Читать интересную книгу Теория доказывания в уголовном судопроизводстве - Анатолий Белкин

Применительно к осмотру отдельных объектов такое деление не имеет практического смысла. Здесь речь может идти об общем и детальном осмотрах, что и исчерпывает собой весь процесс этого следственного действия.

Концепция допроса. Концепция допроса как криминалистическое построение включает в себя научные положения, объединенные в три блока:

1) психологический;

2) правовой и нравственный;

3) тактический и организационный.

Блок психологических положений - это либо положения общей психологии, относящиеся к таким психическим процессам, как восприятие, память, воспроизведение и т.п., либо данные некоторых разделов юридической психологии, отражающие, главным образом, дефекты этих процессов, специфику процессов общения между участниками допроса, возникающих при этом ситуаций и т.п. Все эти вопросы детально рассмотрены в обширной специальной литературе. Поэтому достаточно сделать вывод о том, что тактика допроса в целом и все ее элементы должны иметь прочную психологическую основу как необходимый компонент их научного фундамента; общая тенденция психологизации криминалистической тактики находит здесь полное свое выражение, в сущности, становится императивным требованием.

Блок правовых и нравственных положений включает в себя, наряду с аксиоматическими положениями процессуального и нравственного порядка, и такие, содержание которых проблематично, а понятие весьма аморфно, типа "дух закона", и которые в то же время подчас играют решающую роль для тактики допроса. Поскольку положения этого блока тесно смыкаются с положениями блока тактических положений, представляется целесообразным рассматривать их комплексно.

Как любое следственное действие, допрос выполняет и познавательную, и удостоверительную функцию. Процессуальная форма реализации данных функций не позволяет, на наш взгляд, считать сам допрос методом практической деятельности, как иногда утверждается в литературе. Осуществление деятельности в форме допроса предполагает применение различных методов, в том числе психологических и чисто познавательных.

С психологической точки зрения, допрос - это общение между его участниками, но протекающее в строгих процессуальных формах, с предусмотренными законом обязательными элементами. Основная особенность общения при допросе - оказание допрашивающим психологического воздействия на допрашиваемого. А.В. Дулов назвал такие методы воздействия: метод передачи информации, убеждения, примера, регулируемых общений, постановки и варьирования мысленных задач*(562). Тактические приемы допроса базируются в известной степени на использовании этих психологических методов.

Из числа общенаучных познавательных методов непосредственное применение при допросе находит наблюдение, иные реализуются через методы психологического воздействия. Так же реализуются и логические методы познания, если они относятся к воздействию на допрашиваемого с целью получения необходимой информации. Даже такой беглый взгляд на методы познания, используемые при допросе, свидетельствует, что центральным пунктом концепции допроса является проблема психологического воздействия на допрашиваемого, а ее ядром - проблема допустимости тех или иных ее методов и приемов. Именно при ее решении на ней фокусируются положения правового и нравственного, с одной стороны, и тактического - с другой, блоков концепции допроса.

Казалось бы, вопрос решается просто: достаточно обратиться к закону, указывающему на запрещенные способы получения показаний. Однако на деле это проблемы не разрешает, если не считать только одного случая - уже упомянутого запрещения задавать наводящие вопросы.

Статья 20 УПК РСФСР запрещала домогаться показаний обвиняемого и других участвующих в деле лиц путем насилия, угроз и иных незаконных мер. Данное положение и теперь на первый взгляд никаких сомнений не вызывает, хотя ч. 4 ст. 164 УПК РФ излагает его более обтекаемо: При производстве следственных действий недопустимо применение насилия, угроз и иных незаконных мер...

Но только на первый взгляд.

Известно, что насилие может быть физическим и психическим, причем и то и другое насилие - правомерным и противозаконным. Что касается физического насилия, то даже если оно правомерно, средством получения показаний оно не является. Двух мнений по этому поводу быть не может. Но с психическим насилием дело обстоит, как нам представляется, совсем по-иному.

