Это был мальчик.
Очень исхудавший мальчик с длинными волосами, почти до плеч футболки «Ред сокс».
— Джонни! — закричал Клай. — Джонни-малыш!
Мальчик повернулся на его крик, вздрогнул. Рот раскрылся. В глазах не было и намека на тревогу. Вроде бы он подумал о том, чтобы убежать, но, прежде чем успел двинуть ногой, Клай налетел на него, обнял и уже покрывал поцелуями грязное, лишенное человеческих эмоций лицо и раззявленный рот.
— Джонни, — воскликнул Клай. — Джонни, я пришел за тобой. Я пришел. Я пришел за тобой. Я пришел за тобой.
И в какой-то момент, возможно, только потому, что мужчина, обнимавший его, начал кружить мальчика в воздухе, тот протянул руки и обхватил ими шею Клая. А еще что-то сказал. Клай отказывался верить, что это просто звуки, такие же бессмысленные, как и те, что издает ветер, заглядывая в горлышко бутылки. Мальчик произнес слово. Возможно, аал, то есть пытаясь сказать, что он устал.
А может, аап, почти что апа, как в шестнадцать месяцев он впервые назвал своего отца.
Клай ухватился за последнее. Чтобы поверить, что этот бледный, грязный, истощенный ребенок, обнимающий его за шею, признал в нем отца.
4
Маловато для того, чтобы ухватиться, думал он неделю спустя. Один звук, который мог быть словом, одно слово, которое могло быть «папа».
Теперь мальчик спал на кушетке в стенном шкафу спальни. Сам Джонни ничего не имел против, а Клаю надоело вытаскивать сына из-под кровати. Этот маленький, уютный, как чрево, закуток Джонни, похоже, очень даже устраивал. Возможно, таким он стал в результате превращения. Того еще превращения. Мобилоиды в Кашваке превратили его сына в безмозглое, затравленное существо, которое не находило покоя даже в стаде.
Снаружи, с серого вечернего неба, падал снег. Холодный ветер, который дул вдоль неосвещенной Главной улицы Спрингвейла, собирал снег, создавал из него извивающихся змей. Казалось бы, для снега еще рановато, но, разумеется, иной раз он выпадал и раньше, особенно так далеко на севере. Если такое случалось до Дня благодарения[155], ты удивлялся, а если до Хэллоуина[156] — удивлялся вдвойне, а потом кто-нибудь напоминал тебе, что ты живешь в штате Мэн, а не на острове Капри.
Он задавался вопросом, где сейчас Том, Джордан, Дэн и Дениз. Он задавался вопросом, что будет делать Дениз, когда ей придет время рожать. Подумал, что все у нее будет в порядке, женщина она крепкая и решительная. Он задавался вопросом, вспоминают ли его Том и Джордан так же часто, как он — их, тоскуют ли о нем так же, как тосковал он о серьезных глазах Джордана, об иронической улыбке Тома. Ему не удалось насмотреться на эту улыбку: среди того, что выпало на их долю, забавного было не так и много.
Он задавался вопросом, чувствовал ли он себя когда-нибудь таким же одиноким, как в эту неделю, проведенную с сыном. По всему выходило, что нет.
Клай посмотрел на сотовый телефон, который держал в руке. Больше всего вопросов вызывал у него этот телефон. Должен ли он сделать еще один звонок? Три черточки на дисплее говорили об устойчивом радиосигнале, но аккумулятор-то разряжался, и Клай это знал. Не мог он рассчитывать и на то, что Импульс будет транслироваться до скончания веков. Аккумуляторы, от которых поступала энергия на компьютер, передающий сигнал на коммуникационные спутники (если все так и было на самом деле), тоже могли разрядиться. Или Импульс мог мутировать, превратившись в простую электромагнитную волну, бубнение идиота или пронзительный треск, какой иной раз можно услышать, если по ошибке попадаешь на чей-то факс.
Снег. Снег двадцать первого октября. Сегодня двадцать первое? Он потерял счет дням. Знал он только одно: снаружи мобилоиды умирали, с каждой ночью во все большем количестве. Джонни стал бы одним из умерших, если бы Клай не искал и не нашел его.
Вопрос состоял в том, а кого он нашел?
Кого спас?
Аап.
Папа?
Возможно.
С тех пор мальчик не произнес ничего такого, что хотя, бы отдаленно напоминало бы слово. Он с готовностью ходил с Клаем… но при этом мог в любой момент развернуться и пойти куда глаза глядят. Когда такое случалось, Клай хватал его, как хватают малыша, который старается убежать на автостоянке супермаркета. И всякий раз Клай вспоминал заводного робота, каким играл в детстве. Тому всегда удавалось зайти в угол и стоять там, маршируя на месте, пока ты не подходил к нему и не разворачивал передом к середине комнаты.
Джонни принялся отчаянно вырываться из рук Клая, когда тот нашел автомобиль с ключом в замке зажигания, но как только Клаю удалось усадить мальчика на пассажирское сиденье, перетянуть ремнем безопасности и тронуть автомобиль с места, Джонни сразу успокоился и сидел как загипнотизированный. Даже нашел кнопку, опускающую стекло, и подставил ветру лицо, закрыв глаза и приподняв голову. Клай наблюдал, как ветер отбрасывает назад длинные грязные волосы сына, и думал: Господи, помоги мне, я словно еду с собакой.
Когда шоссе перегородил дорожный риф, который они не смогли объехать, и Клай помог Джонни вылезти из кабины, выяснилось, что он надул в штаны. Он разучился не только говорить, но и справлять, как положено, естественные надобности, с ужасом подумал Клай. Христос на костылях. Так оно и было, но последствия оказались не столь плачевными, как опасался Клай. Да, вовремя снимать штаны Джонни разучился, но если Клай останавливал автомобиль и отводил его в поле, то Джонни мочился, если у него было такое желание, А если хотелось справить большую нужду, то приседал на корточки и мечтательно смотрел в небо, опорожняя кишечник. Возможно, следил за летящими в вышине птицами. Может, и не следил.
Не умеющий, как положено, справлять нужду, но прирученный. Вновь Клай не мог не подумать о собаках, которые у него раньше были.
Только собаки не просыпались глубокой ночью и не кричали по четверти часа.
5
В первую ночь они остановились в доме неподалеку от «Всякой всячины», и когда начались крики, Клай подумал, что Джонни умирает. И хотя мальчик заснул у него в объятиях, он исчез, когда Клай проснулся, как от удара. Нашелся Джонни не на кровати, а под ней. Клай залез туда, в узкое царство катышков пыли, где низ матраса находился в каком-то дюйме над его головой, и схватил худенькое тельце, которое напоминало железный стержень. Такие маленькие легкие не могли быть источником столь громких криков, и Клай понял, что слышит их в голове. Все волосы Клая, даже на лобке, встали дыбом.
Под кроватью Джонни кричал почти пятнадцать минут, а потом замолчал так же внезапно, как и начал кричать. Его тело расслабилось. Клаю пришлось прижать голову к боку Джонни (одна из рук мальчика каким-то образом ухватила его за шею), чтобы убедиться, что тот дышит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});