Возможно, географическое положение двух пятен способствовало тому, что им дали такие названия. Кери находится в стороне заката, Камози – в стороне восхода. Так как языки являются самыми древними историческими памятниками народов, знаменитые ученые были чрезвычайно поражены сходством американского слова «камози» со словом «камош», которое первоначально, по-видимому означало Солнце на одном из семитских языков.
Это сходство породило гипотезы, на мой взгляд, по меньшей мере слишком смелые[185]. Бог моавитян, Хамос или Камош, который так долго испытывал терпение ученых, Аполлон Хомеус, упоминаемый Страбоном и Амианом Марцеллином, Белфегор, Аммон или Хамон, и Адонис – все они, несомненно, олицетворяют Солнце в период зимнего солнцестояния; какие выводы можно сделать из единичного и случайного сходства звуков в языках, в остальном не имеющих ничего общего?
Названия миссий, основанных испанскими монахами, могут ввести в заблуждение относительно того, какие элементы населения участвовали в их создании. Когда построили деревни Энкарамада и Атурес, иезуиты привели туда индейцев майпуре, но сама миссия Майпурес не была основана индейцами того же названия.
Эта миссия обязана своим возникновением индейцам гуайпунаби, которые первоначально обитали на берегах Инириды и которые, судя по сходству языков, принадлежат вместе с майпуре, кабре, авани и, возможно, парени к одной и той же ветви народов Верхнего Ориноко. Во времена иезуитов миссия у Raudal Майпурес была очень большой; в ней насчитывалось 600 жителей, в том числе несколько семей белых.
Под управлением обсервантов население резко уменьшилось и не достигает 60 человек. Вообще надо иметь в виду, что в этой части Южной Америки за последние 50 лет наблюдается регресс культуры, между тем как вне пределов области лесов, в граничащих с морем провинциях, встречаются деревни, насчитывающие от двух до трех тысяч индейцев. Жители Майпурес – люди мягкие, скромные, очень чистоплотные.
Большинство дикарей с Ориноко не обнаруживает той необузданной склонности к крепким напиткам, какая наблюдается в Северной Америке. Несомненно, отомаки, яруро, ачагуа и карибы часто бывают пьяными от неумеренного потребления чизы и многих других алкогольных напитков, которые они умеют приготовлять из маниока, маиса и сахаристых плодов пальм; однако путешественники, как всегда, обобщили то, что характерно лишь для нравов некоторых племен.
Нам часто не удавалось заставить гуаибо или маку-пиароа, работавших на нас и, казалось, изнемогавших от усталости, выпить хоть немного водки. Потребуется более длительное пребывание европейцев в здешних краях, чтобы в них распространились пороки, ставшие уже обычными среди индейцев побережья. В Майпурес в хижинах индейцев мы видели порядок и чистоту, какие редко встречаются в домах миссионеров.
Здешние индейцы выращивают бананы и маниок, но совсем не сеют маиса. 70–80 фунтов маниока в виде лепешек или очень тонких кругов, представляющих собой местный хлеб, стоят 6 серебряных реалов, то есть около 4 франков. Как и большинство индейцев с Ориноко, жители Майпурес употребляют, так сказать, питательные напитки.
Одним из таких напитков, очень распространенным в здешних местах, снабжает пальма, растущая в диком состоянии в окрестностях миссии на берегах Ауваны. Это дерево Seje[186]; я насчитал в одной кисти 44 000 цветов и до 8000 плодов, большая часть которых падает, не созрев.
Плоды представляют собой мелкие мясистые костянки. Их бросают на несколько минут в кипяток, чтобы косточка отделилась от паренхиматозной части мякоти плода, сладкой как сахар; ее мнут и растирают в большом сосуде, наполненном водой. Полученный холодным способом желтоватый настой по вкусу напоминает миндальное молоко. К нему иногда добавляют рареlon, то есть сахар-сырец.
Миссионер утверждает, что индейцы явно толстеют за те два-три месяца, когда они пьют настой из плодов Seje; они макают в него лепешки из маниоковой муки. Пиаче, то есть индейские колдуны, идут в лес и дуют в ботуто (священную трубу), стоя под пальмой Seje. «Это, – говорят они, – для того, чтобы заставить дерево принести на будущий год хороший урожай».
Народ платит за эту процедуру, как у монголов, мавров и у некоторых более близких нам народов платят шаманам, марабутам и всякого рода другим жрецам за то, чтобы они мистическими заклинаниями или молитвами прогнали термитов и саранчу или прекратили затянувшиеся дожди и изменили последовательность времен года.
«Tengo en mi pueblo la fabrica de loza»[187], – сказал отец Cea, ведя нас к семье индейцев, занятой обжигом под открытым небом, на костре из хвороста, больших глиняных сосудов вышиной в два с половиной фута. Эта отрасль производства распространена у различных племен большой семьи народов майпуре; по-видимому, они занимались ею с незапамятных времен.
Повсюду в лесах, вдали от всякого человеческого жилья, вы находите, покопав землю, осколки глиняной посуды и раскрашенного фаянса. Склонность к этому ремеслу некогда была, вероятно, свойственна всем коренным народам обеих Америк. На севере Мексики, на берегах реки Гила, среди развалин ацтекского города, в Соединенных Штатах, близ tumulus Майами во Флориде, и вообще повсюду, где встречаются следы древней цивилизации, земля таит в себе осколки раскрашенной посуды.
Поражает исключительное сходство изображенных на ней рисунков. Дикие народы и те цивилизованные народы[188], которых политические и религиозные институты обрекают на постоянное копирование самих себя, как бы инстинктивно стараются увековечить одни и те же формы, сохранить определенный тип или стиль, следовать методам и приемам, которые применяли их предки.
В Северной Америке осколки фаянса были обнаружены в местах, представляющих собой линии укреплений и ограды городов, построенные неизвестным, но полностью вымершим народом. Рисунки на этом фаянсе имеют очень большое сходство с теми, какие в наши дни изображают на обожженной глине индейцы Луизианы и Флориды.
Точно так же индейцы майпуре на наших глазах рисовали узоры, виденные нами в пещере Атаруипе на сосудах, содержащих человеческие кости. Это настоящие греческие орнаменты, меандры, изображения крокодилов, обезьян и крупного четвероногого, которого я не сумел определить, хотя у него всегда одно и то же коренастое туловище.
Я мог бы попутно напомнить о голове со слоновьим хоботом, обнаруженной мной на древнем мексиканском рисунке в музее Веллетри; я мог бы осмелиться высказать гипотезу, что крупное четвероногое, изображенное на сосудах майпуре, принадлежит к животному миру другой страны и что его образ сохранился в памяти со времен великого переселения американских племен с северо-запада на юг и юго-восток; но как можно настаивать на столь шатких, неопределенных предположениях?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});