Читать интересную книгу Мир на краю бездны - Александр Шубин

Современный военный историк Г. А. Куманев с этим не согласен: «к началу Второй мировой войны с учетом возросшей силы оружия, возможных стремительных перебросок войск, разнообразия оперативного маневра на колесах и по воздуху стратегия большинства европейских стран, как правило, ориентировалась не на позиционную оборонительную, а на наступательную войну, на маневренность в ней»[702]. Как жаль, что генерал Гамелен не знал об этой стратегии «большинства европейских стран».

Г. А. Куманеву вторит Б. В. Соколов, стремясь подчеркнуть превосходство западных армий над советской: «Красная армия, по сравнению с вермахтом или армиями США и Англии, была армией прошедшей эпохи, эпохи Первой мировой войны. Тот уровень насыщения техникой, которого требовала Вторая мировая война, вступал в неразрешимое противоречие как с реальным образовательным уровнем большинства красноармейцев и командиров, так и с психологией основной массы советских граждан»[703]. Б. В. Соколов в курсе, что по уровню технического оснащения Красная армия далеко ушла от Первой мировой войны, подальше других стран. Поэтому для доказательства ее отсталости нужно прибегать к загадочным психологическим штудиям. Но вот с конца 1942 г., когда ни психология, ни уровень советских граждан заметно не изменились, Красная армия пошла в наступление, при чем явно не методами Первой мировой войны. Скорее уж, методами Гражданской войны, школу которой прошли многие советские командиры. Эта школа и подводила их, заражая авантюризмом, и помогала преодолеть наследие позиционной Первой мировой войны. У Западных стран такой школы не было.

«Странная война» — яркое свидетельство нежелания западных армий вести маневренную войну. Следовательно, они не были как раз армиями Второй мировой. Какой угодно другой, позиционной — Первой мировой, «Холодной», «бесконтактной» — эпохи нового глобализма, но не Второй мировой. Классической армией времен Второй мировой войны была германская — маневренная армия, «наследница» наполеоновской.

Стремление воевать быстро, маневренно, «малой кровью, могучим ударом», было свойственно и красным командирам. То, что они были воспитаны опытом маневренной Гражданской войны, конечно, не значит, что красные командиры опережали время — «маневренную войну» в свое время вели даже конники Атиллы. История войны, как и вся история, развивается по спирали. На том витке, где находились «позиционные» наследники Первой мировой войны, еще не было технических средств для «бесконтактной» войны на расстоянии — ракетного оружия и неуязвимой для ПВО авиации. А вот у советских наследников гражданской войны было наибольшее в мире количество танков и самолетов. Правда, освоение техники, адекватной 30-м годам, шло медленно. Где еще осваивать технику, как не в локальной войне. Пока немцы и союзники стояли на западе, упершись друг в друга могучими щитами двух укрепленных линий, советскому руководству хотелось попробовать взять какую-нибудь линию послабее. Третьей линией, определявшей расстановку сил в Европе, стала линия Маннергейма. Тяжело в учении, в настоящем бою полегче будет. Вторая мировая война наступала на пятки наследию Первой.

В советской сфере влияния

Сталин благодаря войне линий на Западе получил возможность решить проблему стратегических «клещей», повторив гитлеровский опыт бескровных блицкригов. На южном фланге граница была отодвинута. Оставался Север. В октябре 1939 г., сразу после подписания советско-германского договора о дружбе и границе, Молотов вызвал в Москву представителей прибалтийских государств, отнесенных к советской сфере влияния, для политических переговоров.

Для стран Прибалтики, ориентировавшихся прежде на Германию или Великобританию, это был неприятный сюрприз. По словам полпреда в Эстонии К. Никитина, «Эстония деятельно готовилась к войне Германии с СССР и, как я писал ранее, приспособляла к пропуску германских войск свои железнодорожные, водные и шоссейные пути, затратила огромные средства на вооружение пограничной с СССР полосы по всей линии от Нарвы до Изборска включительно, теперь эти усилия оказались напрасными»[704]. Впрочем, в условиях распада торговых связей во время войны, страны Прибалтики изъявили желание расширить торговые связи с СССР, на что советская сторона радостно откликнулась. Но прежде всего — предложила политические переговоры. Поняв, что ситуация в мире изменилась, лидеры прибалтийских государств сменили холодный тон на дружеский. СССР не оставался в долгу — Литве сообщили, что Вильнюс перейдет к ней. А ведь еще 20 сентября Литва подписала с Германией договор, по которому «без ущерба для своей независимости» отдавала себя «под опеку Германского Рейха»[705]. Но 28 сентября граница сфер влияния передвинулась. Теперь покровителем Литвы будет СССР.

