Руки Себастьяна ласкали ее упругую грудь, плоский живот, потом двинулись ниже, и он осторожно и легко скользнул между ее распростертых ног. Все ее тело молило его о вторжении, но он не взял ее – не сейчас. Вместо этого он опустился перед ней на колени, и она почувствовала прикосновение его волос к своим бедрам, руки, приподнимающие ее ягодицы, и затем губы, двигающиеся нежно, восхитительно там, где она жаждала их прикосновения.
Разрываемая на части болью неизъяснимого наслаждения, Беренис ощущала его нежно-настойчивый язык, трепещущий в наиболее чувствительной части ее тела, увлажняющий и ласкающий самую сердцевину ее существа. Она побуждала его ускорить темп, не ощущая ничего, кроме сумасшедшей жажды достижения вершины этого наслаждения, освобождения от него. Кровь ее бешено неслась по жилам, Беренис поворачивала голову из стороны в сторону, всхлипывала и вся вытягивалась навстречу его стремительным движениям. Ее бессвязные возгласы звучали до тех пор, пока, наконец, волна за волной, пронзительное блаженство не настигло ее. Тогда она инстинктивно двинулась навстречу его телу, приглашая проникнуть в ее пульсирующие глубины.
Тогда, и только тогда, отдался он во власть своей собственной, искусно сдерживаемой страсти, продвигаясь внутрь ее мягкой влажности. Она с силой прижала его к себе, почувствовав, наконец, конвульсивную дрожь, пробежавшую по его телу, и услышала хриплый стон наслаждения, возвестивший о том, что он тоже достиг вершины…
Очень медленно Беренис возвращалась к действительности, в чудесный мир прикосновений и ласк, тепла и любви. Тела их по-прежнему были слиты воедино, и она тихо лежала в его объятиях, ощущая приятную слабость. Ее нежные пальцы пробежали по его лицу, очерчивая контуры этих красивых, густых, шелковистых бровей, высокой переносицы, чувственного рта. Она чувствовала, что он улыбается, и в ответ ее губы тоже дрогнули в улыбке. Он поцеловал ее руку и нежно коснулся Губами шеи, затем приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее. Беренис не смутилась, все еще ощущая внутренний трепет от только что пережитого ими обоими блаженства, освященного любовью.
Себастьян все еще был поражен тем, как сразу, не колеблясь, Беренис раскрыла ему свое сердце. Он ли ее смирил, или она покорила его? Это не имело значения. Главное, что они, наконец, обрели друг друга. Конечно же, это не означает, что их жизненный путь с этого момента будет усыпан розами – Себастьян был реалистом и не ждал ничего подобного.
– Мне придется привыкать к роли мужа, ты же знаешь, – нежно поддразнивал он, целуя ее руки. – И научиться обуздывать свою любовь к независимости. Я же привык ни перед кем не отчитываться за свои действия.
– И еще ты должен быть терпелив со мной! – Ее рука отыскала его ладонь, тонкие белые пальцы переплелись со смуглыми. – Мне многому нужно учиться.
– Конечно, мы будем иногда ссориться, моя своенравная, строптивая любовь! – шептал он, но глаза его так светились, что Беренис была ослеплена тем, что они ей обещали.
Мгновения, последовавшие за любовной близостью, не принесли разочарования, напротив, они были совершенно необходимы, чтобы полностью почувствовать удовлетворение. Утолив голод страсти, они могли теперь наслаждаться блаженной радостью любования друг другом, охваченные счастьем и мечтами о будущем. Беренис знала, что теперь она охладела к привычным светским удовольствиям, ибо Себастьян олицетворял собой все то, чего она хотела в жизни. Она не просила ничего, кроме его любви и доверия. С ним она не побоялась бы даже посмотреть в лицо бедности. Ей не нужна была никакая роскошь, потому что все богатства мира не могли сравниться с прикосновением его руки и светом, зажигающимся в его глазах, когда он смотрел на нее.
Так они лежали, разговаривая и строя планы, как все влюбленные. Она рассказала о своем желании поехать в Англию, познакомить его со своими друзьями и затем отправиться в Уилтшир, где он смог бы разделить ее любовь к этой земле, холмам, прелестным деревушкам, паркам и лесам. Он признался, что хочет когда-нибудь побывать вместе с ней во Франции:
– Придет время, m'amie, и мы будем гулять по парижским бульварам – там, где когда-то бесновалась и требовала крови толпа. Когда закончится война, я хочу, любимая, чтобы ты увидела чудесное место в долине Луары. Там я родился. И там прекрасно – просторы, быстрые реки, густые леса, величественные замки! Там стоит замок Гийяр, который ты обязательно должна увидеть – ведь теперь он и твой тоже.
– О да! – Она прижалась щекой к его плечу. – Наши дети обязательно побывают на земле своих предков.
Себастьян обнял ее, и сердце ее запело от счастья.
– Это будет позднее, mon tresor. Вначале я отвезу тебя в Оквуд Холл – прекрасное место, построенное лучшими архитекторами. Думаю, оно напомнит тебе Англию. Потом тебе еще раз придется покорить чарльстонское общество, на этот раз должным образом, рука об руку с мужем. И чтобы никаких воздыхателей в обозримом пространстве!
Он собирался продолжить, но Беренис остановила его.
– Но я хочу остаться здесь, – возразила она, неожиданно осознав, как много значил для нее Бакхорн-Хаус.
В этом старинном, полуразрушенном доме она превратилась из ребенка в женщину. Удивительно, но это была правда: как бы недоверчиво и настороженно она ни относилась к этому затерявшемуся в диких лесах пристанищу, теперь оно заменило ей дом, и Беренис любила каждый дюйм его пространства – заросший сад, нежно пахнущие сосны и могучие дубы.
– Это невозможно. – Он покачал головой, снисходительно улыбнувшись. – Скоро я должен буду вернуться в Чарльстон по делам.
– Ты ведь не собираешься снова пиратствовать? – она нахмурилась, глаза ее вспыхнули. Почувствовав, что она замерла, он повернулся к ней и крепко обхватил руками, поймав в ловушку своих железных объятий.
– Ты, женщина, будешь указывать мне, что делать? – сказал Себастьян нарочито грозно, но в его голосе звучал смех. – Ну хорошо, будь по-твоему! Мы потратим деньги на Бакхорн, устроим здесь наше убежище. Я люблю тебя до безумия и не сделаю ничего, что могло бы бросить тень на тебя или нашу семью.
Его рот снова овладел ее губами, заглушив слова любви. Он целовал ее глубоко и нежно, и скоро ее руки сомкнулись вокруг него, и огонь желания начал разгораться снова. Жизнь с ним будет такой прекрасной. Возможно, непредсказуемой, но бесконечно волнующей и разнообразной.
В голове Беренис было множество планов относительно Бакхорн-Хауса. Здесь родятся их дети. Здесь они будут расти, познавая язык природы. Она представляла, как их собственные дети, а потом и дети их детей будут поддерживать особняк в должном порядке, храня его, как теплое, трепетное средоточие любви, как единственное родовое гнездо. О да, она страстно жаждет снова увидеть Англию и познакомиться с Францией, но именно здесь, в Америке, она словно заново родилась – в этой огромной, еще не до конца освоенной, величественной стране, в которой она обрела истинную любовь.