и в полноценном с ним соавторстве.
Авторы были только счастливы сотрудничеству с мэтром — не возражал и Досталь. Рязанов с некоторым облегчением отвлекся от забот по розыску средств для «Тихих Омутов» — и взял в свои руки бразды правления совершенно другим проектом. В конце концов в этой роли он чувствовал себя куда увереннее и комфортнее, чем в положении «нищего художника», вынужденного ждать явления спонсора как некоего бога из машины.
С героинями сценария Моисеенко — Новотоцкого — Рязанова, окончательно названного «Старые клячи», мы знакомимся в относительно благополучный для них период — в конце 1980-х, когда увлеченные самодеятельностью подруги регулярно выступают в качестве квартета «Трубные голоса». Квартет возглавляет железнодорожный диспетчер Мария — «огромная русская красавица, будто сошедшая с полотен Кустодиева»; остальные участницы — «дылда» Анна, заведующая лабораторией в НИИ; «маленькая, не очень-то красивая, но одухотворенная женщина» Люба, работающая учительницей; и, наконец, член завкома Елизавета, «самая музыкальная из всех, но и самая ветреная».
Спустя одиннадцать лет все четыре женщины предстают перед нами одинокими и, по сути, предельно несчастными: дабы прокормиться, Мария торгует на улице пирожками, Лиза — фруктами, Люба — газетами, а техническая интеллектуалка Анна и вовсе моет машины. Однако подруги бодрятся и по-прежнему тесно общаются друг с другом.
Ключевой конфликт приходит в движение с появлением в повести Василия Георгиевича Хоменко — «тридцатилетнего президента очень крупной рыботорговой компании», который обманным путем заставляет Любу переписать на него большую квартиру с окнами на Кремль, доставшуюся бывшей учительнице от отца, крупного военнослужащего.
Подруги объединяются против Хоменко, ища всевозможные пути возвращения Любе ее законной собственности. Поначалу, впрочем, им удается лишь по-разному пакостить нечистоплотному бизнесмену. Для того чтобы выведать у Хоменко деловые секреты и насолить ему уже по-крупному, рыботорговца соблазняет Лиза, в советской молодости слывшая кокоткой, а ныне ведущая образ жизни набожной монахини. Но подруги уговаривают ее тряхнуть стариной — и Елизавета в образе немки-туристки с успехом выполняет свою миссию.
«За окнами номера люкс виднелись кремлевские башни. В номере после любовных утех царил разгром.
Совершенно затраханный Хоменко лежал на измятой постели, прикрывшись простыней. Рядом с ним стояла обнаженная Лиза. Надевая халат, она смотрела на Хоменко с превосходством.
— Дас ист фантастишь! Профессионалка! — пробормотал, засыпая, кавалер.
— Васья! Усталь, милый! Надо поспать!
Лиза закрыла рукой Хоменко глаза, как покойнику, и поцеловала его в лоб. Хоменко повернулся лицом к стене и начал храпеть.
— Профессионалка! Это настоящий комплимент! Прости, Господи! Прости, Господи! — перекрестилась Лиза».
Насчет исполнителей ролей этого своеобразного любовного дуэта Рязанов определился сразу (фамилия Хоменко говорит о том сама по себе). И еще до окончания работы над сценарием Эльдар Александрович отправился смотреть театральный мюзикл «Бюро счастья», в главных ролях которого были заняты оба необходимых ему актера — Людмила Гурченко и Николай Фоменко.
По окончании представления Рязанов заглянул за кулисы к дважды прославленной его фильмами артистке:
«— Люся, сейчас дописывается один сценарий.
Он сделал паузу.
— На какую тему? — спросила я, чтобы заполнить паузу.
— Да вот, название… Думаю… название будет „Старые клячи“.
Вот почему была совсем „нерязановская“ пауза. Он, видно, не забыл, что я однажды отказалась играть в его фильме „Небеса обетованные“, хоть и роль писал в расчете на меня. Тогда я сказала, что „еще успею, Элик, это у меня впереди“. <…>
— Элик, ей-богу, противно, что „старые“, но то, что „кляча“, — это точно про меня».
