-- Бежим? - я потащил ее за собой, подальше от площади, от фонтана и от светящихся окон дворца. Земля скользила у нас под ногами. Наши ступни едва касались булыжной мостовой и отталкивались от нее легко, как при прыжке. Я чувствовал себя невесомым и знал, что Роза также ощущает себя всего лишь пушинкой в реке времени. Площадь осталась за углом, я сильнее оттолкнулся от дороги, и она осталась в нескольких дюймах от моих сапог. Роза тоже легко ступала по воздуху, придерживая рукой шлейф. Вот теперь он действительно напоминал беспокойно мелькающий в вышине хвост кометы. Никто не выглядывал из окон в поздний час и не видел невообразимо прекрасных даму и кавалера, которые ступают по воздушному пространству, как по твердой почве. Роза заглянула в окно третьего этажа, а потом даже в чердачное окно. Мы задержались только для того, чтобы передохнуть на покатой черепичной крыше и посмотреть с высоты на спящий город. На многих окнах шторы были задернуты, свечи в спальнях потушены.
-- Я ощущаю себя феей, - проговорила Роза, осторожно, боясь поскользнуться ступая по черепице. Она присела возле дымоходной трубы и оглядела мириады крыш, куполов и шпилей взглядом властительницы. Она представляла, что весь город со всеми его дворцами, площадями и ратушей принадлежит ей. Она почти чувствовала, что за ее спиной тоже вот-вот раскроются крылья, и она станет феей.
-- Мы можем ступать по воде так же легко, как по воздуху? - спросила она у меня.
-- Да. Не сомневайся, - я присел возле нее, облокотился о выступы фронтонов и стал следить за поворотами флигеля. Звезды сияли вверху, а внизу лежал город, который я никогда не собираюсь сжигать, и это было самым потрясающим ощущением, смотреть на то, что я никогда не уничтожу, а стану оберегать. - Ты хочешь вальсировать над водой? - спросил я у Розы, следя за экипажем, лениво ползущем по узкой, извилистой улочке под нами.
-- Да, хочу, - согласилась Роза, и мы чуть ли не час танцевали над поверхностью какого-то пруда загородом. Бродячие огни плясали в зарослях осоки и камыша, а мы с Розой вальсировали над мутной поверхностью воды, будто неслись по натертому, хорошо навощенному паркету. На глади воды между лилий, кувшинок и нескольких лотосов мелькали наши отражения. Если бы только какой-то запоздалый дровосек или углежог заметил нас, то впечатление от сегодняшней ночи осталось бы с ним на всю жизнь, но кругом никого не было, кроме стрекоз, цикад и кузнечиков в высокой траве. Почтовая карета в сопровождении двух охранников промчалась по проезжей дороге, но это было слишком далеко от пруда. Никто не заметил нас. Даже комарам и слепням не льстило искусать тех существ, одна капелька крови которых превратит любого насекомого в маленькую пылающую изнутри и вот-вот готовую взорваться искру.
Ближе к утру мы уже вступили в резиденцию фей. Очаровательная брюнетка в платье из золотой парчи и молчаливый златокудрый юноша в черном. Разве можно было сказать, что мы и есть теперешнее повелители общества волшебных существ, а не всего лишь наследники, ожидающие своего часа. Я заглянул мельком в одно из настенных зеркал и вынужден был отметить, что черный бархат мне к лицу.
Блистательное общество, как всегда расступалось передо мной, музыка при моей приходе затихала, а двери растворялись и запирались сами собой.
-- Не бойтесь! - громко произнес я, заметив их изумление. - Никого кроме себя самого я не заставлю носить трехдневный траур по моему наставнику.
Они знали, что я никогда не испытывал особой пламенной любви к князю и были немного испуганы и удивлены.
-- Во избежание бунтов и смуты, формальности надо соблюдать, - с печальной иронической улыбкой изрек я. - Каждый чародей, утратившей заботливого учителя, облачается в траур на три дня. Мой учитель никогда не был слишком заботливым, зато я сам усвоил его ошибки и буду внимательным наставником.
Я взял руку Розы в свою, ощутил холод поблескивающих бриллиантовыми кольцами пальчиков. Бархотка с аграфом в форме лебедя обтягивала ее точеную шейку, а в темных локонах сиял и переливался всеми гранями драгоценных камней мой венец.
Не надо было ничего объяснять. Моя корона на ее голове и так сказала больше, чем могли значить слова. Присутствующие были удивлены. Никто из них не посмел бы прикоснуться ко мне. Они боялись обжечься, опасались положить руку мне на локоть и нащупать под бархатным кафтаном кожу жгущую, как раскаленная лава солнца. Моя кожа, действительно, могла обжечь, но только в случае острой необходимости в самозащите. Подданные же решили, что раз Роза пожала в ответ мою руку, и это прикосновение не испепелило ее всю, то, значит, в ней и вправду есть нечто особенное.
Чудесное, зловещее место, подумал я, обводя взглядом зал. Все в нем предстало мне в новых красках. И еще более зловещая, но восхитительная публика. Вместо звука фанфар приход властителя здесь каждый раз встречала почтительная тишина и сам не зная почему на этот раз я радовался тишине и безмолвию. Я с удовольствием смотрел на этих красивых, но проклятых созданий, однако, не хотел вступать в беседу и откровенничать ни с кем из них. Они почитали меня, как солнце, а разве можно свести близкую дружбу с солнцем без опасения обжечься. Мне не нужны были заискивающие друзья, которые смотрят на меня со страхом, как на светящейся во мгле, но раскаленный огненный диск.
Я представил себе, как на солнце ложится двукрылая тень дракона, и чарующе мечтательно улыбнулся.
-- Играйте! - кивнул я уже знакомому квартету. - Я знаю, что вы жить не можете без музыки.
Круг стройных крылатых фигур вокруг нас с Розой заметно оживился. Они боялись меня, но все равно, несмотря на гложущий их изнутри страх, выглядели свирепыми и опасными. Прекрасные дамы с крылышками в перчатках по локоть, чтобы скрыть дефекты пальчиков или в масках, прикрывающих излишне сияющую кожу. Я знал, что у тех, кто постоянное носит колпаки с вуалью, тиары или венки вполне может оказаться лысый затылок или странная жженная метка на шее, которую требуется скрывать все время ниспадающими на плечи и переплетенными цветочными гирляндами локонами. Все они неописуемо красивы, но каждый скрывает в себе какой-то крошечный дефект. Прячет под шелком и бархатом маленькое уродство подобно тому, как я ношу в себе сущность дракона.
Пестрое многоцветье парчи, шорох юбок, шелест крыльев. Какофония звуков, смешение ярких красок, шелест струй искусственного водопада в оранжерее. Я уже никогда не услышу шарканье горбуна, не увижу его порфиру ни возле фонтана в розарии, ни у причала, ни в этом зале, не услышу его скрипучий голос, объявляющий меня принцем-консортом. Оно и к лучшему. Прекрасный юный князь тоже больше никогда не встанет передо мной, требуя, чтобы я отдал ему свою жизнь, но стоит смежить веки, и я вижу узкую светящуюся ладонь, которая тянется к моему лицу, гладит щеку в тщетной попытке сорвать, как маску и оставить у себя мою юность и мою красоту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});