Читать интересную книгу Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу - Альфред Дёблин

Существует ли вообще человек — думающее, свободное существо?

Я уверен, я точно знаю: в нас что-то засело, а может, засело вне нас; это что-то управляет нашими мыслями и поступками. Во мне, к примеру, засел старый страх, засел еще с тех времен, которые я давно забыл; он подгонял меня. Действовал ли я сам? Свободный, отвечающий за себя человек? Был ли я виноват? Я вел себя как актер, игравший роль в пьесе, текст которой ему неизвестен. Суфлер подсказывает актеру реплики и жесты.

Итак, целый наблюдательный совет управляет моим сознанием, моим подсознанием, моими решениями, а я, как ни странно, принимаю их за собственные.

То же происходило, наверное, и с матерью. За нее распоряжались сумеречное сознание и бессознательные импульсы. За нее и за отца. И все эти силы стали сталкивать нас друг с другом — мать с отцом, отца со мной.

Что это такое? Что значит сумеречное «сознание»? Сознание? Нет, это нечто другое. Что именно, я еще не понимаю.

Раскаяние доктора Кинга

Эдвард написал доктору Кингу. Покидая клинику, он не дал врачу своего адреса, не желал поддерживать никаких отношений с домом. Теперь он захотел увидеть врача. Как только доктор Кинг получил адрес, он появился; Эдвард был потрясен тем, с какой быстротой это произошло.

— Не верится, что вы так быстро приехали, доктор. Вас может кто-нибудь заменить в клинике? У вас сейчас мертвый сезон?

Доктор Кинг:

— Клиника битком набита, а врачебного персонала у меня, как всегда, маловато.

— Тогда я вам вдвойне благодарен за то, что вы не стали мешкать.

Высокий седой врач казался усталым и обеспокоенным. Они опять зашли в комнату к Эдварду. Только теперь бывший пациент разглядел своего врача.

— Вы измучены, доктор. Ради меня не стоило предпринимать этой поездки.

— Мой мальчик, я предпринял ее в первую очередь ради себя. Ждал вестей от вас. Вы ведь знаете: ваш отец уехал из дому — адрес неизвестен. И матушка тоже уехала. Ее проводил на вокзал Джеймс Маккензи.

— Куда она делась?

— Неизвестно. Кэтлин тоже уехала, и вы уехали. Я очень обрадовался вашей открытке. И вот я здесь.

— От всего сердца благодарю, доктор. Мне приятно думать, что вы принимаете участие в нашей судьбе.

— Я… приехал ради себя самого, Эдвард.

И врач заговорил. Прежде всего он рассказал о своем последнем посещении виллы Эллисонов. Он встретил там Джеймса Маккензи, который жил в доме совершенно один. Под конец уехал и Джеймс. Дом опустел.

— Я неправильно оценивал обстановку. Был слишком легкомысленным. Мне не следовало выписывать вас из клиники, Эдвард. Стоило это сделать, как все вышло из-под моего контроля. С любой точки зрения это оказалось неправильно. Да. И еще более того. Я думал: Эдвард хочет уйти от меня. А почему бы нет? В большинстве случаев больные знают себя лучше, чем доктора. Потому я пошел на это. И еще я думал: вы будете близко, и я смогу за всем следить, в частности, за самоанализом, которым вы займетесь и который в конечном счете вам удался. Я рассматривал и вас, и эксперимент с научных позиций, поверхностно. И не подумал о других обстоятельствах. Не предвидел, какой эффект вызовет ваше присутствие. Это не просто ошибка. Это преступление.

— Доктор, вы упрекаете во всем себя? Считаете, что повредили нам?

— Quieta non movere[24] — эта фраза пригодна для любых человеческих отношений. У каждого из нас свои слабости. И от других мы всегда чего-нибудь требуем. И еще: душа человека — вместилище всяческих тайн. Люди привыкают к собственным тайнам, но хотели бы знать, что скрывает от них другой. Впрочем, бремя секретов облегчает одно обстоятельство: ты знаешь, что и другому, в сущности, не легче, чем тебе. Словом, Эдвард, ничего сверхъестественного не было в том, что ваши родители имели тайны, разумеется, совершенно особые, тем более что с каждым годом им становилось все легче управляться с ними, — я это знаю, ведь я знаком с ними обоими уже давно, с тех самых пор, как отец купил этот дом.

— Стало быть, не кто иной, как я, разрушил нашу семью?

— Эдвард, прошу вас. О вас вообще нет речи.

— Почему, доктор? Кто же взбаламутил эту уже устоявшуюся жизнь?

