– Он будет здесь сию минуту. Устраивайтесь поудобнее, пожалуйста.
Дворецкий с поклоном удалился. Когда дверь за ним закрылась, Блэки сказал:
– Должно быть, Мергатройда отправили в отставку.
– Он умер два года назад, – ответила Эмма.
– А где кухарка? – спросил Блэки, с нежностью вспоминая об Элси Тернер.
– Она еще жива, но больше не служит здесь. Она слишком стара и живет в деревне.
Блэки подошел к камину и стал греться, повернувшись спиной к огню.
– Ну ладно, а как ты сама себя чувствуешь, очутившись тут, в этом доме через столько лет?
Эмма коротко взглянула на него.
– Довольно странно, должна тебе признаться.
Окинув комнату холодными зелеными глазами, она невесело рассмеялась.
– Ты знаешь, сколько раз я вытирала пыль с этих панелей, выбивала эти ковры, полировала эту мебель?
Она изумленно покачала головой, губы ее непроизвольно сжались в тонкую ниточку.
– Наверно, столько, что и сама не упомнишь.
– Я никогда и ничего не забываю, – скрипучим голосом сказала Эмма.
Она обошла библиотеку, с интересом разглядывая обстановку. Когда-то в молодости Эмма восхищалась этой комнатой, но теперь, особенно в сравнении с библиотекой в ее собственном доме, она показалась ей мрачной. Воздух, казалось, был пропитан унынием. Апрельское солнце, лившееся через высокие окна, безжалостно высвечивало предметы упадка. Персидские ковры на полу истерлись, их красно-голубая расцветка поблекла от времени, бархатные шторы на окнах выгорели, обивка кресел протерлась во многих местах. Даже рубинового цвета диван потемнел от грязи, его кожаная обивка потрескалась. Эмма подумала, что антик еще хорош и, очевидно, представляет большую ценность так же, как многие старинные книги в кожаных переплетах и картины со сценками охоты, но в целом библиотека оставляла унылое и очевидно заброшенное впечатление.
Эмма пожала плечами и, подойдя к окну, посмотрела наружу. Вдали, под ясным высоким небом цвета глаз ее покойной матери, черной полосой простирались дикие вересковые пустоши. Внезапно она ощутила жгучее желание пойти туда, вскарабкаться по знакомой тропинке через Баптистское поле к Рэмсденским скалам и еще выше, на Вершину Мира, к самому любимому месту ее матери; там, наверху, где свежий, живительный воздух пропитан тонким запахом лаванды и ароматами других цветов и трав. Но сегодня это было невозможно. Воспоминания бесконечным потоком захлестнули ее, увлекая за собой в прошлое. Эмма закрыла глаза и явственно услышала тонкие трели жаворонков, ее ноздри почуяли запах вереска после дождя, ощутила, как папоротник-орляк царапает ее босые ноги и холодный ветер обжигает ее щеки…
Блэки, погрузившись в собственные воспоминания, со своего места у камина неотрывно следил за Эммой. Он вспомнил тот день, много лет назад, когда он впервые встретил ее. Та бедная замухрышка с вересковой пустоши казалось, не имела ничего общего с этой величественной ослепительно красивой женщиной, что стояла сейчас перед ним. Блэки восхищенно покачал головой, в который раз изумившись, кем она стала. В свои тридцать четыре года Эмма Харт-Эйнсли была, несомненно, в самом расцвете своей красоты. Красоты столь ошеломляющей, что ослепляла надолго и никого не оставляла равнодушным. Сегодня на ней был модный и дорогой серебристо-серый костюм из шерстяного крепа, отделанный мехом соболя, и изящная соболья шапочка. Ворот серой шелковой блузки был заколот брошью с изумрудом, бесчисленные нитки жемчуга каскадом спадали с ее стройной шеи, а из-под модной короткой стрижки виднелись мерцавшие в ушах великолепные изумрудные серьги. Она производила впечатление не просто элегантной, но очень хорошо ухоженной и уверенной в себе женщины, окруженной аурой того неоспоримого могущества, которое приносят богатство и власть.
Неожиданно Эмма обернулась и заметила взгляд Блэки, внимательно рассматривающего ее. Она весело рассмеялась.
– Что это ты так на меня уставился? У меня комбинация виднеется из-под юбки?
Блэки усмехнулся.
– Нет, я просто любуюсь тобой, дорогая. Любуюсь и еще вспоминаю многое.
– Да, – медленно, с задумчивым лицом, проговорила Эмма, – это место навевает самые разные воспоминания.
Она мимолетно улыбнулась, подошла к письменному столу и положила на него свою серую замшевую сумочку.
– Ты права.
Блэки закурил сигарету, затянулся и повернулся к ней.
– Фарли тянет время. Интересно, что он этим хочет сказать?
– А кого это волнует. – Пожала плечами Эмма. – В любом случае нам некуда спешить.
Она уселась за стол, принадлежавший когда-то Адаму Фарли, откинулась на спинку кресла и, медленно стянув серыe замшевые перчатки, стала разглядывать свои руки, улыбаясь про себя каким-то собственным мыслям. Ее маленькие, сильные руки! Наверно, не самые красивые на свете, но сейчас они были белыми и мягкими, с отполированными, покрытыми розовым лаком ногтями, а не теми, красными и шершавыми от бесконечного мытья, отскребывания, чистки, руками маленькой служанки, рабыни этого угрюмого дома.
Дверь распахнулась и, тяжело ступая, в библиотеку вошел Джеральд Фарли, с трудом волоча свое грузное тело. Он не заметил сидящей в тени Эммы и с протянутой для рукопожатия рукой устремился к Блэки.
– Добрый день, мистер О'Нил.
Он с нескрываемым любопытством разглядывал Блэки.
– Мне показалась знакомой ваша фамилия, когда вы назначали встречу. Теперь я вспомнил вас, вне всякого сомнения это вы приходили сюда кое-что починить, когда я еще был совсем молод.
– Верно, – сказал Блэки, делая шаг навстречу и пожимая протянутую руку Джеральда. – Рад снова встретиться с вами, мистер Фарли.
Блэки, много лет не видевший Джеральда, с изумлением смотрел на это, похожее на бегемота, жирное тело, обрюзгшее лицо с явными следами распутной жизни. Джеральд выглядел настолько отталкивающе, что Блэки даже передернуло от омерзения.
– У меня хорошая память на лица, – продолжал Джеральд. – Теперь, перед тем как перейти к делу, не могу ли я предложить вам чего-нибудь выпить?
– Нет, благодарю вас, – вежливо отказался Блэки.
– Но мне самому, как всегда после ленча, необходимо выпить бренди. – С этими словами Джеральд тяжело протопал к темному буфету орехового дерева и налил себе хорошую порцию коньяка. Поворачиваясь к Блэки со стаканом в руке, он вдруг заметил расположившуюся за письменным столом Эмму. Его поросячьи глазки широко раскрылись, недоуменное удивление появилось на оплывшем лице.
– Какого дьявола ты делаешь здесь? – загремел он.
– Я – с мистером О'Нилом, – скромно ответила Эмма, продолжая сидеть с бесстрастным видом.