Читать интересную книгу Ведущий в погибель. - Надежда Попова

— Нет, — отозвалась она твердо, сделав еще шаг, и сквозь пелену в глазах стало различимо, что от двери к ее кровати ведет узкая дорожка, не захваченная горящими свечами. — Просто подойди… Если, — повысила голос она, когда Курт снова стиснул пальцы на ручке двери, — если сейчас ты выйдешь из этой комнаты, больше ты сюда не войдешь — ни сегодня, никогда. И жалеть об этом ты будешь до конца своих дней.

— Я… не смогу, — выдавил он с усилием, и Адельхайда улыбнулась, протянув навстречу открытую ладонь:

— Сможешь. До меня всего несколько шагов. Это легко. Просто иди вперед. Или впереди ты не видишь того, ради чего стоило бы постараться?

Он видел. Видел, как огонь отражается от ее тела, расцвечивая кожу алыми отблесками, окутывая ее с головы до ног, и в горячем воздухе проскользнули явственные оттенки знакомого пепельного запаха…

Это просто копоть с фитилей, с невероятным усилием собрались вместе мысли. Просто сквозняк, и фитили обгорают. Просто огонь дает блики на ее тело. Это просто свечи, не горящий залитый смолой пол, не полыхающие стены — просто свечи…

— Иди, — повторила Адельхайда настойчиво, и он, наконец, отлепился от двери, сделав шаг — один короткий шаг на дорожку среди пламени, стараясь не смотреть вокруг, пытаясь видеть только то, что перед ним. — Просто иди! — коротко приказала она, и Курт, выдохнув, сорвался с места, пройдя оставшиеся пять шагов за мгновение, не чувствуя ног, не чувствуя себя, ощутив лишь тело, подавшееся навстречу и прижавшееся к нему. — Вот видишь, — шепнул тихий голос, смешавшийся с потрескиванием огненных сверчков вокруг. — Ведь я же сказала. Ты можешь.

Глава 23

Он лежал на маленьком островке, на крохотном клочке безопасности посреди озера, окружающего со всех сторон — огненного озера; пламя свечей подрагивало, словно огненные бабочки стремились сорваться с тонких почернелых стебельков и перенестись сюда, на этот островок…

— Все занялись идеей меня излечить, — выговорил он, отвернувшись от их пламенных трепещущих крылышек. — Один из моих инструкторов изобрел, по его мнению, безотказный способ, на исполнение которого, правда, ему дозволения не дали.

— Запереть в горящем доме? — предположила Адельхайда с улыбкой; он поморщился.

— Запирать, — поправил Курт. — Раз в неделю. Он убежден, что это поможет — если не оставит меня вовсе умалишенным.

— Думаю, мой способ все же приятнее. Надеюсь, теперь, вспоминая пламя вокруг, ты будешь думать не только о замке фон Курценхальма.

— Полагаю, therapia должна быть повторена — для закрепления эффекта; и раз в неделю — это, считаю, недостаточный курс, — заметил он серьезно и, бросив взгляд на пол, вновь с усилием отвел глаза от горящих свечей. — А если бы вышло наоборот? Так ведь может и impotentia приключиться.

— Не с тобой, — возразила она убежденно. — Боязнь опозориться — твой самый большой страх в жизни, перед ним меркнет даже твоя пирофобия; я знала, что делала. Наверняка когда-то в своей прошедшей жизни ты осрамился не на шутку, раз уж теперь это так в тебя въелось… — Адельхайда умолкла на мгновение, глядя на его помрачневшее лицо, и осторожно предложила: — Не хочешь рассказать?

— Нет, — отозвался Курт четко и сам поморщился от собственной резкости. — Нет, — повторил он спокойнее. — Не хочу и не расскажу. Никому. Никогда.

— Ты дернул плечом, — заметила она и, встретив вопросительный взгляд, повторила: — Ты дернул левым плечом, как будто засаднила рана — но этому прострелу года два, он не может болеть… Вот в чем дело? не можешь себе простить неудачи с Каспаром?

— Не хочу об этом говорить.

— Не совсем, — сама себе ответила Адельхайда, все так же пристально вглядываясь в него. — Но я почти попала.

— Быть может, хватит на сегодня терапевтических изысканий? — недовольно предложил Курт. — Что-то они начали плавно переходить в хирургические.

— Ну, хорошо, — согласилась она с улыбкой, мягко накрыв ладонью неровный круглый шрам под ключицей. — Больше не буду… А это откуда? Попытка суицида?

— Слава Богу, нет, — усмехнулся он, повернув правую руку и рассматривая рубец над запястьем. — Догонял одного шустрого малого. Кованая ограда, острый выступ, испорченная куртка.

— А это?

