А потом они неуклюже плюхнулись на койку. Под ними была мягкая, пористая гравитация. Все вернулось в обычное состояние; или, наоборот, ничего не вернулось. Атмосфера казалась тонкой и вязкой, тусклый свет — ослабевшим и серым.
Сверхпространство.
Саския прижалась к Табите, плача так, словно у нее разрывалось сердце, и умоляя Табиту спасти ее, увезти домой, вернуть ей брата.
Если временами Саския и ее брат-близнец напоминали Табите Трикарико, то они напоминали ей и Реллу — по этой своей манере бросаться в крайности: от некоторой уверенности в себе и экзальтации в следующий момент падать в пропасть бесконечной и безутешной скорби. И ждать от тебя, что ты будешь разделять их состояние.
— Я хотела быть сама по себе, — немного успокоившись, хрипло сказала Саския, — но не так…
— По крайней мере, он был счастлив, — сказала Табита, прижимая к себе Саскию.
— Он сошел с ума, — с всхлипывающим вздохом ответила та.
— Он был счастлив, — повторила Табита. — Ему там действительно нравилось. Некоторым людям нравится.
Но Саския не желала с этим соглашаться. Ее брат ударился головой во время крушения:
— Он сошел с ума! Говорю тебе!
— Хорошо, — сказала Табита, — ну и что? Даже если так? Если бы мы были сумасшедшими, мы были бы счастливы здесь. Разве это не было бы приятно? — Она повысила голос. — Разве это не было бы приятно, капитан Пеппер? Мы получали бы удовольствие. Вам бы это понравилось, да? Вы ведь любите, когда ваши пассажиры наслаждаются путешествием, правда?
Но Саскию не так-то просто было отвлечь:
— Если я не могу говорить с ним, я хочу говорить о нем, — заявила она.
Табите этого не хотелось. Но это все-таки было какое-то занятие. И если это все, чем она может помочь Саскии, она это сделает.
Саския заговорила. Ее голос дрожал:
— Он никогда не радовался, когда я грустила. Мы чувствовали одинаково. Мы все. Если одному из нас было грустно, остальные подбадривали его. Мы были так счастливы! Мы не знали… даже не знали, что мы… — Она сглотнула, потом сильно чихнула. — Тогда было легче — когда нас было пятеро. Не хочу об этом говорить, — добавила она.
Табите, в свою очередь, хотелось. Не подумав, она спросила:
— А вы правда из Абраксаса?
— Кто еще мог такое сделать?
— Не знаю, — отозвалась Табита; но о том, что пронеслось у нее в мозгу в тот момент, она думала раньше, и не раз: что Близнецы Зодиак были не экспериментальные создания, не постгуманоиды, вовсе не были получены путем клонирования и не явились из Абраксаса, а что они с Земли, откуда-нибудь из Европы, из какой-то гористой местности, где есть коровы. Что они цирковые артисты со странными амбициями и, как большинство артистов цирка, — очень хорошие актеры.
Саския сказала просто:
— Я просто все время думаю. А Могул мертв. Я думаю о чем-нибудь, а потом обнаруживаю, что в конце я прибавляю: а Могул мертв. Это не горе. Пока нет. Если они нас скоро отсюда не выпустят, я покажу им настоящее горе, — сказала она, и ее голос стал низким и напряженным. — Я покажу им горе.
Словно она точно знала, что на уме у Табиты.
— Табита, — сказала Саския. — Я к этому привыкла. Так со мной было всю жизнь: меня запихивали в ящик, и люди смотрели на меня. У нас была своя квартира — большая детская с такой же средой, как у Ханны. Серафимы и Херувимы все время приходили и уходили.
А потом нас осталось только двое, и Кстаска вывела нас и посадила на корабль, и мы решили, что пришел наш черед.
Но домой мы так и вернулись.
Саския придвинулась поближе к Табите, ища утешения. Она была совсем невесомой.
Саския продолжала:
— Мы бежали из одного ящика в другой. Где мы прятались? В кабаре. Как будто не могли прожить без того, чтобы люди не смотрели на нас.
— Ты думаешь, для этого они и… сделали вас?
— Мы думаем, они хотели доказать сами себе, что они могли делать… по-прежнему могли делать обычных людей. Обычных! МЫ — это, то есть, мы были, мы были такими, какими представляют себе обычных людей Серафимы.
— Значит, они все это придумали.
Саския подозрительно посмотрела на Табиту.
— Ты не обычный человек, — заверила ее Табита.
— Каждый человек не обычный, — нетерпеливо ответила Саския. — В этом весь смысл. Мы были единственными, кто мог бы стать обычными, нас было пятеро, абсолютно похожих друг на друга. А все остальные — в мире нет двух одинаковых людей. А теперь и из нас я осталась одна.
Табита подвинулась, чтобы утешить ее, но в этот момент Саскию беспокоило не то, каким образом она достигла своей уникальности.
— И теперь я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО такая же, как все! Табита! Я обычная!
Табита улыбнулась:
— Ты понимаешь, что только что сделала спираль? То, что ты говорила. Ты дважды обернулась вокруг своей оси.
Саския не поняла.
— О, не важно, — сказала Табита и поцеловала ее в лоб.
— Ты надо мной смеешься.
— Ничего подобного! Разве я смеюсь? Разве?
— Да.
Табита засмеялась:
— Ну, хорошо, — сказала она. И погладила Саскию по спине. Потом остановилась.
— Сколько вы пробыли… сколько тебе лет?
— Девять, — ответила Саския.
Табита была ошеломлена и уязвлена.
— А, ну это-то совсем просто, — сказала Саския, неправильно истолковав причину изумления Табиты. — Общая акселерация — для них это была основа основ.
Табита была не совсем уверена, что для нее это основа основ. Правда, теперь с тем же успехом может стать. Но все же понадобится какое-то время, чтобы к этому привыкнуть.
— А как ты это делала, с усами?
— С какими усами? У меня нет усов.
— Об этом и речь.
— Тогда о каких моих усах идет речь?
— Они у тебя бывают. Иногда. Когда ты, когда мы… Когда ты пришла в мою кабину…
— Это была не я, — упорствовала Саския. — Могул… иногда… он…
Табита подумала, что могло бы не заставлять Саскию на каждом шагу вспоминать Могула.
Дверь без стука отворилась.
— Еда, — сказала Саския.
За дверью стоял большой черный робот.
Женщины смотрели на него, тут же насторожившись.
Робот сделал шаг в камеру, потом остановился. На его груди открылась скользящая дверка, и появилось углубление. Из углубления он извлек две герметичные упаковки на небольшом подносе, и по камере разнесся запах восстановленного лука.
— Еда, — сказал Шин, стоя за спиной у робота с блоком дистанционного управления.
— Наконец-то, — сказала Саския. Они с Табитой уже протянули руки к пакетикам, но робот убрал их назад в углубление. Маленькая дверка захлопнулась.
— Эй! — крикнула Саския.
Вокруг черепа робота замелькали крошечные вилочки голубых молний.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});