертях и золотистых стойках.
В зале вывесили флаги — Халльфэйра и…Малвармы. На одном переплетались ветви терновника, а на втором расцветали лилии. И теперь казалось, что лилии способны принести сухости терновника нежность и красоту.
Эсфирь слегка приподнимает подбородок, поднимая взгляд к потолку, но… его не нет. Вместо привычного холодного каменного свода над головами гостей блисталимаржанские созвездия.
Взгляды гостей застывают на будущей королеве, у нескольких ведьм с губ срываются восхищённые вздохи. И только они заставляют Эсфирь вернуться в реальность и, наконец, увидеть Кровавого Короля у алтаря, рядом с Одним из Пятерых посланников Храма Хаоса.
Их взгляды переплетаются. Уголок губы Видара тянется вверх. Кажется, его сердце пробивает грудную клетку. Он не знал, есть ли на всём белом свете кто-то прекраснее неё. Яркие глаза мерцают ясными сапфирами в свете левитирующих свечей.
А она… Она не могла даже вздохнуть, стараясь угомонить бешенное сердцебиение. На Кровавом Короле не было и намёка на изумрудный цвет, так же, как и не было традиционного парадного альвийского мундира.
Его свадебный костюм слепил глазаобсидиановым цветом. Даже рубашка, и та чернее малварской ночи, не говоря уже о мундире, мерцающих чёрным свечением эполетах и таких же лампасах на брюках. Не хуже, чем у Паскаля, левая сторона мундира увешана знаками отличия, среди которых и Орден малварского Карателя…
Демон, как ему шёл чёрный цвет!
Кровавый Король не стыдился Ордена, не стыдился цвета, он вообще не выглядел как тот, кто самолично хотел истребить Малварму. Он выглядел, как мужчина из запретной мечты — высокий, статный, невероятно мужественный, аристократичный и… безумно красивый. Именно за такого, в самых тайных желаниях, в условиях иной жизни, она мечтала выйти замуж.
Видар медленно моргает, стараясь приложить все усилия, чтобы наиглупейшая улыбка не растеклась по лицу. Она смотрела на него, какна Бога. И он не мог смотреть на неё иначе — такую хрупкую, невероятно красивую, маленькую, ужасно опасную ипочтиего.
Он позволил себе то, что в любой другой день было под строжайшим запретом — всего на секунду коснуться её души чёрными когтями. Та трепетала. Не от страха. Не от гнева. Отлюбви.
Страшное открытие молнией ударяет в затылок, заставив пол и стены завибрировать.
Она.
Ведьма смотрит на него пустым взглядом, а отблеск в них вовсе не от свечей — это переливы её ненависти.
Любит.
Она, как полагается истинной королеве, подплывает к столу. Лишь челюсть выдаёт истинное отношение к нему — стиснута так, что желваки заходят за скулы. Протягивает обугленные кисти рук. И ему кажется, что она сдерживает безумную, даже адскую боль.
Его.
«Смотри, как я ненавижу тебя!». Ненавидит. Тебя. Тебя. Ненавидит. Терпеть не может. Лучше бы ты сдох в муках. Лучше бы никогда-никогда не спасал её. Ненависть. Яркая, жгучая. С самого первого