— И о ней упомянули?
Брови полицейского удивленно взметнулись вверх.
— А что, это тайна?
— Да нет, — Камерон неуверенно дернул плечом. — Просто я не поставил его в известность о нашей поездке.
— Я это понял.
— Что он вам сказал?
— Что вы поступили несколько опрометчиво.
— И попросил вас приехать сюда и разобраться на месте, чем мы тут занимаемся?
— Ну, приблизительно.
— А голос? Голос был раздраженный?
— Этого бы я не сказал. По-моему, его не так легко вывести из себя.
— Это точно, — пробормотал Камерон.
В глазах Бруссара промелькнула симпатия.
— Слушай, парень, мне искренне жаль, если я поссорил тебя с твоим шефом. Но поверь, я действовал из лучших побуждений. Если бы я не появился тут вовремя, у тебя были бы куда большие неприятности.
Да уж, вовремя, подумал Камерон, да и неприятности были бы еще те!
— Спасибо вам за все.
Бруссар ткнул сигарой в сторону реки.
— Нужно же соображать! Течение сейчас никак не меньше семи узлов[7]. Представляешь, куда бы тебя отнесло? А ты без страховки!
— Да, вы правы, — проговорил Камерон. — Это была глупая затея.
— Дело не только в силе течения. Там, на дне, полно всякого хлама, так что ты вполне мог и не всплыть.
— Правда? Я и не знал.
— Оно и не мудрено, ты же недавно в наших краях. Когда-то на этом месте ходил паром, потом каждый, кому не лень, начал сбрасывать сюда вышедшие из строя автомобили, так что дно превратилось в настоящее кладбище машин. А при строительстве моста все ненужные причиндалы просто выкидывали в реку. Теперь ясно?
Вот оно что. Значит, к этому кладбищу Готтшалк решил прибавить еще и его машину. Что ж, одной меньше, одной больше, какая разница?
— Еще одна развалюха найдет здесь покой, — улыбнулся он.
Бруссар лукаво подмигнул.
— Я тебя напугал? Рискнешь завтра?
— Конечно, такая уж у меня работа, ничего не поделаешь.
Полицейский снова глянул в бурлящую воду и содрогнулся.
— Лично меня калачом на такую работу не заманишь. И вообще, я не понимаю, к чему такой риск. Неужели нельзя посадить вместо тебя манекен?
— Да можно, конечно, но нашему режиссеру подавай естественность, он на ней помешан.
Бруссар усмехнулся.
— Да уж! Настолько помешан, что даже упросил меня тоже сняться в своем фильме.
— Вот это новость. Это будет роль без слов?
Бруссар неопределенно пожал плечами.
— Сам толком не понял. Вроде я с парой своих ребят должен буду быть поблизости от тебя, когда ты появишься на дороге. Шлагбаум там будет, что ли? Мы его поднимем, пропустим тебя и снова опустим.
— Ага, поднимите и опустите. Проще простого, — Камерон хохотнул. — Не забудьте зарядить свои пушки холостыми патронами.
— Слушай, займись своим делом, а мне предоставь заниматься своим, ладно?
— Обо мне не беспокойтесь, я в своем деле профессионал, — гордо сказал Камерон, а сам подумал: ой ли?
— Странный тип этот Готтшалк, а? Знаешь, мне сдается, что он в фильме хочет повторить историю того парня, за которым мы гоняемся.
— Артистическая натура, что ни говори, — глубокомысленно произнес Камерон. — Черпает вдохновение не только в своем воображении, но и в жизни. Услышит что-нибудь интересное, и тут же в его мозгу все переворачивается.
— Ну-ну… Судя по всему, ты получил неплохое образование, а, Коулмэн?
На секунду Камерон задержал дыхание.
— И тут вы правы. А почему вы об этом спросили?
— Меня тоже посетило вдохновение, — неожиданно сухо отчеканил Бруссар. — А вот скажи-ка, если бы ты был на месте этой неуловимой пташки, как бы ты улизнул из города? Я, конечно, не уверен, что он все еще здесь, но все же.
Ловушка? Или он просто нуждается в совете?
— Ну… если бы я знал, что полицейские силы блокируют дороги, я бы, видимо, попробовал переплыть реку или пошел бы вдоль берега куда-нибудь на север.
— Угу, я тоже так подумал, но теперь имеются другие предположения. Берег в обоих направлениях находится под нашим контролем, а город мы прочесали вплоть до последней помойки: Мне все-таки думается, что парень до сих пор тут, просто у него нашлась надежная крыша и он действует вполне легально прямо у меня под носом. Вот я и не хочу, чтобы он провел Бруссара, как невинную гимназистку. А в фильме получается именно так, а?
Камерон искоса взглянул на начальника полиции, задумчиво обозревающего темнеющие вдали соляные болота.
— Интересная мысль, — .отметил он.
— Мне тоже так кажется, — очнулся Бруссар. Он вынул изо рта давно потухший окурок сигары и швырнул его в бушующий поток.
— Ладно, на сегодня довольно, я свою миссию выполнил. Увидимся завтра на съемках.
— Конечно.
— И — удачи тебе, парень.
— Спасибо.
Завтра? Ну да, конечно. Слишком скоро приклеил он Бруссару ярлык тупицы, а он не так уж глуп, как только что выяснилось. Вот-вот развяжет все узелки на веревочке. А завтра сыграет роль самого себя. Говорят, не плюй в колодец… А вдруг все обернется иначе?
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Они мчались назад по направлению к городу. Как же сломать воцарившееся молчание? На лице Нины застыло выражение холодной отчужденности, появившееся, когда Бруссар при расставании дружески похлопал его по плечу. Как, какими словами объяснить ей всю горечь разочарования, что план не удался? Сейчас она все равно не поймет, слишком ушла в себя.
Орфей и Эвридика[8], вдруг пришло ему на ум, только несколько в другой интерпретации.
Теперь Готпиалк знает об их поездке. Интересно, как в связи с этим изменились его планы, что он там еще задумал. Небось, опять что-нибудь со смертельным исходом. Ну и черт с ним, пусть думает, что хочет. Астронавт погибает в безвоздушном пространстве, а над ним смыкаются сумрачные воды.
Камерон усмехнулся. Он не позволит подчинить себя его дурацкому воображению. Черта с два, не властен ты над моей жизнью, режиссер.
Прошло еще минут двадцать.
Они давно въехали в город и теперь мчались по широкой автостраде к отелю. Вот мимо них пронеслись луна-парк, пирс, дансинг и казино, ярко освещенные прожекторами, уже не нужными, так как на небе появились первые проблески зарождающейся зари.
У Камерона стало легче на душе. Он снова в ставшей уже привычной обстановке, вон чертово колесо, вон мельница, на которой он рисковал башкой, но все-таки уцелел, вот и море, где только сегодня утром, нет, уже вчера, он сражался со штормом и вышел из этой схватки победителем. А там, в глубине отеля, тот самый лифт, в котором он сумел преодолеть чувство клаустрофобии[9] и выбраться наружу. Не сломило его и палящее солнце на крыше, где он медленно поджаривался несколько часов, показавшихся ему тогда вечностью…