Олесь Гончар записал в дневнике о Щербицком, которому поначалу симпатизировал:
«А потом, потом… Что-то иезуитское, двоедушное стал я замечать в нем. Сегодня в разговоре высмеивает уничтожителя Ватченко, а завтра делает его председателем Верховного Совета… Защищенный Брежневым, он мог бы оказать сопротивление даже Суслову, когда тот навязал в секретари Маланчука, этого патологического ненавистника украинской культуры. Наоборот, именно В. В. дал волю разгуляться маланчуковщине бесконтрольно… Это он изгнал украинский язык из пленумов ЦК…
А в общем В. В. -тоже трагическая фигура. Каждый из украинских лидеров, оказавшись на вершине, должен был выбирать: будет работать он на Украину или на Москву. И, конечно, каждый (разве что за исключением Скрипника) выбирал последнюю. Кто проявил бы непослушание, не продержался бы у руля и трех дней. В. В. это понимает. К тому же у него, очевидно, не было со школы украинского воспитания…»
Владимиру Васильевичу Щербицкому не понравилось, что Маланчук пытается играть в свою игру. Валентин Ефимович завел друзей в аппарате ЦК КПСС и информировал столичных чиновников о тайнах украинской политики. Щербицкому донесли, что Маланчук, не поставив его в известность, отправил в Москву в Политиздат монографию по национальному вопросу. В ней речь шла и об Украине, причем Маланчук обнаружил в республике крамолу. Монографию Валентин Маланчук на всякий случай намеревался издать под псевдонимом. Щербицкий послал в столицу своего помощника — проверить слухи относительно монографии. Заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Владимир Николаевич Севрук подтвердил, что монография находится в Политиздате и что в ЦК смущены: партийные работники такого ранга под псевдонимом пишут только по особому решению. Щербицкий увидел в этом подкоп под себя, назвал Маланчука «двурушником» и, заручившись согласием Брежнева, в апреле 1979 года сместил чересчур рьяного идеолога…
В Грузии с поста республиканского секретаря ЦК по идеологии убрали упоминавшегося уже Стуруа за излишнее рвение. Его сделали директором Института истории партии при ЦК Грузии. Стуруа вскоре написал кандидатскую диссертацию о том, как партия «создавала и развивала» грузинскую советскую художественную литературу, и докторскую — о работе партийных контрольных органов в 1920–1930-е годы…
А в Москве борьба вокруг Ягодкина продолжалась.
В Завидове в декабре 1975 года во время работы над очередным партийным документом в присутствии Брежнева зашла речь о Ягодкине. Леонид Ильич, вспоминал Черняев, будучи в минорном настроении сетовал на то, что его не понимают коллеги. Александров-Агентов заметил:
— А что вы хотите, если во главе московской идеологии стоит Ягодкин…
— Мне о нем говорили, — сказал Брежнев. — Но Гришин, который его не очень раньше жаловал, теперь стал его защищать. Это, говорит, когда Ягодкин секретарем парткома МГУ был, он говорил, что ему, видите ли, не нравится Брежнев. А в МГК он вроде хороший стал. Нужна мне его любовь!
Сидевшие за столом воспринимали Ягодкина однозначно — «черносотенец и сталинист, организатор разгрома в институтах экономики и философии». Тут все и заговорили:
— Как же так, Леонид Ильич? Ведь он наносит вред партии. Все от него стонут. А тут он еще двуспальную передовую в «Новом мире» опубликовал — если ее внимательно прочитать, ясно, что она против линии XXIV съезда в области культуры. И Ленина там нагло переврал. Немыслимо такого человека и после XXV съезда оставлять…
Брежнев слушал, слушал, поглядывая то на одного, то на другого, и сказал:
— Ладно, вернусь в Москву, поговорю с Гришиным.
В это время приехал первый заместитель заведующего международным отделом ЦК Вадим Валентинович Загладин. Он привез записку о разговоре с одним из руководителей Итальянской компартии. Тот будто бы сказал Загладину:
— Вы утверждаете, что у вас нет оппозиции. Да у вас внутри партии оппозиция! Вы посмотрите статью Ягодкина в «Новом мире». Разве она совпадает с линией XXIV съезда?
За завтраком Александров-Агентов шепнул Загладину:
— Вадим, сейчас самый момент. Положите перед Леонидом Ильичом записку.
Загладин подошел к Брежневу, объяснил, с чем приехал, и попросил прочитать.
Брежнев читал долго и внимательно. Положил записку в карман и обернулся к Загладину:
— Мы тут уже обсуждали этого человека. Приеду в Москву, обязательно поговорю с Гришиным.
Надо понимать, разговор состоялся.
28 декабря 1975 года Черняев присутствовал при беседе своего шефа Бориса Пономарева с Гришиным.
— Нет, нет, Виктор Васильевич дело не в недоверии — убеждал Гришина Пономарев. — Но, знаете, нехорошо, если у вас был такой разговор о Ягодкине, и после этого он открывает в Колонном зале важное политическое мероприятие… Вы, конечно, извините, что мы доставляем вам лишние беспокойство, но лучше, если вечер откроет Греков, второй секретарь.
Пельше и Пономарев должны были на следующий день выступать в Колонном зале Дома союзов на торжественном вечере, посвященном столетию Вильгельма Пика. Открыть вечер было вначале поручено Ягодкину. Но после разговора Брежнева с Гришиным от его услуг отказались.
Суслов немедленно избавился от Ягодкина. Его убрали из горкома, назначили заместителем министра высшего и среднего специального образования по кадрам. Политическая карьера рьяного идеолога закончилась. В 1977 году Ягодкина отправили на пенсию под предлогом слабого здоровья. «Не то чтобы Суслов был либеральнее Ягодкина, — говорил Наиль Биккенин, много лет проработавший в отделе пропаганды ЦК, — но он был умнее и опытнее».
А вот Демичева сочли слишком мягким и либеральным для идеологической работы. После смерти Фурцевой Брежнев осенью 1974 года переместил Петра Ниловича на пост министра культуры. Причем совершенно неожиданно — его ближайшие подчиненные узнали об этом из программы «Время».
Демичев пытался отказаться от назначения. Пришел к Брежневу. Леонид Ильич принял его в присутствии своего охранника и даже не предложил сесть. Твердо сказал:
— Доводы считаю неубедительными. Вопрос сейчас будет решаться на политбюро.
Петр Нилович ушел расстроенный.
Но лично против Демичева Леонид Ильич ничего не имел, поэтому сохранил за ним кандидатство в политбюро.
Новым идеологическим секретарем сделали главного редактора «Правды» Михаила Васильевича Зимянина.
Первоначально на этот пост намечали назначить другого человека — тогдашнего председателя Государственного комитета по делам издательств, полиграфии и книжной торговли Бориса Ивановича Стукалина. В марте 1976 года, во время работы XXV съезда партии, заведующий общим отделом ЦК Черненко передал Стукалину, что нужно зайти к Суслову.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});