Такой вот воображаемый диалог вел оборванец-кули с важным господином в белом костюме из шелковой чесучи и даже беззвучно шевелил губами, продолжая бежать ровным, широким шагом параллельно с другой рикшей. А господин обмахивался веером, даже не подозревая о своей центральной роли в драматической дискуссии о временах и нравах.
Не доезжая до перекрестка Шусань с Северной Сечуаньской дорогой, рикши стали мастерски, плавно гасить набранную инерцию, и встали одна подле другой у тротуара перед невысоким красным строением, состоявшим из полуподвала и единственного этажа. Этот дом напоминал экзотическое слово, позаимствованное английским из китайского: его со всех сторон окружали высокие, массивные здания в колониальном стиле. Почему-то вызывали умиление его архаичность и одиночество, а также по-китайски вздернутые углы его зеленой черепичной крыши. Миниатюрные оконца верхнего этажа и заслонявшие их золотисто-желтые деревянные решетки выгодно подчеркивали темно-красный оттенок фасада.
По бокам здания вспыхивали неоном и гасли три вертикально расположенных китайских иероглифа: на торговых улицах Шанхая все должно было день и ночь мигать, блестеть, пестреть — одним словом, привлекать внимание. Гораздо более скромная вывеска с немецкой надписью FOTO AGFA была расположена горизонтально. Наверно, эти три мигающих иероглифа означали примерно то же, но как это звучало по-китайски, нам неведомо.
Двери были заперты, а к стеклу прикреплена табличка, возвещавшая по-английски и по-китайски: «Закрыто». Должно быть, на обед, что здешним знойным, липким от влаги летом могло растянуться часов эдак до пяти. В пять с моря начинал дуть легкий бриз. Выбравшись из кресла рикши, импозантный и явно заносчивый китаец настойчиво позвонил в дверь и, дожидаясь, чтобы ему открыли, стал рассматривать витрину. А там влюбленно смотрели в глаза друг другу Роберт Тейлор и Грета Гарбо, Фред Астер и Джинджер Роджерс — слащавые, неестественно раскрашенные от руки, почти неузнаваемые. Вокруг знаменитостей разместилось множество индивидуальных и групповых портретов — образчиков мастерства, с которым в этом фотоателье раскрашивали анемичные черно-белые снимки. Китайским клиентам это нравилось: какой же смысл выбрасывать деньги на фотографии, если на них все так же серо и скучно, как в жизни!
Мелодично звякнул колокольчик, дверь отворилась и на пороге вырос русоголовый гигант с прозрачными светлыми глазами на слегка припухшем со сна, лоснящемся от пота лице. Лохматый и довольно неряшливый, он представлял собой весьма распространенный в здешних краях тип опустившегося, тяжело пьющего европейца. Очевидно, посетитель прервал его сиесту: гигант громогласно, сладко зевнул.
— Добрый день, сэр. У меня для вас товар, — сняв шляпу, сказал китаец по-английски и почтительно, однако со сдержанным достоинством, поклонился.
— Товар, значит?… Ладно, давайте его сюда, посмотрим! — и он вновь равнодушно зевнул.
Пассажир подал знак кули, который подобострастно бросился исполнять приказание вопреки кое-каким расхождениям во взглядах между ним и человеком в белом. Он подхватил чемодан и почти бегом понес его в дом. В расчете на чаевые, он мелко семенил, демонстрируя сугубое старание. Пассажир вручил ему и его товарищу по мятой засаленной купюре и барским взмахом руки отпустил их на все четыре стороны.
Но рикши, конечно же, ни на какие четыре стороны не убрались, а разразились пискливыми криками и сетованиями: разыграли отработанную множеством поколений сценку, цель которой — убедить клиента, что пожалованные им чаевые позорно малы, что они оба делали свое дело просто замечательно, а вот «маста-маста» почему-то жмется, из чего следовало, что надо бы добавить. «Маста-маста» по китайским фонетическим понятиям звучало в точности как «мистер» или «мастер», и наши рикши с непоколебимой твердостью верили, что общаются с пассажиром по-английски. Чванливый же маста-маста в той же тональности ритуального скандала поведал им о своей уверенности в том, что они — сыновья черепах и лягушачьи внуки, алчные воры и жулики нижайшего пошиба. А затем сердито сунул каждому еще по монетке. Расплывшись в улыбке, рикши поклонились и исчезли вместе со своими колясками, заливаясь довольным смехом: им таки удалось надуть иностранца.