С эстонцами советские представители общались строже — 15 сентября в Таллинн пришла польская подводная лодка, которая была тут же задержана. Польские подводники, передохнув, скрутили охрану. Лодка ушла в Великобританию. Это было как нельзя кстати для СССР. 19 сентября СССР возложил на Эстонию ответственность за этот инцидент, а Балтийский флот принялся «искать» подводную лодку по всему эстонскому побережью. «Тем самым была установлена морская блокада, сопровождавшаяся вторжением советских кораблей в территориальные воды Эстонии и обстрелом ее побережья»[706]. 24 сентября Молотов ошарашил прибывшего в Москву министра иностранных дел Эстонии Г. Сельтера сообщением, что неизвестные подводные лодки топят советские суда, и что «недалеко от эстонских берегов какие-то неизвестные подлодки имеют свою базу»[707]. Просто «Тайна двух океанов»! Чтобы прекратить такое безобразие, Эстония должна была предоставить СССР базы на своей территории, которые позволят контролировать южные подходы к Финскому заливу — транспортной артерии Ленинграда. «На всякий случай» готовилось вторжение в Эстонию. Одновременно с подписанием советско-германского договора 28 сентября был подписан пакт о взаимопомощи между СССР и Эстонией, который стал шаблоном для договоров с другими странами Прибалтики. Помимо обязательства оказывать друг другу поддержку, в том числе и военную, в случае нападения на одну из сторон, договор предоставлял СССР право на создание в Эстонии своих военных баз: в Палдиски, Саарема и Хийумаа, где размещалось до 25 тыс. военнослужащих. Одновременно был подписан договор о расширении экономических отношений. 1 октября президент К. Пятс, не питавший никаких симпатий к СССР, вынужден был заявить: «Пакт о взаимопомощи не задевает наших суверенных прав… В требовании СССР не было ничего необычного. Учитывая историю нашего государства и наше географическое и политическое положение, становится ясным, что мы должны были вступить в соглашение с СССР. В качестве прибрежного государства мы всегда были посредниками между Западом и Востоком»[708].

Уже 29 сентября Молотов, принимая министра иностранных дел Литвы Л. Наткеивичюса, поставил перед ним ультиматум: «Советскому Союзу известна дружественность Литвы по отношению к СССР. Настала пора сделать эту дружественность более реальной. Ни для кого не является секретом, что Литву стремится перетянуть на свою сторону Германия. Следовательно, для СССР важно знать, к какой стране Литва испытывает большие симпатии. Сейчас недостаточно быть „ни теплым, ни холодным, а надо принять решение“»[709].

1 октября стало известно, что «на условиях с Эстонией латыши согласны разговаривать»[710]. 2 октября, беседуя с вызванным в Москву министром иностранных дел Латвии В. Мунтерсом, Сталин говорил: «Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем». Сталин сдержит это обещание, но только до тех пор, пока не определится исход англо-франко-германской войны. Молотов пояснил Мунтерсу, что СССР заботится об укреплении своей безопасности, но, расслабившись, проговорился и о других, уже имперских интересах СССР, унаследованных от Российской империи: «Еще Петр Великий заботился о выходе к морю»[711]. Отныне Петр станет признанным авторитетом для сталинской внешней политики. Чтобы сомнений не оставалось, Сталин констатировал: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся»[712]. 5 октября был заключен советско-латвийский пакт, по которому СССР получил право на создание военных баз в Латвии, в том числе в Лиепае и Вентспилсе. Здесь также размещалось до 25 тыс. военнослужащих. «Я должен рассеять также все сомнения и подозрения, что безопасность нашей страны может быть поставлена под угрозу извне»[713], — заявил президент Латвии К. Ульманис. 10 октября был заключен аналогичный договор с Литвой. Он прямо увязывался с передачей литовцам Виленской области.