освобождению будет легкой, что врата не окажутся тесными, а путь – узким?[577]
Глава 18
Вера
У слова «вера» множество значений, в которых необходимо разобраться. В одном случае это слово употребляется в качестве синонима слова «доверие» – например, когда мы говорим, что верим в диагностические способности доктора X или в честность адвоката Y. Сюда же относится наша «вера» в авторитеты – убеждение, что высказывания ряда людей на определенные темы, по-видимому, истинны, поскольку эти люди обладают особой квалификацией. В другом случае под «верой» понимается убежденность в истинности тех или иных предположений, удостовериться в которой у нас не было возможности, но мы знаем, что могли бы это сделать, будь у нас на то желание, возможность и необходимые средства. К примеру, даже те, кто никогда не бывал в Австралии, «верит», что там живет такое существо, как утконос; мы «верим» в атомную теорию, хотя сами никогда не проводили экспериментов, на которых эта теория основывается, и не способны понять математические расчеты, подтверждающие результаты этих экспериментов. Наконец, имеется «вера» в идеи, истинность которых мы никак не можем проверить, даже если захотим; примерами тут служат Афанасьевский символ веры[578] или те рассуждения, на которые опирается представление о непорочном зачатии. Такой тип «веры» схоласты определяли как акт разума, принужденного к согласию волей.
Вера в трех указанных значениях этого слова играет крайне важную роль не только в событиях повседневной жизни, но также в чистой и прикладной науках. Credo ut intelligam, как известно, и сюда можно добавить, что она ut agam и ut vivam[579]. Вера есть предпосылка любого систематизированного знания, любого целенаправленного действия и любой достойной жизни. Общества скрепляются не страхом большинства перед принуждающей силой меньшинства, а именно широко распространенной верой в порядочность ближних. Подобная вера как бы сама создает свой объект, а общее взаимное недоверие, скажем, вследствие войны или внутренних беспорядков, создает объект недоверия. Переходя из нравственной области в интеллектуальную, мы обнаруживаем веру в основании всякого организованного мышления. Наука и технология не смогли бы существовать, не верь мы в надежность вселенной; по справедливому замечанию Клерка Максвелла[580], мы имплицитно верим, что книга Природы – действительно книга, а не журнал, цельное произведение искусства, а не мешанина собранных вместе обрывков. К этой общей вере в разумность и надежность мира искателю истины надлежит добавить две особых разновидности веры – веру в авторитет квалифицированных экспертов (она позволяет ему соглашаться с точкой зрения, истинность которой сам он не проверял) и веру в собственные рабочие гипотезы, подталкивающую к проверке своих профессиональных убеждений посредством соответствующих действий. Такие действия могут подтвердить убеждения, подтолкнувшие к эксперименту, или, наоборот, могут доказать, что изначальная рабочая гипотеза была непродуманной, что ее следует изменить, дабы она соответствовала фактам и перешла, следовательно, из области веры в область знания.
К четвертому типу веры обыкновенно относят веру религиозную. Это словосочетание употреблять вполне допустимо – не потому, что другие типы веры в религии менее значимы в сравнении с мирскими делами, а потому, что волевое согласие с идеями, истинность которых не поддается проверке, существует в религии и только в религии, будучи характерным дополнением веры как доверия, веры в авторитеты и веры в непроверенные, но поддающиеся проверке положения. По мнению христианских богословов, именно этот тип веры оправдывает и спасает. В своей крайней и наиболее бескомпромиссной форме эта доктрина может быть очень опасной. Вот, например, отрывок из одного из писем Лютера: «Esto peccator, et pecca fortiter; sed fortius crede et gaude in Christo, qui victor est peccati, mortis el mundi. Peccandum est quam diu sic sumus; vita haec non est habitatio justitiae» («Будь грешником и греши обильно, однако еще более верь в Христа и радуйся Христу, грех, смерть и мирскую суету побеждающему. Покуда таковы мы, какие есть, жизни дольней не стать убежищем для праведности»). Вера в оправдание верой опасна тем, что может послужить оправданием греха и даже приглашением к нему, а также тем, что положения этой веры не просто не поддаются проверке, но и противоречат разуму, нравственности и открытиям тех, кто соблюдает все условия духовного проникновения в Природу Вещей. В своем сочинении «О рабстве воли» (De Servo Arbitrio) Лютер писал: «Мы стремимся выяснить, на что способна свободная воля, от чего она зависит, какое отношение она имеет к Божьей благодати. Если мы этого не знаем, то мы ничего не понимаем в христианстве и окажемся хуже всех язычников. Тот, кто этого не понимает, должен признать, что он не христианин. А тот, кто отвергает это или пренебрегает этим, должен знать, что он – злейший враг христиан. Потому что если мне не будет известно, что, в какой мере, насколько я в состоянии сделать для Бога, то в равной степени мне неведомо и неизвестно, что, в какой мере и насколько может сделать и сделает для меня Бог, так как один только Бог производит все во всех. Не зная ни дел, ни могущества Божьего, я не знаю и самого Бога. Не зная Бога, я не могу ни чтить Его, ни славить, ни благодарить Его, ни служить Ему, потому что я не ведаю, насколько я обязан самому себе, а насколько Богу»[581]. Откровение (которое при условии своей подлинности является просто воспоминанием о непосредственном опыте человека, чистого сердцем и нищего духом настолько, что он способен лицезреть Бога) ничего не говорит обо всех этих жутких взглядах, к согласию с которыми воля принуждает разум, совершенно естественно и справедливо упирающийся. Такие воззрения суть не озарения святых, а плоды деловитой фантазии юристов, столь далеких от преодоления самости и предрассудков своего образования, что они имели глупость и наглость объяснять мироздание категориями иудейского и римского права, с которыми им довелось ознакомиться. «Горе вам, книжники и фарисеи!»[582] – изрек Христос. Эти слова были пророческими и останутся таковыми навсегда.
Вечная Философия представляет собой духовную сердцевину всех высших религий; для принятия Вечной Философии и для жизни в соответствии с нею вовсе не требуется вера, о которой писал Лютер. Разумеется, необходима вера как доверие – ибо доверие к ближним является начатком милосердия, а вера в не только материальную, но также в нравственную и духовную надежность мироздания выступает начатком любви к Богу. Еще нужна вера в авторитеты – вера в тех, кому бескорыстие дало право познать духовную Основу сущего, познать непосредственно и опосредованно. Наконец, должна присутствовать и вера в такие утверждения о Реальности, которые сформулированы философами в