Подготовка операции была закончена в намеченный срок. Многотысячная громада войск 1-го Украинского фронта, как единый монолитный организм, затаила дыхание в ожиданий заветного сигнала - "Ч". Войска с нетерпением ожидали момента, когда огромная дуга киевского плацдарма, подобно натянутому луку, выпустит по вражескому стану стальные стрелы разящих ударов, и главную из них - на Житомир.
И час "Ч" настал...
О времени атаки стало известно лишь за 12 часов. В распоряжении командующего было указано: "Наступление назначаю на 24 декабря. Артподготовку начать в 8 часов 15 минут... Авиации первый удар штурмовиками и бомбардировщиками нанести в 9 часов 5 минут... Часы сверить по радио - по московскому времени..."{73}
С московским временем часы сверяла вся страна. Она ожидала от Красной Армии новых ударов по врагу. К Кремлевским курантам особенно чутко прислушивались все, кто жил надеждой на скорое освобождение. В подполье, в скрытых от гестаповского взгляда тайниках настраивались радиоприемники на московскую волну. И всякий раз сердца советских людей наполнялись радостью от торжественных слов: "Говорит Москва. От Советского информбюро..." И дальше, как правило, сообщалось о новых победах советских войск.
Вот и в то памятное утро 24 декабря 1943 года воины 1-го Украинского фронта, отсчитывая оставшиеся до атаки минуты, были уверены, что и об их новых боевых делах поведает миру Москва. Зорко вглядываясь в намеченную цель, готовясь к решительному броску, они мечтали услышать в приказе Верховного родную часть, соединение - это было бы самое скорое и дорогое письмо к родным и близким.
Метеосводка, полученная накануне наступления, не утешала. В районе западнее Киева ожидалась низкая, сплошная облачность с обледенением, временами снег и дождь. Прогноз подтвердился. Погода ухудшалась с каждым часом. Дороги обледенели. Еле различался передний край обороны противника.
В настороженной тишине медленно высвечивалось утро. Казалось, ничто не выдавало приближавшейся грозы. Лишь солдатские сердца учащеннее бились, и мелкая, нервная дрожь пробегала по телу, да слух и зрение были напряжены до предела и крепче сжимались окоченевшие, прикипевшие к оружию руки. Кому из фронтовиков не знакомо это волнение перед боем - последнее духовное приготовление человека, когда вся его воля, все его умение сливаются воедино и для единого - выполнения боевой задачи.
Огненная гроза, нависшая над врагом, разразилась внезапно. Откуда-то из глубины наших позиций в обложенное облаками небо врезалась серия красных ракет, а через секунду, почти прижимаясь к земле, полились струи огня. Началась мощная артиллерийская подготовка. Вслед за ней войска ударной группировки фронта перешли в решительное наступление. Гитлеровцы были настолько подавлены и деморализованы силой обрушившегося на них удара, что на отдельных участках начали отходить.
О силе этого удара можно было услышать признания из уст врага. В эфир летела немецкая речь: "По мне ведут ураганный огонь... не могу поднять головы... связь порвана... ждем помощи... мы отрезаны..." Пленные, захваченные в первый день наступления, в один голос говорили: "Артподготовка русских была сильной. Снаряды сыпались в самую гущу солдат. Наша артиллерия была быстро подавлена".
Мощный огневой удар и стремительная атака наших войск уже в первые часы боя решили судьбу немецкой обороны. Она была прорвана на главном направлении. На 60-километровом участке прорыва взору наступающих воинов предстала впечатляющая картина: почти все траншеи и окопы первой линии разрушены. Железо, дерево, бетон укрытий - все перемешалось с землей. Кругом разбитые минометы, пушки, зарядные ящики, снаряды и трупы гитлеровцев.
О впечатлениях первого дня наступления войск фронта поведал в ту пору миллионам читателей "Известий" ее военный корреспондент Евгений Кригер, побывавший в нашей 91-й отдельной танковой бригаде: "В 8 часов 15 минут утра изба, в которой мы ночевали, стала трястись. Задребезжали стекла, зашевелились бревна. Можно было подумать, что мы в автобусе, и он, переваливаясь на выбоинах, катит во весь опор по ужасной, разбитой дороге, и водитель не щадит пассажиров. Все внутри ходило ходуном - стол, табуретки, кровать. В окна ударил багровый свет, и один из офицеров сказал:
- Большие барабаны начали бить...
Проходит час, и мы видим первые партии пленных. Какой же у них растерянный вид! Они идут, как слепые, спотыкаются, падают - они еще не уверены, что уцелели...
Исполинский огневой налет длился пять минут и затем без паузы сменился огнем на подавление. Основные узлы немецкой обороны были буквально раздавлены, сметены, втоптаны в землю, несмотря на то что немцы... отнесли укрепления на большую, чем обычно, глубину и создали ложный край обороны... Через сорок минут сигнальные ракеты подняли в атаку нашу пехоту.
Артиллерийские наблюдатели шли в цепях наступающей пехоты и с ходу, в движении передавали указания о переносе огня. Пушки делали свое дело. Немцы увидели розовую зарю над собой - отблеск непрестанных разрывов. Моральное воздействие артподготовки было оглушительное, одуряющее. Даже вне зоны обстрелы, в глубине, немцы удирали на мотоциклах, бросали танки, автомобили, лишь бы уйти с того места, где земля и воздух толчками валят с ног человека.
Вплотную к разрывам шла за огневым валом атакующая наша пехота. Она шла в чудовищной хляби, в холодной грязи. Шинели пропитались влагой, валенки набухли водой и пудовой тяжестью повисли на ногах. И сырость проникала к самому сердцу бойцов, но они продвигались в темпе летних атак, не отставая от танков.
- Что это за народ! - говорил командир одной из атакующих танковых бригад. - Я на первой минуте начал эту войну и на третьем часу был ранен, я знаю, что такое война, и я говорю вам, что если наш солдат был хорош и в сорок первом, то теперь ему просто цены нет. Смотрите, ведь грязь ему через голенище в валенки прет, заливает всего, нитки на нем сухой нет, а как идет, только команду успей подавать. Золотые люди! Мои танкисты не нахвалятся ими, а ведь они - вечно соревнуются с пехотинцами, им можно поверить.
...И танки идут все дальше и дальше - в тумане, в трясине. Бой до исхода дня продолжает греметь внутри немецких оборонительных линий. А к ночи танки вырываются на простор, на прямую, ясную линию шоссе Киев Житомир"{74}. Так писал известный советский журналист, идя по горячим следам боев на житомирском направлении.
Евгения Кригера, как и Михаила Брагина, Сергея Борзенко, Николая Денисова, Петра Павленко, Леонида Первомайского, Виктора Полторацкого, Виктора Кондратенко, как и многих других фронтовых писателей и корреспондентов, которых мне довелось встретить за долгие годы войны, всех их отличала постоянная и неизменная готовность к действию, стремление своими глазами увидеть пекло боя, запечатлеть его горячее дыхание и быстрее передать в редакции листы из фронтовых блокнотов, которым суждено было стать первыми летописными страницами войны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});