А эти косари, смотри, как рады! Кричат, что это не огни, а золото, что Остров весь из золота, вон как оно горит, и сколько его там — уже внутри не умещается, торчит, сверкает, светит и зовет: «Бери меня!»
— Порс! — приказал Базей. — Порс! Порс!
Забегали. Расселись по местам. Но якоря пока не поднимают — ждут, чтобы окончательно стемнело. Ждут. Ждут…
Ты тоже ждешь. Стоишь у мачты, смотришь на огни и думаешь: Магнитная Звезда всегда горит одна, а здесь вот сколько их, и, значит, это не Заветный Остров. А если это так, то вот сейчас они поднимут якорь и навалятся на весла, и подойдут, и бросятся на приступ, и тогда…
Тогда все кончится. Р-ра, поскорее бы! И вот…
— В-ва! — крикнули. Ударили. И снова: — В-ва! — и снова: — В-ва!
Гребут, молотят веслами, спешат. Глупцы! Да если бы вы знали, что ждет вас, р-ра! Но там, на палубе, на банках — смех, оживление, кричат:
— В-ва! В-ва!
Гребут, спешат. А впереди — все ближе, ближе, ближе — чернеет мрачная скала. И, наконец…
Глава двенадцатая — НИГДЕ И НИКОГДА
Нос корабля уткнулся в Остров. Раздался скрежет — словно по стеклу. Все повставали, замерли…
Остров молчал, сверкал огнями окон. До нижних окон было ростов тридцать, может, даже меньше. Значит, все очень просто: берешь пращу, закладываешь в нее крюк на веревке, бросаешь — и этот крюк летит, и там, вверху, цепляется, ты дергаешь веревку, проверяешь надежность крепления, а после… Р-ра! После будет после! И вот они все уже повставали, держат пращи наизготовку, ждут только команды. Базей еще немного подождал, тихо откашлялся в кулак… и приказал:
— Пилль! Пилль!
И — свист пращей! И крючья полетели вверх и взвили за собой веревки.
— Порс! Порс!
— Ар-ра! Ар-ра! — вой, давка, толкотня, все разом кинулись к веревкам и, продолжая выть, визжать, кричать, полезли вверх, на приступ. Вверх, вверх! А там, вверху…
Шум, клекот, хлопанье — это взлетают птицы! А сколько их! Они летят изо всех окон, их сотни, тысячи, их тьма, они закрыли собой небо, звезды и все летят, летят, а эти косари, застывши на веревках, глядят на них, не зная, что и думать. Один Базей — р-ра, хорошо ему, ведь он еще внизу, на палубе — кричит:
— Порс! Порс! Они бегут! Давай! Смелей!
Никто из косарей не шелохнулся. А птицы все летят, летят…
И вдруг не стало их — ни здесь, ни в небе. Словно растворились. Ночь, небо черное, такой же черный Остров, а в его окнах свет…
— Порс! — снова закричал Базей. — Порс! Порс!
И косари, вновь осмелев, завыли, завизжали, полезли дальше вверх. Вот и Базей уже схватился за веревку и принялся карабкаться следом за ними. Теперь на корабле остался только один Рыжий. Он сидел задрав голову вверх, смотрел на это дикое зверье…
И вдруг…
Услышал крик:
— Брат! Брат!
Что?! Он вскочил. Да, снова слышен крик:
— Брат! Брат! Ко мне!
И он… Сразу про все забыл! В два маха подскочил к веревкам, схватился за одну из них и — вслед за всеми: вверх! Зачем? Куда? Но…
Крик:
— Брат! Брат!
И — вверх! Вверх! Вверх! Не думая!..
И вот он, верх — ближайшее окно. Рыжий вскочил в него и побежал по скользкому сверкающему полу. Пол был из золота. И стены, потолок, и мебель, и ковры, светильники и — р-ра! — здесь все было из золота: бей, рви, хватай! И косари хватали. Били и бросали. Дрались из-за добычи, падали, гребли охапками, несли и вновь бросали на пол и наддавали наперегонки из зала в зал, из зала в зал. Крик. Визг. Грызня. Урчание. Все тише. Тише. Тише…
Один лишь Рыжий не спешил. Он, даже более того, намеренно отстал от них. Они — это они, пускай себе бегут, куда хотят, и грабят, что хотят, им, косарям, там нравится, в этом их счастье. А ты пришел сюда затем, чтоб встретить брата. Брат звал тебя, брат ждет… Да нет, теперь уже наоборот ты ждешь его, ищешь его, бродишь из зала в зал, из зала в зал… А его нигде нет. Здесь только одно золото — вокруг, везде, куда ни глянь. Здесь, как и было сказано в легенде, все из золота. Вот чаша, в ней цветы — и чаша и цветы из золота. Вот перья на стене, циновка, жердочка, висюльки, гребни, побрякушки — все это тоже золото. Ковры из золота, пол, стены, потолок из золота. И даже пыль здесь тоже золотая. А если наглотаться такой пыли, Ага еще рассказывал, то поначалу начинаешь задыхаться, а после горлом пойдет кровь, а после тяжелеет голова, отказывают стопы. Вот почему у них, в Горской Стране, невольники на рудниках живут очень недолго, их раз в сезон приходится менять…
Но где же тот, кто звал тебя? Рыжий прислушался… Нет, ничего не слышно. Окликнул:
— Брат! — и, подождав немного, снова: — Брат!.. Брат!
Никто не отозвался. А может быть, и отзываться некому? Может, никто тебя не звал? Никто и никогда тебя не звал, ты сам это придумал: Убежище, Подледный Незнакомец, Башня, монета, а вот теперь толмач. А был ли тот толмач? И тот ли это Остров? Там, где ты утром был, нет никакого золота. Там было все в цветах, не в золотых, а в настоящих. А птицы… Х-ха! Но ты же ведь прекрасно знаешь, что только нам одним дарован разум, а все другие, звери, рыбы или птицы, — то просто существа, Создатель так решил, с него и одних нас довольно, от нас одних ему вот так забот хватает! И, значит, не было ни толмача, ни говорящих птиц, тебе это пригрезилось, так что довольно здесь плутать, искать того, кого и быть здесь не может, иди обратно, на «Тальфар», и там…
Зачем? Тебе здесь разве плохо? Вон тихо как и чисто как, и как светло, никто тебе здесь не мешает, ходи себе из зала в зал, глазей да удивляйся.
И он ходил — по залам, лестницам, по длинным коридорам. Петлял, сворачивал, кружил. Глаза устали от сияния. И вдруг…
Рыжий увидел дверь. Она была закрыта. Рыжий толкнул ее — дверь подалась и как бы нехотя, со скрипом отворилась. Рыжий вошел в нее…
Здесь, в этом зале, света почти не было. И золота здесь не было. Здесь стены, потолок — просто из камня. И пол здесь каменный, из темных скользких плит. А там, в дальнем углу…
Р-ра! Рыжий вздрогнул. И ему сразу вспомнилось: Лес, осень, тишина, вокруг все устлано сырой после дождя иглицей, а посреди — ярчайший лунный свет. Днем — лунный; р-ра!..
Только когда все это было?! А здесь в углу, наверное, просто бассейн, в нем просто вода. И Рыжий, сдерживая дрожь, с опаской подошел к нему…
Да, это был действительно бассейн, который до самых краев был заполнен чистейшей прозрачной водой. На дне бассейна росла зеленая трава, в траве там-сям мелькали стайки рыб — не золотых и не серебряных, а самых обычных, съедобных. Завидев Рыжего, рыбки метнулись по углам, попрятались в траве. Рыжий, подумав, лег на самый край бассейна и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});