— Дай-то бог! — воскликнула Алиса. — И если вы хотите, благородный принц, чтобы бог помог осуществлению ваших надежд, соблаговолите обдумать, может ли ваш образ действий снискать его милость? Подумайте о том, что вы предлагаете девушке, потерявшей мать, не имеющей другой защиты против ваших хитроумных доводов, кроме того, что ей внушают нравственные понятия и природное чувство женского достоинства. Подумайте, ваше величество, украсит ли анналы вашего царствования смерть ее отца — неминуемое следствие такой опрометчивости, — отчаяние брата, чья жизнь столько раз была в опасности ради спасения вашего величества, бесчестие дома, вас приютившего? Умилостивят ли эти события бога, который уж слишком очевидно отвратился от вашего дома, и вернут ли они вам любовь народа Англии, в чьих глазах такие поступки должны быть омерзительны?
Карл умолк, пораженный таким оборотом разговора: он не ожидал, что его страсть может повредить его собственным интересам.
— Если ваше величество не собирается отдать мне больше никаких приказаний, — продолжала Алиса с низким реверансом, — будет ли мне дозволено удалиться?
— Подожди немного, странная и упрямая девушка, — возразил король, — и ответь мне на один вопрос: не из-за скромности ли моего нынешнего положения ты презираешь мои мольбы?
— Мне нечего скрывать, государь, — сказала она, — и мой ответ будет таким же ясным и простым, как ваш вопрос. Я могла бы решиться на позорный, безумный и неблагородный поступок, только если бы была ослеплена той страстью, которая, мне кажется, чаще служит оправданием безумствам и преступлениям, чем существует на самом деле. Одним словом, если бы я была влюблена, но в человека, равного мне по положению, и, уж конечно, не в моего государя, будь он государь только по титулу или действительно правитель своего королевства.
— Однако же, Алиса, ваша семья всегда гордилась своей преданностью королю, своими восторженными верноподданическими чувствами, — заметил Карл.
— А разве могла бы я сохранить эту преданность, если бы потворствовала моему государю, позволяла ему продолжать объяснение, порочащее и его и меня?
Должна ли я, как верная подданная, разделить с ним его безумие, которое может создать еще одну преграду на пути реставрации и поставить се под угрозу, даже если он уже утвердится на троне?
— Я вижу, — сказал Карл с досадой, — что лучше бы мне оставаться в роли пажа, чем менять ее на роль монарха, которая, кажется, еще более несовместима с моими желаниями.
— Я отвечу вам еще откровеннее, — продолжала Алиса, — Я не могла бы питать никаких чувств к Луи Кернегаю так же, как и к наследнику британского престола, потому что моя любовь (а она непохожа на ту, о которой я читала в романах или слышала в песнях) уже отдана другому. Это огорчает ваше величество… мне очень жаль… Но самые спасительные лекарства часто бывают горькими.
— Да, — ответил король довольно резко, — и врачи так благоразумны, что заставляют своих пациентов глотать их, как будто это медовые соты… Значит, то, что болтают о кузене-полковнике, правда, и дочь роялиста Ли отдала свое сердце бунтовщику и фанатику?
— Моя любовь была отдана раньше, чем я узнала, что значат эти слова — фанатик и бунтовщик. Я не взяла ее обратно, потому что человек, о котором вы говорите, избрал свое место в великих смутах, раздирающих королевство, избрал его, быть может, ошибочно, но по совести, и поэтому он до сих пор достоин моей привязанности и самого высокого уважения. Большего он не получит и не будет просить, пока счастливый поворот истории не положит конец этим раздорам и мой отец с ним не помирится. И я усердно молюсь о том, чтобы такая возможность появилась благодаря реставрации вашей династии, которая скоро осуществится и которую все единодушно поддержат!
— Вы нашли средство, — с досадой сказал король, — сделать для меня нестерпимой мысль о такой перемене… Но и у вас, Алиса, нет искреннего желания молиться за нее. Напротив, разве вы не видите, что ваш поклонник, который так дружит с Кромвелем, может и даже должен разделить с ним власть?
И если его не опередит Ламберт, он даже может подставить ногу Оливеру и воцариться вместо него.
И неужели вы думаете, что он тогда не найдет способа победить гордость роялистов Ли и заключить союз, подготовленный гораздо тщательнее, чем союз со столь же преданной королю наследницей Фоконбергов, который Кромвель, говорят, намечает для одного из своих отпрысков?
— Ваше величество нашли наконец способ отомстить за себя, — сказала Алиса, — если только то, что я сказала, заслуживает мщения.
— Я мог бы наметить и более короткий путь к вашему браку, — продолжал Карл, не обращая внимания на ее огорчение или, может быть, наслаждаясь местью. — Предположим, вы дадите вашему полковнику знать, что здесь находится некий Карл Стюарт, явившийся с тем, чтобы потревожить мирное правление Святых, которое они завоевали молитвами и проповедями, пиками и ружьями, и предположим, что он догадается привести сюда полвзвода солдат — при нынешней обстановке этого совершенно достаточно, — чтобы решить судьбу наследника престола; не думаете ли вы, что захват подобной добычи поможет ему получить от членов Охвостья или от Кромвеля такую награду, которая устранит возражения вашего отца по поводу брака с круглоголовым и осуществит все желания прекрасной Алисы и ее кузена-полковника?
— Государь! — воскликнула Алиса, вспыхнув, и глаза ее засверкали, ибо она тоже унаследовала пылкий нрав своих предков. — Чаша терпения моего переполнилась! Я слушала, не выражая гнева, самые унизительные предложения и старалась смягчить свой отказ стать любовницей изгнанного принца, как если бы отказывалась принять от него настоящую корону.
Но вы думаете, что я могу спокойно слушать клевету на всех, кто мне дорог? Не буду, сэр; и если бы даже вас окружали все ужасы Звездной палаты вашего отца, то и тогда я вступилась бы за отсутствующих и невинных. О своем отце я ничего не скажу, кроме того, что если у него теперь нет богатства, нет положения в обществе, почти нет крова и хлеба насущного, — это потому, что он утратил все это на королевской службе. Ему не нужно было идти на предательство или подлость, чтобы добыть себе богатство, у него самого были большие средства. А Маркем Эверард… Он не знает эгоизма… Он не совершил бы поступка, который порочил его имя и оскорбил чувства другого человека, даже если бы наградой была вся Англия и в недрах ее заключались сокровища Перу, а на поверхности раскинулся рай земной… Короли, ваше величество, могли бы еще поучиться у него. Теперь я ухожу, государь.