у него. Мол, как люди придут, сразу к нему проводить, и все такое. Минут через двадцать пришли два каких-то «абрека». По-русски едва-едва говорят. Принесли ящик с кассетами. Большой ящик, из-под телевизора. И весь битком набит. Я проводил их к директору. Они недолго разговаривали: от силы минут десять – пятнадцать. Потом разошлись. Сперва «абреки» ушли, потом директор. И дернул меня черт! Скучно было. Дай, думаю, посмотрю, что за новинки эти «дети гор» принесли. Думал, что это «пиратские» копии. Даже не подозревал, что там на самом деле записано. Если б знать…
Он вздохнул, сам разлил остатки водки по стаканам, выпил и продолжил:
– Это были кассеты с записями изнасилований. Насколько я понял, все они были сделаны в Чечне и прочих бывших «братских республиках». Там же сколько лет беспредел творился! Людей крали, друг дружке, как баранов, перепродавали, и всяк норовил на этом денег побольше сделать. Девушки были в основном русские. И это понятно: за своих пулю в спину схлопотать можно. Они же там все кланами, как в Сицилии… Какие-то кассеты дублировались, но в целом количество изрядное… А на некоторых… Не поверишь: убийства. И мужчин, и женщин… Так меня это поразило, что я даже не заметил, как директор вернулся. Да не один. С водителем. Скорее это даже не водитель, а так… Есть такое слово, я в книжке читал – «фактотум». От латинского «делай все». Этакий телохранитель, советник и мальчик на побегушках одновременно. Здоровый бугай! То ли и впрямь забыли чего, то ли все специально подстроено было… А дальше все, как в дурном сне. Или в дешевом фильме про итальянскую мафию. «Ты сунул нос в наши секреты», «будем решать, что с тобой делать», и все в таком духе. Я не робкого десятка, но настрой у них был самый решительный. Да еще эти связи с «абреками»… Честно скажу: испугался. Ладно, говорю, виноват. Давайте думать, как могу загладить вину. Хотите, компенсацию, по частям, с зарплаты отдавать буду, а молчать обязуюсь как рыба. Они смеются. Компенсацию, говорят, можешь засунуть себе куда подальше, ты нам много больше денег теперь должен, но это дело десятое. В молчании твоем, говорят, мы не уверены. Должен теперь сделать такое, чтобы и с нами рассчитаться, и гарантию дать, что молчать по гроб жизни будешь. Я спрашиваю: что же это такое? Они на кассеты кивают – вот. Сделаешь такую же и расплатишься, и мы за твое молчание спокойны будем. Я сначала даже не понял. В Чечню, что ли, меня продать хотите, спрашиваю, а сам не верю. Уж больно на кошмарный сон все это похоже. Зачем в Чечню, отвечают. Здесь жертву найдешь. Кассеты эти на рынок не поступают. На каждую из них есть заказчик. И один заказ никак выполнить не можем, а человек ждет, обижается, большие деньги сулит. Хочет получить пленку с изнасилованием и убийством маленькой девочки. Сделаешь – в расчете. Я отказался наотрез. Режьте меня, говорю, прямо здесь, на такое не пойду. Пойдешь, отвечают. У тебя жена есть и дочка, как раз нужного нам возраста. Веришь, что через пару часов эта кассета будет снята с их участием? Нам, мол, теперь терять нечего, ты знаешь слишком много, а ситуация все равно разрешения требует. Я на них с кулаками… Куда там. Отделали как манекен. Я спортом давно не занимаюсь, а этот качок-водитель на какие-то курсы карате каждый день ходит. Лежу в крови, а директор по телефону названивает, «абрекам» звонит, говорит, что «заказ» есть… Может, только вид делал, что звонит, но мне тогда все за чистую монету казалось… Одним словом, согласился я. Дали мне три дня. Кинокамеру выделили. В первый день я напился в дрова, домой приходить боялся, только звонил. Успокаивал жену. Она думала, что я по бабам пошел… Ругалась… стал думать. Понимал, что убить я все равно не смогу. Просто физически не получится. Как и изнасиловать. У меня же дочка все время перед глазами стояла… А с другой стороны, директора я немного знал. Человек не только поганый, но и страшненький. Он на этом бизнесе живет, ему черту уже переступать не надо. Закажет моих как пить дать… Делать нечего. Взял камеру, сел в машину, стал по городу колесить. В пригороде увидел возвращающуюся откуда-то девчонку лет девяти. Пообещал купить куклу, если она мне ближайшую поликлинику покажет. Она в машину и села. Я отвез ее в тупик, что присмотрел за гаражами, запугал. И имитировал изнасилование и убийство.
– Ах, вот оно что, – не удержался я от восклицания.
– Да. Никто не погиб, – хмуро подтвердил он. – Потому и заявлений не было. Девочек я запугивал так, что они родителям сказать боялись. Может, кто и говорил, но… Что там было дальше – не знаю…
– А как же остальные… случаи?
– Обманули меня. Надо было, дураку, это сразу понять. Попала собака в колесо – пищи, да беги. Принес им первую кассету, обман с рук сошел, но зато крючок на меня нашелся. Потребовали еще одну, и еще одну… Клиент платил, заказы поступали… Мне они с каждой кассеты по двести долларов давали, щедрые парни…
– Как же ты имитировал все это? – не поверил я.
– Как-как… Говорил девчонкам, что, если жить хотят, пусть не сопротивляются, а потом набрасывал им на шею свой ремень или их же колготки и приказывал притвориться мертвыми… Потом отвозил на то же место, где брал, и уезжал. Пробовал взбунтоваться. Отказался наотрез. Сказал, что расплатился с лихвой, но они поставили условие: еще три кассеты. На второй я и попался.
– А сколько всего было?
– Неважно, – отвернулся он.
– Почему же ты не хочешь об этом рассказать? Их боишься?
– И боюсь, и… Понимаешь, мне все равно не жить. Это я для себя твердо решил. Во-первых, мне в камере такое устроят, что смерть избавлением покажется, уж ты-то знать должен. А во-вторых, жена и дочь…
– Что?
– Они не поверят, – убежденно сказал он.
– Пойми, Михаил Игоревич, – вздохнул я. – Доказать все это – дело техники и нескольких дней. Как я уже говорил: машина, кассета. Директора этого я обязательно задержу. Суд, в конце концов.
– Суда не будет, – твердо сказал он. – Я до суда дожидаться не буду. Все равно один конец, так что уж там… А значит, и они до конца все равно не поверят. Может, сомневаться будут, но не поверят. Они меня совсем другим знают… А если человек твердо решился на такое, его остановить нельзя.