Холодным, безапелляционным, не терпящим возражений тоном он проговорил или, скорее, прокричал:
– Об этом не может быть и речи!
Магнус поднялся и схватил влажное полотенце, которым она вытиралась. Обернувшись им, вышел из лохани, взял ее за руку и поднял с кровати.
Она что, ненормальная? А король совсем рехнулся?
– Я этого не позволю.
Она подняла к нему свое маленькое личико. Если б он не был так зол, то ее поджатые губы и сверкающие глаза, возможно, заставили его быть чуть более дипломатичным.
– Поскольку не тебе это решать, боюсь, что позволишь ты или не позволишь, не имеет значения.
Он зарычал, на самом деле зарычал.
– Если ты думаешь, что я позволю тебе участвовать в этом, то ты совсем свихнулась. Да я и близко тебя туда не подпущу. Разве ты не знаешь, как это опасно!
– Разумеется, я знаю, как это опасно! Потому-то я и решила быть лекарем вашего тайного отряда. Как король называет его? Горной стражей? Да, именно так. И я же не собираюсь хватать оружие и кидаться в бой вместе с вами. Я просто буду неподалеку, если кому-то из вас понадоблюсь.
– Ах, ну да, какое облегчение, – процедил он с сарказмом.
Ее глаза гневно сузились.
– Это вполне обычное дело, когда лекарь ждет где-то поблизости, чтобы позаботиться о раненых после сражения. Многие женщины идут за своими мужчинами в бой.
Ее самоуверенность только еще больше распалила его гнев.
– Но не моя женщина.
– А я вовсе не твоя женщина, – спокойно напомнила она ему. – Я не сказала, что выйду за тебя замуж.
Он рванул ее на себя, прижал к своему телу, и тонкая ткань была слабой преградой тому жару, который пылал между ними.
– Ты выйдешь за меня, еще как выйдешь. Даже если мне придется силой притащить тебя, орущую и брыкающуюся, в церковь, ты выйдешь за меня.
И чтоб доказать это, он поцеловал ее. Крепко. С неистовой властностью, не оставляющей сомнений в его словах. Она принадлежит ему.
Язык совершал набеги, исследуя сладкие, теплые глубины рта. Он втянул в себя ее тихий вскрик, втягивал дыхание, питая неистовством эмоций, беснующихся в нем.
Тело ее таяло, ноги и руки переплелись. Пальцы вцепились в него, притягивая ближе.
Он застонал, когда ее язык обвился вокруг его языка, встречая это безумное, лихорадочное отчаяние своим, таким же безумным и отчаянным.
Вдруг Хелен с резким возгласом оторвалась от него. Она тяжело дышала, губы припухли, а глаза потемнели от страсти.
– Не получится, Магнус. Таким способом ты не заставишь меня передумать. Не ты один можешь быть упрямым.
Решимость в ее голосе лишь подстегнула его. Глаза запылали пламенным вызовом.
– Ну, это мы еще посмотрим.
Он ухватился за ворот ее рубашки и одним резким движением разорвал тонкую ткань сверху донизу.
Она возмущенно ахнула, пытаясь запахнуть разорванные края, но он не дал ей. Сорвав с себя полотенце, толкнул ее спиной на кровать. В сплетении обнаженных рук, ног и разорванной ткани, пригвоздил ее своим телом.
Магнус заглянул ей в глаза. Заглянул в лицо, которое преследовало его с тех пор, как он только стал мужчиной. Он так любит ее, что сердце сжимается от боли.
– Ты моя, Хелен. Моя. – Голос его надломился, но не по-собственнически, а с любовью.
Она обхватила ладошкой его лицо.
– Я знаю.
В глазах ее блестели слезы счастья. Он снова поцеловал ее, на этот раз гораздо мягче, со всей любовью и нежностью, распирающей грудь.
Она открылась ему. Вся. Без остатка.
Крепко обнимая любимую, он вошел в нее. Медленно. Желая ощутить каждый дюйм ее тела, вбирающего его, каждый дюйм своей любви к ней. И, добравшись до самых глубин, застыл, удерживая ее своим взглядом. А потом продвинулся чуть глубже.
Это был самый сладкий вздох, который он когда-либо слышал в своей жизни. Вздох, покоривший его сердце навек.
– Я люблю тебя, мой ангел! – мягко проговорил он.
Улыбка, осветившая ее лицо, осветила самые темные, самые потаенные уголки его души.
– Я тоже люблю тебя.
Удерживая ее взгляд, он начал двигаться. Вначале медленно, слегка вращая бедрами.
– О Боже… – простонала она.
Движения его сделались быстрее. Тверже. Настойчивее. Она тихо вскрикнула. Обнаженная грудь выгнулась, прижимаясь к его груди, ноги крепче обвились вокруг него, притягивая глубже.
Хорошо. Невозможно, немыслимо, невероятно хорошо.
Наслаждение окатило его горячим потоком, скапливаясь в паху, кольцами сворачиваясь в основании спины. Сердце стучало в ушах.
Он стиснул зубы. Мышцы напряглись в попытке сдержать себя еще несколько последних мгновений.
Она вскрикнула, и он дал себе волю. Со стоном, вырвавшимся из самых глубин души, он взлетел на горячих, судорожных волнах, отдавая ей все, что только мог дать.
И даже когда схлынула последняя волна наслаждения, он продолжал прижимать ее к себе, не желая отпускать.
Он мог бы лежать так долго, но боялся, что раздавит ее. Освободив Хелен от своего веса, он лег на бок, обнял и твердо привлек к себе.
Она положила голову ему на грудь, кончиками пальцев рисуя какие-то фигурки на его коже.
Он знал, почему она такая притихшая. Гнев рассеялся, но гораздо более сильное чувство, страх, все еще оставалось здесь.
– Ты это все серьезно, да?
Она положила ладонь ему на грудь, оперлась на свою руку подбородком и посмотрела на него.
– Да. Я должна это сделать, Магнус. И ты нуждаешься во мне. И твои друзья тоже. Если есть шанс спасти тебя или кого-то из них, я должна им воспользоваться. Это то, что предназначено мне судьбой, я знаю. Мое место рядом с тобой, всегда и во всем. – Она улыбнулась. – Кроме того, тебе нужен кто-то, чтобы защищать тебя.
Он застонал, чувствуя, что борется с неизбежным.
– Да, но кто будет защищать тебя?
Глаза ее заискрились лукавством.
– Помнишь, Макгрегор сказал мне, что если он может для меня что-то сделать, мне стоит только попросить? Так вот, он обещал присматривать за мной.
– Макгрегор? – выдавил он.
Она сморщила носик.
– Я знаю, как ты болезненно чувствителен, когда дело касается его. Он, конечно, слишком уж привлекателен, с таким-то лицом и всем остальным, но, может, есть кто-то не настолько привлекательный, кто мог бы защищать меня? Хотя, если судить по тем мужчинам этого отряда, которых я видела, боюсь, там все такие – один лучше другого. Ну, есть ведь еще мой брат.
Он понимал, что она дразнит его, но все равно не смог сдержать искорок гнева, вспыхнувших у него в душе.