В лесу раздался треск.
Долгий протяжный стон, хруст веток: что-то надвигалось на них из темноты, шло, не таясь, сознавая свою силу, невидимое чудище, злой дух Эльмота. Анке и вскрикнуть не успела – мальчишка схватил ее за руку, оттащил в кусты. А тот, рвущийся сквозь ветки, выбрел на дорогу, отчетливо различимый в озерах лунного света – высокий, черный, с раскидистыми рогами на горбоносой голове. Снова вздохнул и скрылся в чаще – молодой лось, Alces из семейства оленевых отряда парнокопытные.
Анке и мальчик посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Бр-р-р, ну и дубак!
Лесная дорога вывела их на высокий речной берег. Над водой стелился туман, его жемчужные пряди цеплялись за ветки ив, касались кожи зябкими влажными пальцами. Скулы сводило от холода.
– Д-да уж, – стуча зубами, согласилась Анке. – А сегодня солнцеворот, знаешь? Раньше в такие ночи всегда разжигали костры. И прыгали через них, чтобы год был удачным.
Мальчик фыркнул.
– Правда, что ли? Вот чумовые! Жалко, спичек нет, а хотя… – Он снова схватил ее за руку, и от его прикосновения странно заныло в низу живота. – Вон тот куст, видишь? Пусть он будет как бы костер.
Анке хлопнула ресницами.
– Надо двигаться, а то совсем задрыгнем. Бежим!
Он рванулся с места, и Анке послушно заторопилась следом, она была как железная гайка, которую притягивает магнит. Как перышко, подхваченное ураганом, сама не своя.
– Прыгаем!
Отталкиваясь от земли, Анке испугалась, что сейчас они грохнутся в самую гущу колючих веток, но они, не размыкая рук, приземлились в некошеную траву. Над головой подрагивали лиловатые в темноте соцветия кипрея. В книжках пишут, если влюбленные вместе перемахнут через огонь, то их союз будет вечным – впрочем, с грустью подумала Анке, мы не влюбленные, да и костер был лишь понарошку.
– А теперь играем в вездеход, – объявил мальчик. – Делай как я.
И он на четвереньках ринулся в травяные дебри, выкрикивая:
– Я вездеход-один! Я вездеход-один! Держу курс на космическую станцию!
Потом, запыхавшиеся, разгоряченные и насквозь промокшие от росы, они сели на пригорке, тесно прижимаясь друг к другу. В небе мерцали звезды, и одна из них была – Альфа Центавра.
– Моя сестра обожает эту игру, – сказал мальчик. – Она мелкая, три года. И брат есть, еще младше. А у тебя?
– Только родители. И то папа… – Анке замолчала.
Мальчик тронул ее за плечо.
– Слушай, а зачем ты поехала? В Эльмот, ясное дело.
И Анке ему обо всем рассказала.
– Значит, не получилось?
Она горестно кивнула, моргнув своими чумовыми глазищами. Тогда он вскочил:
– Делов-то! Айда попробуем вместе! Все будет зашибись.
Он потянул ее в лес. Обалденная девчонка! Не то что овцы из его класса – у тех кишка тонка в одиночку провести ночь в Эльмоте. А Анкин папец – урод, ясное дело. Но так уж выходит, что все взрослые – или сволочи, или придурки.
Давешний шарик словно сам собою скользнул в ладонь. Как-нибудь с голоду не подохну, подумал он, так пусть Лотошев подарочек сгодится на что-то большее, чем жрачка.
Пальцы стиснули эрзац-фантом. Он ожидал знакомого покалывания, еле заметного, будто щекотка, он ожидал, что шарик вдруг сделается горячим – не удержать! – а потом лопнет, расколовшись на две половинки. Замирая в нетерпении, он ожидал, что с ладони стечет на ковер подлеска живой огонек, затанцует на листьях папоротника пламенем колдовской свечи, переливаясь кипенно-белым, карминным, золотым.
Он ожидал, как несколько часов назад ожидала Анке, и, разумеется, не дождался.
Мальчик незаметно разжал кулак. Игрушка лежала на ладони мертвой пластмассой. Значит, Лотош обманул, обвел вокруг пальца. А на что еще, холодно сказал он себе, ты рассчитывал?
Несильно размахнувшись, он бросил фальшивку под ноги и обернулся к Анке. Странно, ее лицо словно светилось в сумраке, а в широко раскрытых глазах играли отблески огненного зарева.
– Гляди, – хрипло шепнула она.
И тогда он тоже увидел, как недалеко впереди, в зарослях папоротника возле поваленной ели, вспыхнул, не опаляя листьев, золотой в алом сиянии – невозможный, настоящий, волшебный, живой, несбыточный – цветок.
Они смотрели на него, держась за руки, пока последние искры не отгорели, растаяв в лиловом воздухе. Держась за руки, вернулись к реке.
Анке снова стала бить дрожь, и она, ссутулившись, вся сжалась, пряча ладони под мышками. Точно так же делала мать, когда маленьким он заигрывался на площадке: ежилась от холода, пока он, перепачканный и счастливый, шлепал по лужам. Брат родился хилым, плачет сутками напролет, отчим на работе, как они там?
Анке ойкнула:
– А я ничего не загадала…
Мальчик облизнул губы. Он хотел сказать Анке, что она клевая и что ее желания обязательно сбудутся. Что таких, как она, он никогда не встречал. Что пускай мир погряз во зле и неправде, но они сегодня видели чудо. А это, наверное, что-нибудь да значит.
Так он хотел сказать, но ему не хватило слов. Поэтому он только обнял Анке и шепнул:
– Ты очень красивая.
Они сближались медленно, словно пугливые молодые зверьки. Соприкоснулись губами и отпрянули, и снова начали путешествие: неизведанные страны лежали перед ними, и они изучали их ландшафт прилежней картографов в научной экспедиции. Бережно, как художник расписывает тушью страницы драгоценного манускрипта.
Тихо в келье; завиток за завитком ложатся на выбеленный пергамент. Олени в удивлении оборачивают гордые головы, лисы подходят к палаткам, не ведая страха перед людьми. Шумят янтарные сосны, грохочет река на перекатах, бьет хвостами форель, и везде – в воде и воздухе, и под пологом лесной чащи – и кипит, и ликует, и умирает, чтобы снова родиться, вечно юная жизнь.
А путь ведет дальше, вдоль станового хребта позвоночника, к впадине в основании затылочной кости. Глубоко, под тонкой кожицей земной коры, под тягучей мантией мышечной ткани мощно и часто пульсирует сердце, и кровь расплавленной лавой струится по руслам артерий. Кружится голова; жарко, и сладко, и маетно, и ноги подкашиваются, и тянет опрокинуться навзничь, в травы и росы, в звезды, в горячку любовного забытья.
И в последний миг перед тем, как исчезли всякие мысли, он подумал, что отчим, если по-честному, мужик нормальный, а еще он подумал, что хватит валять дурака, набегался, пора возвращаться домой.
С реки стелился туман. Белые змейки ползли по траве, обвивались вокруг стволов деревьев, полупрозрачным маревом подергивали светлеющее небо. Еще немного, и берег утонет в густой молочной мгле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});