И в процитированной сцене 63-летняя на момент съемок Людмила Гурченко действительно предстала на экране обнаженной, пусть на одно мгновение.
Роль кроткой Любы была предложена пять раз снимавшейся у Рязанова Лии Ахеджаковой, а замкнутую Анну предстояло сыграть Ирине Купченко, дотоле лишь раз засветившейся в рязановском фильме. Естественно, и они не отказали великому режиссеру.
Энергичной могучей Марией, по первоначальному замыслу, должна была стать Наталья Гундарева, но она сниматься не смогла. Ее заменила Светлана Крючкова, которая когда-то как раз отказалась от роли у Рязанова в пользу той же Гундаревой.
«Когда прошло недоумение от звонка: „Вас беспокоят из группы Эльдара Александровича Рязанова“, я почему-то спросила: „А какие еще были кандидатуры на предлагаемую мне роль?“ И мне откровенно ответили, что Рязанов хотел снимать Наташу Гундареву, но она занята, а обязательным условием для съемок в „Старых клячах“ является постоянное присутствие главных героинь в Москве на протяжении трех месяцев (снимали мы практически без выходных)».
Впервые, таким образом, познакомившись с Эльдаром Рязановым, Светлана Крючкова с первого дня и уже навсегда стала одной из самых горячих приверженок этого режиссера, хотя в дальнейшем у него уже не снималась:
«Все слухи, которыми обрастает любая значительная творческая фигура, оказались сильно преувеличенными. Его легендарные „капризы“ оказались всего лишь нормальной реакцией очень трудолюбивого человека на тот невообразимый административный бардак, который, к большому сожалению, царит сейчас почти на всех съемочных площадках. Он приходил на съемки первый и уходил последний. Он, зная слабости сценария, накануне обсуждал завтрашнюю сцену. Внимательнейшим образом прислушиваясь к мнениям Люси Гурченко, Иры Купченко, Лии Ахеджаковой и моему, он легко шел на импровизацию. Он переснял обе наши с Ромочкой Карцевым любовные сцены разных лет, потому что увидел и почувствовал, что за время работы над фильмом наши с Ромой отношения стали гораздо более доверительными и теплыми. А иногда (когда особенно уставал) повторял: „Зачем я всем этим занимаюсь?! Я ведь могу сидеть у себя на даче на Валдае и просто писать… Зачем мне все это надо?“ Но как он может жить без живого процесса?»
Крючковой вторила и Людмила Гурченко:
«Эльдар. Он титан. Остановилась картина „Тихие Омуты“, нет больше денег. Скудные государственные средства кончились. Доставай, режиссер, сам. Досталь предложил Эльдару сценарий „Кляч“ и деньги, о которых говорят: малобюджетное кино. Семьсот тысяч долларов. Две серии. <…>
В перерывах, когда мы могли перекусить, позвонить домой, Эльдара не было. Он ездил на приемы к людям, которые могли бы как-то помочь закончить недоснятые „Тихие Омуты“. Дошел до Примакова. Оттуда вернулся бледный, взволнованный.
— Ах, что будет, то и будет… больше нет ни сил, ни… да ничего больше нет. <…>
Первый съемочный день, как правило в кино и как назло, был одним из финальных кадров всего фильма. Я появилась в красивом гриме, в синем платье с хвостом и в рыжей лисе. Обстановка в первый день нервная, многое не ладилось. Еще бы! Без подготовительного периода ворваться в большую картину!
— Что это за Марика Рёкк! Мне нужна Люся Гурченко! — кричал Эльдар. <…>
Зато на следующий день у меня середина фильма. Когда прошло одиннадцать лет с начала перестройки. Значит, моей „кляче“ лет пятьдесят пять. А что такое пятьдесят пять лет женщине, которая