прихожей, хотел что-то сказать еще, но тут из кухни вышел «другой Люсин брат». Он поглядывал на Измаила ничего не выражающим взглядом и улепетывал за обе щеки прямо из миски салат, который так и не отведал Мамедов.
Когда за ним закрылась дверь, Ромала повернулась к Дмитрию и отобрала у него миску.
— Чего? Я проголодался, — заныл он, плетясь вслед за ней.
— Это не повод есть прямо из тазика, — ответила девушка и положила ему в тарелку.
— Вот весь кайф сломала, — пробормотал он уныло.
А хозяйка смотрела на него, и сердце радовалось. На самом деле радовалось. Как же здорово, что он приехал! Конечно, она не боялась оставаться один на один с Измаилом. Просто он еще долго бы говорил ей о своих чувствах, бередил душу, а ведь сегодня такой хороший день!
— Ромал, ты только не подумай чего, — начал Дима, — но домой я опять не поеду. Поздно уже, да и не охота, честно говоря. Ты мне в прихожей на коврике постели, а?
— А почему на коврике?
— Я свернусь клубком у твоей двери, и не дам никакому злу потревожить твой сон.
— Не думала, что в вас скрыта столь романтическая натура, — парировала девушка и ушла. Уже из глубины квартиры она крикнет: — А тебя никто бы и не отпустил!
И сердце в очередной раз ёкнуло у Дмитрия, а рука даже не донесла салат до рта, застыв в воздухе. Черт! Три тысячи чертей!!! Нужно разобраться с… той. Нужно срочно разобраться.
Уже утром она спросит, почему он приехал, а он долго будет вилять, пока не сознается, что испугался за нее. И даже ее уговоры, что ей ничего не угрожало, на него не подействовали.
— Мне так спокойней! — был ответ.
У Ромалы крутился еще один вопрос по поводу вчерашнего дня, но озвучить его вслух она так и не решалась.
— Я не пророк, не знаю, что будет дальше. Ты мне нравишься, — тут он поднял на нее глаза, и даже покраснел, чего не помнил от роду.
— Дим…
— Ромала, давай без греческого трагизма и прочего! Я ведь не прошу ничего. Но думаю, женщина должна знать, что о ней думает мужчина, который находится рядом.
— А мужчине неважно знать, что о нем думает женщина?
— Скажем так: ему это знать необязательно! Ну ладно, мне уже пора. Нужно заскочить в мастерскую и узнать, как там твоя колымага поживает. Или не поживает уже! — с этими словами он вылез из-за стола и убежал в прихожую.
— Сегодня же воскресенье! — воскликнула девушка из кухни, и Дима улыбнулся.
Она даже не обратила внимание на то, что он обозвал ее машину колымагой, коей та, по сути, и являлась, а пожалела его. Он уже обулся, натянул куртку и приглаживал волосы перед зеркалом. Цыганочка смотрела на него, и… ей не хотелось его отпускать. Она сама не понимала причин этого. А он повернулся к ней, как вчера, сгреб в охапку и со вкусом поцеловал, а через секунду — Ромала даже не успела сделать вдох — он уже был на лестничной клетке и весело помахал рукой, сбегая вниз. Она проводила его глазами, а потом ринулась на кухню — бегом! — чтобы успеть помахать ему в окошко. Дима выскочил из подъезда и поднял воротник куртки. Вот фары черной «Тойоты» ласково и будто игриво мигнули хозяину. Дима задрал голову, нашел глазами окно, где стояла Ромала, и помахал рукой, и сердце зашлось в ласковом томлении. А машина коротко посигналила и вальяжно выкатилась со двора.
Ромала опустилась на стул и обозрела кухню. На столе громоздились остатки завтрака и посуда: две тарелки, две чашки, две ложки и две вилки. Всего по паре. Девушка повертела вилку в руках и положила опять на стол. Губы еще помнили вкус поцелуя. Дмитрий, правда, еще до завтрака сказал, что нужно привезти сюда хотя бы зубную щетку и пару сменных носков. Девушка хотела съязвить, дескать, зачем это? С чего решил, что будешь еще здесь ночевать? Но, сама не зная, почему, промолчала. И теперь она готова была поверить, что дело не только в том, что ей «удобно» с Дмитрием.
А вечером она вспомнит, что сегодня утром, впервые за столько лет, не протерла Сашину фотографию. Даже не подумала о ней.
Глава 24.
Они виделись не каждый день. У Ромалы приближались соревнования, ей даже дважды пришлось ночевать в студии. У Дмитрия тоже были заботы. На днях кто-то поджег его автомойку. Парень мотался с бумажками по инстанциям и был зол на весь мир, даже непонятно, из-за чего больше: из-за поджога или в связи с бумажной волокитой, которая так раздражала «и отнимала столько драгоценного времени у работающего человека!» Спасибо мобильной связи, хоть она позволяла на несколько минут в день забыть обо всем и послушать голос родного человека. А в том, что парень стал ей близок, Ромала должна была признаться хотя бы самой себе. Они поддерживали друг друга и всякий раз говорили, что пора уже увидеться. Да всё никак.
Наконец, Дима переложил все бумажные дела на Алексея — в конце концов, кто у нас адвокат?! — и поехал к Ромале. Он вытащил ее практически с занятия. Хотя, по совести сказать, она не очень-то сопротивлялась. Привез в ресторан, так как есть хотелось обоим, а дома пришлось бы готовить. Сидели, ели, разговаривали. Строили планы на вечер, как вдруг опять грянула песня про Маришку. Ромала улыбнулась. Дима схватил трубку и начал что-то весело и задорно кричать, но потом всполошился. Подозвал официанта и рассчитался за обед.
— Так! Хватит реветь! Мы сейчас будем! Выпей успокоительное и сиди жди! — рявкнул он и отключился.
— Что стряслось? — спросила с тревогой девушка.
— Честно говоря, не понял, но она такая… Короче, если ревет, значит, полный привет!
Они быстро домчали до Маришкиного дома, и всю дорогу Ромала пыталась понять, кто же эта девушка в его жизни: он подрезал и летел как ненормальный. Мало того, у Димы был даже ключ от квартиры Марины, что вовсе обескуражило цыганочку. Парень вставил ключ в замочную скважину, но тот всё никак не поддавался и проворачиваться не желал. Наконец, в квартире произошло какое-то шевеление, и дверь распахнулась.