– Откуда я знаю? – бросила Беренис. – Мы были в самой гуще сражения. И, конечно, было не до разговоров – лишь бы уцелеть. – Она снова представила языки пламени, кровь, Перегрина, пронзенного копьем, и чуть не закричала от ужаса, но взяла себя в руки. – Он должен был знать. Я оставила письмо на его столе, прежде чем уйти.
– Он, казалось, обезумел, узнав, что вы убежали. Именно Джульетт сообщила ему, что вы ушли от него к Модифорду. Квико считает, что ей нельзя доверять. – Далси озадаченно наморщила лоб.
– Мне наплевать на то, что он волновался! Он подлый лжец, такой же, как и она. Я больше не могу здесь оставаться, иначе просто погибну. Я с самого начала знала, что он негодяй. Ненавижу его! Всегда ненавидела!
Несмотря на уверенность, с которой Беренис произнесла эти слова, Далси знала, что это неправда. Уже давно она догадалась об истинной причине всех сумасбродств своей госпожи, замечая, как зажигались ее глаза при приближении Себастьяна, видя то возбуждение, которое выдавало смятение ее чувств, и приступы лихорадочной радости, резко сменявшиеся глубокой меланхолией.
– Вы не можете уйти, мадам. Подождите немного! Уверена, что он не собирается причинить вам зла. Голову даю на отсечение – он невиновен!
Далси так хотелось убедить ее! Для нее самой давно было очевидно, что Беренис по уши влюблена в своего мужа. Квико торжественно кивал и соглашался, говоря, что он, в свою очередь, уверен, что сердце его хозяина принадлежит жене-англичанке. Далси и Квико решили сделать все возможное, чтобы заставить этих упрямых влюбленных увидеть истину. Она хорошо понимала отчаяние своей госпожи, которой внушили, что Себастьян предал ее.
– Я позову Квико, – предложила Далси, испытывая необходимость посоветоваться с ним в такой критический момент. – Он очень мудрый, он выскажет вам все, что думает о Джульетт. Думаю, он подтвердит, что граф не мог вести себя настолько ужасно.
– Поступай, как знаешь, Далси. Мне кажется, я уже ничего не понимаю, – вздохнула Беренис, тяжело опустившись на стул и закрыв лицо руками. – Все кончено. Он говорит – и даже Дэмиан верит этому! – что я ушла к Модифорду, потому что хотела быть с ним. И он всем навязывает эту чудовищную ложь, хотя в письме я объяснила причину своего ухода.
Далси в раздумье нахмурилась:
– Говорите, вы оставили свое письмо на его столе? Сомневаюсь, что он получил его!
– Какое это имеет значение? – Беренис была слишком обессилена, чтобы рассуждать здраво. «Милосердный Боже, – думала она в отчаянии, – неужели мне никогда не избавиться от боли воспоминаний? Неужели меня вечно будет преследовать ощущение прикосновения его рук, его губ? Неужели мне не скрыться от мыслей, терзающих и не дающих успокоения? Да, я влюблена в него. Я узнаю это по тому трепетному чувству, охватывающему меня всякий раз, когда он смотрит на меня, по тому ощущению пустоты, когда его нет рядом».
Практичная Далси взяла инициативу в свои руки:
– Все эти пустые разговоры не помогут, леди! Давайте-ка, немедленно снимайте это платье!
– О, Далси, мне очень жаль, я испортила его. Посмотри, оно все забрызгано кровью, вымазано и порвано. Мне не следовало брать его без твоего разрешения. – Беспокоиться об этом сейчас было по меньшей мере нелепо, но Беренис не могла остановиться.
– Не переживайте из-за этого! – живо ответила Далси. – Я его выстираю, пришью новую кайму, и оно снова будет как новенькое. А теперь умойтесь и наденьте что-нибудь. – Говоря это, она рылась в шкафу в поисках подходящей одежды.
– Мне стоит одеться в черное – траур по Перегрину, – безучастно произнесла Беренис. – Но у меня нет ничего подходящего.
– А как насчет вашего розового платья? Если добавить к нему черную шаль, получится достаточно строго и пристойно.
Беренис кивнула и подчинилась. Вскоре она была умыта, надушена, и мягкий шелк облегал ее фигуру. Она сидела перед зеркалом, и световые блики играли на ее бледном лице. С усталым вздохом она закрыла глаза, когда Далси начала расчесывать ее волосы неторопливыми, успокаивающими движениями.
Она знала, что объяснения с Себастьяном не избежать. Она хотела этого и была готова. Далси права, она должна встретиться лицом к лицу с Себастьяном и спокойно и с достоинством пройти через это испытание. Трудно было возродить в ее истерзанной душе ту уверенность, которая еще совсем недавно горела в ней, делая ее надменной и дерзкой. Сердце сжималось при мысли о Перегрине и отчаянно колотилось от панического ужаса при воспоминании о выражении глаз Себастьяна, когда она ударила его по лицу. Сейчас Перегрин собирается в дальний путь, чтобы навсегда покинуть этот мир…
Почему он спас жизнь Себастьяну? Попытался оправдаться за свою прежнюю трусость? Или он действительно желал ей счастья и совершил единственный в своей жизни благородный поступок? «О Боже, пусть он простит меня, – молилась она. – Я не хотела, чтобы он умер, чтобы вообще кто-нибудь умер из-за меня».
Стук в дверь возвестил о появлении Квико, который сообщил, что граф желает видеть ее в кабинете.
– А, именно ты-то мне и нужен! – сказала Далси, принимая тот покровительственный тон, которым она иногда разговаривала с Квико. – Хочу поговорить с тобой о Джульетт Паскаль.
Беренис оставила их и шагнула в коридор.
Себастьян встал, когда она вошла, равно как и Грег, и Дэмиан, и полковник Перкинс. Напряженность казалась настолько осязаемой, что воздух можно было резать ножом.
Полковник прервал молчание:
– Что вы собираетесь делать с пленными, граф? Повесить? – спросил он, когда Беренис опустилась на стул и все мужчины заняли свои места.
– Если хотят, пусть остаются и работают на меня, – ответил Себастьян, поморщившись от боли в раненой руке. – Те, кто откажутся, могут попытать счастья в лесу. Мы дадим им запас еды и лошадей, и пусть отправляются своей дорогой. Одному Богу известно, выживут они или умрут, если попадут в руки враждебно настроенных индейцев.
«Я не вынесу, если мы будем сидеть здесь и делать вид, что у нас с Себастьяном нет жизненно важных вопросов, которые нужно немедленно выяснить», – нетерпеливо подумала Беренис. Она медленно поднялась, прижавшись спиной к столу и настороженно глядя на мужа. Он переоделся в белые холщовые бриджи, черные сапоги и белую рубашку с кружевными манжетами. Она смотрела на него и вспоминала о его поединке с Модифордом несколько часов назад. Как он проткнул его насквозь и вытер кровь со своей шпаги – хладнокровный, расчетливый убийца. Сейчас он был совершенно другим: просто уставшим, опустошенным, с раненой рукой, причиняющей боль. Мелкие напряженные морщинки пролегли у глаз.