— Я. Ибо я поселил вас в их доме. Я уступил вашей матери. Она на меня наседала. Подстегивала. Я дал себя использовать. Задолго до того, как вас ранило, даже до того, как вы пошли на войну, я знал, с какими мыслями носилась ваша матушка. Она хотела разрыва. Хотела уйти из дому. В отличие от меня, ее интересовал конечный результат, и она предвидела последствия.

Эдвард сжал кулаки.

— Моим доверием она злоупотребила, так же как и вашим. И меня она использовала в своих целях.

— Все равно, лавину нельзя было остановить. Разрыв был навязчивой идеей вашей матери. Отец не знал, что происходило. Иногда я думаю: как бы мы ни поступили, лавина обрушилась бы. Ваша мать стремилась довести все до логического конца. В последние годы буквально каждый раз, когда она на несколько дней ложилась в мою клинику, мне приходилось с ней бороться. Когда вы приехали, все уже было предопределено.

— Стало быть, не следовало пускать меня в этот дом. Стало быть, вы совершили преступление, доктор.

Доктор Кинг сидел тихо, сцепив руки на коленях.

— Это я сам себе говорю. Не будьте таким жестоким, Эдвард. Я обвиняю себя. Но я думал о вас, только о вас, о том, чтобы поставить вас на ноги. Путь, предложенный вашей матушкой, показался мне приемлемым. Дело вашего исцеления передавалось в ваши руки. Я не ожидал, что это приведет к таким последствиям. — Доктор Кинг нахмурился. — Кажется, будто все это было заранее подстроено. Единственным виновником оказался я.

Вот как это выглядит в представлении доктора, подумал Эдвард. Он говорит: подстроено, а я угадываю за своими словами какой-то ранее написанный текст, а за разумом — целый наблюдательный совет, который управляет и нашим сознанием, и подсознанием.

Эдвард взял за руку врача.

— Давайте оставим все это, доктор. Просто вы исполнили в нашем доме роль провидения. Скажите лучше, что с отцом? Где он теперь?

— Я приехал сюда ради него тоже. Думал, у вас есть его адрес. Надо уладить кое-какие дела; отец назначил одного адвоката своим поверенным, и тот обратился ко мне с просьбой дать ваш адрес — адвокат хочет сообщить вам, что он распоряжается банковским счетом отца и что вам следует обращаться к нему по всем финансовым вопросам. То же самое я должен передать Кэтлин.

— Благодарю. Так где же теперь отец?

— Не знаю.

— Его разыскивают? Полиции сообщили об его исчезновении?

— О чем вы говорите? Он удалился добровольно. Адвокат получил от него открытку из Шотландии всего дней пять назад.

— Что он пишет?

— Просил выслать деньги. И больше ничего. Он путешествует. Скрылся от всех. Для него это оказался тяжелый удар, что, впрочем, нетрудно было предугадать.

— А — я?

— Не понимаю. Что с вами?

— Разве для меня это не было тяжелым ударом?

— Вы скоро поправитесь. Ведь вы молоды.

Эдвард подсел к врачу ближе и прошептал:

— Вам известно, что я не Эллисон?

Доктор удивленно пожал плечами.

— Вам известно, что я не его сын?

— Вы бредите, Эдвард. Почему это пришло вам в голову?

— Мне сказала мать.

— Что вам сказала ваша матушка?

— Будто я не сын Гордона Эллисона, в чьем доме считался сыном, будто я сын другого человека, с которым она находилась в связи до Гордона или уже будучи в браке с Гордоном.

— Это она вам сказала?

— Да, не могла больше скрывать, ведь настала минута ее торжества, наш дом рухнул.

Доктор Кинг:

— Мне она никогда не говорила ничего подобного. Я знал, что отец не был чрезмерно нежен с вами в ту пору, когда вы были ребенком. Обычная отцовская ревность, если мать питает преувеличенно сильную любовь к сыну. Кроме того, ваш отец отличался вспыльчивостью; между родителями даже в вашем присутствии разыгрывались бурные сцены. Раньше. Возможно, что в один из припадков бешенства отец потерял голову и набросился на вас. Но я могу выдать вам один секрет: не так давно — это было после того, как вас ранили, — не так давно Гордон пришел в клинику и со слезами на глазах рассказал о полученном известии. Он по-настоящему плакал. В первый раз я видел Гордона плачущим. Он боялся самого страшного и спрашивал, какие у вас шансы выздороветь. В этот раз отец сказал буквально следующее: он, Гордон, должен покаяться, ибо тяжело провинился перед вами, он как безумный ревновал к вам, злобствовал. Его самое заветное желание, чтобы вы опять стали здоровым и чтобы он помирился с вами. Гордон хотел заслужить ваше прощение.

— И тут явился я, напал на него и выжил его из дому… Но ведь она уверяла, будто я вообще не его сын, будто я родился не от него.