Мозг приступает к обработке. В ней тоже три этапа: понимание — оценка — решение.
Понимание двойное — образное и словесное.
Оценка двойная — эмоциональная и логическая.
По мотивам логическим, психологическим, вкусовым, физиологическим, сиюминутным, постоянным и прогностическим, моральным, своим, чужим...
Надо выбрать, принять решение, довести его до конца, отбиваясь от новой информации и новых побуждений, сверяясь с обратной связью ежесекундно...
Десятки звеньев. Мыслительная цепь.
И у каждого слушателя звенья в цепи разной прочности. Вот я и стараюсь разобраться, какое слабее или надежнее, какое надо укрепить или использовать с полной нагрузкой, какую прописать индивидуальную умственную диету.
Расспрашиваю. Разговариваю. Наблюдаю.
Двадцать личностей передо мной. А я читаю им одинаковую лекцию.
Двадцать пациентов!
Вот Педро. Худенький, смуглый, порывистый, с горящими любопытством глазами. Он засыпает меня вопросами, нетерпеливо ерзает, привстает, если я не сразу замечаю его поднятую руку. Рвется ответить первый, подсказывает мне слова, как только я замнусь на секунду-другую. Он прирожденный талант, еще до нашей школы, я даже сомневаюсь, стоит ли вообще ему наращивать мозг. И первый месяц мои усилия направлены на то, чтобы унимать его: «Педро, вы не один в классе. Педро, дайте высказаться другим».
И домашние задания он выполняет блестяще, раньше всех, почти всегда лучше всех. Так до первого проекта. И вдруг выясняется, что Педро застрял. Мечется в нерешительности. Отброшен один вариант, другой, третий, примерно одинаковые, даже первоначальный был в чем-то оригинальнее. Время идет, ничего не выбрано, парень начинает заново, опять и опять. Я-то вижу лучшее решение, у меня бывали похожие случаи в практике, отработан подход, но я креплюсь, не хочу подсказывать. Знаю: если подскажу, Педро побежит к компьютеру и через день принесет мне цифровые таблицы. Но я же не у компьютера экзамен принимаю, я готовлю инженера, командующего компьютерами. Стараюсь понять, почему он не видит очевидного.
И постепенно до меня доходит: Педро не хватает звена под названием «характер». Он не умеет доводить дело до конца. Привык работать на публику, щеголять сообразительностью, догадки бросать с лету. В одиночестве за рабочим столом скисает, теряет уверенность. Диагноз: способности есть, выдержки нет. Терапия: персональные, трудоемкие, однообразные задания, требующие терпения, нечто, напоминающее личные рекорды на дальность: сегодня проплыл километр, завтра тысячу триста. Тренировать выдержку, растить лобные доли, вместилище твердой воли.
Следующий Густав. Этот распознается проще. Густав/ грузноватый, большеголовый, плечистый, медлительный, долго соображает, даже если уверен в ответе. В классе пассивен, молчалив, но домашние задания выполняет основательно и даже с выдумкой. В сущности можно было примириться с его неторопливостью. Для проекта важнее качество, а не скорость его выполнения. Но после второго, третьего задания я почувствовал некоторое однообразие, однобокость, даже узость. Понял: Густав — упорный интраверт, у него все долго вертится внутри, так и эдак прилаживаются и подгоняются надежные, твердо усвоенные, но немногочисленные факты. Новое он воспринимает с усилием, как бы нехотя, глуховат к внешнему миру, получил два-три факта и спешит замкнуться, приступить к перевариванию.
Диагноз: слабое звено Густава — восприятие. Терапия: задания на сбор материала — изучение, описание, выяснение, исследование. И тоже тренировка на личный рекорд: не сколько сделал, а сколько нашел.
Так с каждым из двадцати.
Самым же твердым орешком оказалась для меня способная и прилежная Лола, чернокожая курчавая красавица с густым румянцем и вывернутыми губками, словно приготовленными для поцелуя. Сидела она прямо передо мной, сверлила в упор угольными глазами, улыбаясь многозначительно своими поцелуйными губками. Не знаю, намеренно ли она старалась смутить молодого учителя, смягчив заранее на всякий случай его суровость, или же бессознательно на всех подряд пробовала силу своего обаяния, мне лично мешало это кокетство. Мне бы разобраться в ней надо, поговорить откровенно с глазу на глаз, но не хотелось оставаться наедине.
Как ученицу я не понимал Лолу.
У нее был вкус, работы оформляла красиво, охотно думала о дизайне, но как-то не воспринимала конкретную, обстановку. «Конкретная обстановка» — термин неконкретный, сейчас я поясню, что я имею в виду. Строится завод: расчищается пропасть, прокладываются дороги через холмы и горы, роботам надо дать наставление, как справиться с этим перевалом, с расщелиной, с данной горой, скалой, глыбой, похожей на любопытного щенка, приподнявшего одно ухо. Инженерное чутье в том и заключается, чтобы почувствовать, как взяться за этого одноухого базальтового щенка. Лоле же почему-то, при всей ее любви к форме, задание надо было давать в цифрах. Красоту видит, а задание давай в цифрах! И не сразу, совершенно случайно до меня дошло объяснение. Лоле мешала не слабость ее образного понимания, а сила. Она очень четко представляла себе ушастую скалу... но на Земле, а не на Луне. На Луне скала весит в шесть раз .меньше, к ней другой технический подход нужен. Вот абстрактные тонны Лола считала отлично. Их она не представляла зрительно, и представление не сбивало ее.
Какое лечение? Длительная командировка на Луну. Чтобы осели в мозгу лунные масштабы, отношения объема и веса.
И еще семнадцать проблем. И еще двадцать в параллельном классе. И двадцать и двадцать на следующий год, в очередном потоке. И четырежды сорок, если принять в счет классы моих товарищей. Вместе мы ломали головы над тайнами мыслительных цепей наших учеников.
И обрел я талант третий — чутье педагога. Уже не за месяцы, за день-два управлялся с распознаванием личности. Иногда и часовой беседы хватало. Иногда и одного взгляда. Даже испытывал я себя, пробовал, правильно ли первое впечатление. Да, в основном бывало правильное. Уточнения добавлялись.
А с третьим талантом в третий раз пришло горделивое ощущение некой удали. Я могу, я умею! На свете нет ничего сложнее человека, а для меня это сложное как на ладони. Столько было написано толстых томов о некоммуникабельности, непознаваемости, непроницаемой истинной экзистенции человеческой сущности, но вот пришел я, проникаю, проницаю, познаю экзистенцию, воздействую на нее коммуникабельно. Корил сам себя за зазнайство, разоблачал, опровергал. Жизнь сама опровергла вскоре. Но я не гимн себе пою, рассказываю, какие ощущения у итанта. Молодцом себя чувствуешь, победителем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});