— Это на память от его сиятельства герцога фон Аусхазена… — на две давно затянувшиеся короткие раны у плеча он взглянул, поморщась, и спрятал руку под подушку, перевернувшись на живот. — Если бы не подоспели наши — не знаю, обошлось ли бы двумя порезами. Он был неплох.

— А здесь что за народные узоры? — ее палец прочертил длинные полосы по спине, и Курт передернулся, отстранившись:

— А это личная подпись одной красотки со склочным характером.

— Неправда, — надула губы та, — характер у меня чудесный. Так поверх чего я расписалась?

— Поверх конспектов воспитательных лекций во дворе академии.

— Хм. Не образцовый мальчик.

— Я давно исправился, — возразил он серьезно. — Теперь я само благонравие, не заметила?

— Наверное, я очень невнимательна, — вздохнула Адельхайда, улегшись на спину, и недовольно вздохнула: — А вот мне похвастаться нечем. Я себе шрамов позволить не могу.

— Специфика работы?

— Порой приходится, — согласилась та коротко, и Курт осторожно уточнил спустя мгновение тишины:

— И не противно?

— Бывает, — отозвалась она еще кратче.

— Для чего ты это делаешь? Со мною все ясно, меня к будущей службе приучили с детства, но почему… себя отдала этой службе ты? Конгрегация едва не поставила тебя на костер — а ты за нее рискуешь жизнью и… идешь, как я понимаю, на многое. Почему?

— Не «Конгрегация», — поправила Адельхайда, — а один закоснелый болван. И он не причина к тому, чтобы зарыть в землю все то, что в моих руках. А в руках моих — знания, умения и способность их применить… Когда закончится обязательное десятилетие, когда ты отслужишь положенный строк — уйдешь из Конгрегации или останешься?

— До сих пор об этом не думал; до того дня надо еще дожить, в чем я сильно сомневаюсь… Но если доживу, то — скорее, нет. Точно нет. Я на своем месте, для чего искать другое?

— Вот и я — на своем месте. Того, что я умею, не умеют другие; таких возможностей, как у меня, нет у других. Мне по душе то, что делает современная Конгрегация, что происходит в Германии сейчас, и если надо оказать этому помощь, все равно какую, я так и сделаю — потому что могу. «Potest, ergo debes[172]», перефразируя излюбленное выражение одного из моих знакомых…

— «Debes, ergo potest[173]», любит говорить этот знакомый? — усмехнулся он, и Адельхайда улыбнулась:

— Кажется, я понимаю, что за инструктор измыслил столь радикальный метод излечения.

— Хауэр вообще большой выдумщик, — покривился Курт. — Думаю, за то и ценят. Что ж, вопрос «о, и ты тоже была там?!» будет бессмысленным и прозвучит глупо… Прими мои соболезнования.

— Это того стоило, — возразила та убежденно. — Для нас обоих это было полезным; я постигла некоторые умения, а Хауэр получил неоценимый опыт на будущее — думаю, я не последняя женщина-следователь в Конгрегации. И уже не единственный агент.

— Выдаешь секретную информацию, — заметил он, и Адельхайда ахнула с нарочитым испугом. — Свой излюбленный трюк со свечой он тебе представлял? Отчего-то мне кажется, что никто из его воспитанников его еще не повторил; быть может, наверху просто не умеют пока распознавать какую-то особую способность, которая и помогает ему?

— У Александера на этот счет своя теория. Я не могу высказать ее Хауэру, ибо не могу назвать ему теоретика и изложить обоснования, им приведенные…

— И что ж это?

— «В человеке есть собственная сила» — Хауэр любит повторять это, но он не понимает, насколько прав. Вспомни, что говорил Александер, что он рассказывал о собственном прошлом. Стриг получает куда больше, когда научается убивать, когда он умеет выпить не только кровь, но и саму жизнь, ту самую человеческую силу, что он отнимает с последним глотком. И тот, кто имеет подобный опыт, может сказать тебе, что у одного человека эта сила невелика, от другого можно не получить и вовсе почти ничего, кроме удовольствия, а третий насыщает все существо своего убийцы так, что это, бывает, мало различно с полученным от выпитого стрига, недавно обращенного. Думаю, что Хауэр и был бы как раз не закуской, а полноценным обедом. С десертом. Не в том дело, насколько сильно и в каком направлении толкает воздух рука — он пошел по ложному пути; дело в том, как человек умеет собрать, накопить в себе эту силу и выбросить ее через себя… Но пока это лишь теория, высказанная, ко всему прочему, не человеком, посему я молчу.

— Теория, похожая на истину, — выговорил Курт задумчиво, припомнив, как ныла рука, едва не затушившая ту свечу на гостиничном столе, как казалось тогда, что сквозь нее будто прошло что-то почти вещественное… быть может, и впрямь — не казалось?..