Начнем с того, что угроза является разновидностью насилия, и, с точки зрения чистоты лексики, законодатель мог и не упоминать этот термин наряду с термином "насилие": вполне достаточно последнего.

Неправомерные угрозы и иные виды противоправного психического насилия, без сомнения, должны быть исключены из арсенала следователя. Но ведь существуют и правомерные угрозы, без которых следователь не может обойтись, поскольку к этому его прямо обязывает закон. Речь идет об угрозе уголовной ответственностью за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний, с предупреждения о которой должен начинаться допрос свидетеля или потерпевшего. Весьма реальная и серьезная угроза, с помощью которой следователь открыто "домогается" полных и правдивых показаний!

Но в жизни существуют и иные виды правомерного психического насилия, в том числе и над личностью лгущего на допросе обвиняемого. Разве изобличение во лжи свидетеля во время его допроса не является насилием над его "свободным волеизъявлением"? Предъявляя изобличающие во лжи доказательства, следователь буквально "загоняет в угол" такого лжесвидетеля, испытывающего при этом, бесспорно, определенное психологическое насилие, под действием которого он вынужден изменить свои показания и говорить правду.

Еще более неясное положение возникает при решении вопроса о том, допустим ли в процессе расследования вообще (и при допросе - в частности) обман со стороны следователя. Действующий закон по этому поводу хранит молчание: слово "обман" в законе нигде не упоминается.

О нашем отношении к обману при производстве расследования мы уже писали, но приведем еще некоторые соображения в подтверждение занятой нами позиции.

С позиции общепринятых норм нравственности, обман - аморален. Но имеет ли такая оценка абсолютный характер, не зависящий ни от какой реальной жизненной ситуации? И что вообще следует считать обманом?

По словарному определению, обман - сообщение ложных сведений. Иногда это определение понимают расширительно, считая обманом любой способ передачи ложной информации, всякий способ введения в заблуждение. На наш взгляд, можно согласиться и с такой трактовкой обмана, если иметь в виду, что во всех его случаях имеется субъект, сознательно передающий обманываемому ложную информацию, а выбор последнего заключается лишь в том, поверить ей или нет. В отношении так понимаемого обмана наша точка зрения не расходится с общепринятой моральной оценкой обмана. В то же время реально существуют ситуации, когда осуждение обмана лицемерно и аморально. Примером подобной ситуации может служить ситуация задержания вооруженного и готового на все преступника, когда обман его при проведении операции служит средством предотвращения гибели людей и т.п.

Теперь представим себе ситуацию, которая сама по себе не служит средством обмана, не передает ложную информацию, но может быть оценена субъектом, противостоящим следователю, двояко: правильно и ложно, причем безо всякого принуждения, при полной для него свободе выбора. Считать ли выбор им ложной оценки результатом обмана? Иными словами, можно ли считать противоправным и аморальным самообман?

Думается, что на оба эти вопроса следует ответить отрицательно, и именно такое решение служит основанием для признания правомерными и нравственными многих тактических приемов допроса и их комбинаций, о чем речь будет идти далее.

Трудно переоценить роль допроса в системе способов получения доказательственной информации. Естественно, результативность конкретного допроса зависит от процессуального положения допрашиваемого, характера и объема обладаемой им информации, его желания и возможностей передать эту информацию следователю. Но в любом случае именно в силу субъективной природы показаний они являются незаменимым источником доказательств. Бытующее обратное представление едва ли правильно, так как основывается лишь на возможном совпадении в показаниях различных лиц некоторой фактологической стороны в ее самом общем виде, что в большинстве случаев далеко не исчерпывает всей содержащейся в этом источнике доказательственной информации. В некоторых же случаях показания могут носить действительно уникальный характер, быть неповторимыми и получить соответствующую информацию иным способом, в том числе путем допроса других лиц, невозможно.