Именно тогда от тела императора отделился бесплотный двойник, отправившийся в долгое странствие. Солдат, стоявший на часах у дверей дома, услыхав о смерти государя, не поверил:
— Да как же? Я только что видел, как его величество вышел в город. Такой сутулой спины и опущенных плеч ни у кого нет.
Глава 9
Междуцарствие
25 ноября 1825 года. Санкт-Петербург.
Никс любил сердиться и хмуриться на службе: ему казалось, что это предает солидности. Однако, переступив порог Аничкова дворца, он сбрасывал с плеч день. В сторону летела шинель, стаскивались сапоги, и размашистые шаги в коридоре возвещали детям: «Я дома!» Мелкое племя знало, что из papá можно вить веревки. Запрягать в игрушечную повозку, кататься верхом, требовать строить кукольный дом (лучше крепость) и накрывать вешалку ковром, делая из нее вигвам.
— Ты в младенчестве не наигрался, — хохотала Александра.
У Саши и Мари были гости. Расставили в детской маленький столик, на него игрушечную посуду, закуски, угощения, сладости. Все шло чинно, пока не ворвался papá и не заявил:
— Я со службы. Съем слона.
Мари взвизгнула и полезла к нему с эклерами. На правах любимицы ей позволялось измазать родителя кремом.
Часы ударили шесть раз, и вступивший в комнату камер-паж доложил, что внизу его высочество ожидает генерал-губернатор Петербурга Милорадович. По срочному делу.
Никс досадливо поморщился. Ему вовсе не улыбалось представать перед графом в сливках и с Мари на шее. Дочка как раз заканчивала пальцем рисовать papá правую бровь белого цвета. По знаку Александры няня забрала протестующую девочку. Жена подала мокрую салфетку. Великий князь оттер физиономию и с явной неохотой двинулся вниз.
По приемной скорыми шагами ходил генерал-губернатор, поминутно хлопая здоровенным белым платком и орошаясь слезами.
— Что с вами, Михаил Андреевич, — озадаченно осведомился царевич. — Беда?
Милорадович втянул в себя воздух, чтобы успокоиться. Но произведенный им звук больше напоминал громовые рыдания.
— Его величество умирает. — Он протянул Никсу письма Волконского и Дибича с юга. — Есть слабая надежда…
Ноги у Николая подкосились.
— Как же так? Ведь он был здоров, — только и мог выдавить царевич. — Как сказать maman?
— Ее величество знает, — тотчас отозвался граф. — Я только что от нее.
Никс с неодобрением покосился на генерал-губернатора. Он догадывался об отношениях матери с этим человеком. Но все же следовало вперед известить его, а не наносить ей удар в самое сердце.
— Вдовствующая императрица умоляет вас прибыть во дворец, — продолжал Милорадович.
— Я… я сейчас позову жену.
Никс настолько растерялся, что не знал, как действовать дальше. Пожалуй, это он нуждался в матери, а не она в нем. Спотыкаясь, великий князь поднялся обратно к детской, вызвал Александру и прямо в коридоре у дверей выпалил все. Молодая женщина побледнела. Впрочем, царевич и сам стоял ни кровинки в лице.
— Вот, вот, вот наше положение! — сиплым от волнения голосом прошептал он. — Ни один документ не обнародован. Никто ничего не знает. Вся страна считает Константина наследником. Если с государем случится несчастье, мне не будут повиноваться. Могут произойти столкновения.
Александра взяла мужа за руку.
— Думай о maman.
Никс устыдился. Она права. Сколько ударов может вынести сердце одной старой женщины? Муж, две дочери и теперь Александр. Ее гордость, ее идол, ее сокровище.
— Надо ехать.
Наскоро переодевшись и отдав распоряжения, супруги поспешили в карету. Дорога до Зимнего заняла десять минут. Только сегодня они обедали здесь у Марии Федоровны. Смеялись. Но maman уже была рассеянной. Не отвечала на реплики. Чувствовала? Ее застали в ужасном состоянии. Вся белая, растрепанная, с трясущимся, как упавший студень, лицом, она расхаживала по кабинету и рвала на мелкие клочки всякую попадавшуюся бумажку.
Их высочества кинулись к ней с разных сторон и обхватили руками.
— Тихо, тихо, — шептал Николай. — Господь милостив.
Но нет, государыня понимала, к чему идет. И от непоправимости происходящего не могла найти себе места.
— Пустите меня к нему! Мальчик мой! Мальчик!
Мария никогда не плакала сразу. Но близкое, осязаемой присутствие детей сломало у нее в груди какую-то плотину, слезы хлынули ручьями. Только теперь Никс до конца осознал, как стара и слаба его мать. А ведь он рассчитывал на ее помощь. В растерянности великий князь оглянулся по сторонам, будто ища опоры, и наткнулся глазами на губернатора Милорадовича, тихо вошедшего в кабинет вслед за ними.
Такое поведение показалось царевичу неприличным. Они здесь в кругу своей семьи. Неужели нельзя оставить их на несколько минут в покое? Николай гневно сдвинул брови и тут же почувствовал, что жена сжимает его пальцы. Шарлотта раньше всех все поняла и умоляла мужа сдержаться. От графа зависело теперь многое. С ним нельзя ссориться.
Никс перевел взгляд на мать. Та вздрагивала в их объятьях и, казалось, ничего не замечала.
— Я останусь здесь, на диване, — с трудом выговорила она. — Буду ожидать известий. А вы ступайте. Вам с Михаилом Андреевичем надо оговорить действия на случай…
Тут женщина снова зарыдала и, опираясь на руку невестки, пошла к дивану.
Николай повернулся к Милорадовичу.
— Я взял на себя смелость призвать председателя Государственного совета Лопухина, члена совета Куракина и командира Гвардейского корпуса генерала Воинова.
«Когда он успел?» — с неудовольствием подумал великий князь. С каждой секундой собственное положение рисовалось ему все более мрачным. Неужели Александр этого хотел? Обезоружить брата. Поставить в полную зависимость от тех, у кого реальная власть. Без этих людей не осуществить волю императора. А захотят ли они повиноваться умирающему монарху?
Никс поплелся из кабинета. Он попал в медвежью яму, в капкан. И что хуже всего — выглядит человеком, пожелавшим незаконно завладеть властью. Совещание происходило в Белой столовой, стены которой украшали гобелены с изображением частей света. Царевич поместился под «Африкой». На улице шел снег. В темноте белый морок накрывал город, и казалось, что метет от Петербурга до самого Таганрога.
— Господа, — начал Милорадович.
— Михаил Андреевич, позвольте мне. — Великому князю было неприятно, что у него отбирают даже право говорить первым.
Генерал-губернатор чуть заметно пожал плечами.
— Господа. — От злости голос Николая окреп. — Вы знаете о печальных известиях, полученных нынче днем. Будем уповать на Бога и молиться о выздоровлении его величества. Однако доктора советуют готовиться к… — Он не смог выговорить: «к худшему» — и проглотил конец фразы. — Надобно принять меры, чтобы все в столице оставалось спокойным. И чтобы присяга прошла надлежащим образом.