14
Оставшись вдвоем, светловолосый гигант и его гость прошли в полутемное помещение с тростниковыми шторами на окнах. Пропеллер потолочного вентилятора усердно гонял влажный знойный воздух, но прохлады не приносил. Вскользь осмотрев улицу, хозяин запер дверь и проверил, читается ли снаружи табличка с надписью «Закрыто». Только после этого он развел огромные, как лопаты, ручищи и обнял китайца. Расцеловать друг друга в щеки им было непросто: рослому европейцу пришлось в три погибели согнуться, а миниатюрному китайцу подняться на цыпочках. Но была бы охота да старание: ритуал был соблюден, и высокий хозяин одобрительно похлопал своего посетителя по спине — как хорошего, послушного ребенка.
— Ты уверен, что за тобой нет хвоста? — спросил он. — Ищейки Кэмпэйтай совсем озверели, скоро и в сортире от их компании не избавишься.
«Кэмпэйтай» было словом, которое вызывало почти мистический ужас. Так называлась тайная военная полиция оккупантов, японское гестапо, преследовавшее националистическое и коммунистическое подполье в оккупированных районах страны, а также запрещенные антияпонские организации и движения студентов.
— Да уж не волнуйся, я свое дело знаю. Даром я, что ли, просадил вчера сто зелененьких долларов в маджонг? Стыд и позор! Зато угадай, кто их у меня выиграл… Санеёси-сан, собственной персоной!
Капитан Масааки Санеёси возглавлял шанхайский департамент Кэмпэйтай. Этот садист собственноручно ломал кости своим жертвам и подвешивал их вниз головой. Кроме того, он был циничным вымогателем и азартным игроком.
— Санеёси?! — воскликнул европеец. — Ты с ума сошел, сам лезешь в пасть к волку!
— Почему бы и нет? Я что, невкусный? А Санеёси — милейший человек: ночь была поздняя, и он велел собственному шоферу доставить меня в целости и сохранности в Парк-отель. Видишь, какие славные ребята служат в Кэмпэйтай? Я даже думаю, что в ближайшее время с их стороны последует успешная попытка завербовать меня в качестве информатора. Если только майор Смедли из Американской миссии не опередит их.
— Буду гордиться нашим знакомством, — кисло обронил блондин.
— Можешь начинать гордиться уже сейчас, только сперва втащи этот чемодан наверх.
Чемодан был тяжеленный, и здоровяк запыхался, волоча его по узкой тускло освещенной лестнице. Китаец развалился в бамбуковом кресле и вновь принялся обмахиваться веером, а он неуклюже присел на корточки и открыл чемодан.
Внутри не было никаких личных вещей — только ящик из досок неструганного сибирского кедра с черной надписью по трафарету: Uralmash — USSR.
Отодрать крепко приколоченную крышку оказалось делом нелегким. Разворошив упаковочные опилки, он осторожно достал и разложил на полу, как на выставке, радиолампы, конденсаторы и сопротивления, соленоиды, амперметр и модулятор, а также всякие другие мелочи, нужные для сборки коротковолнового радиопередатчика.
Китаец молча покачивался в кресле, пока его товарищ внимательно осматривал части, нежно их поглаживал или просто стряхивал с них пыль и опилки. В заключение он достал какую-то радиолампу, торжественно ее поцеловал и высоко — жестом нью-йоркской статуи Свободы — поднял над головой, изрекая историческую прокламацию:
— Наконец-то! «Тунгсрам» UX 210!
Его энтузиазм, однако, не встретил отклика, так что, опустив руку, он уже деловито спросил:
— А что там с шифровальщиком?
— Будет, — лаконично ответил китаец. — От Рамзая через Франкфурт отправили на фирму запрос. Сам главный обещал.
— Они там, на фирме, мастера обещать, да только обещанного три года ждут. А Рамзай не забыл передать мое требование, чтобы шифровальщик владел языками и стенографией? Безоговорочное требование!
— Вот как, даже безоговорочное! А не угодно ли тебе, чтобы он, к тому же, был специалистом в области классического балета, разбирался в археологии и тригонометрии? Или еще в чем-нибудь покруче?
Здоровяк ответил иронией на иронию:
— Твоя исключительная интеллигентность всегда производила на меня глубочайшее впечатление! Нет на свете ничего умнее умного китайца. Чего-чего, а крутых — масштабных! — идей у умного китайца хватает. Например, положить миллион душ на строительство Великой Китайской стены, которая, в конечном итоге, не уберегла китайцев от монгольского нашествия, зато спасла монголов от китайского наступления. И что потом с ней, с этой стеной, делать? Ясное дело, объявить ее туристическим объектом.