— Подумаем графически, — шепчет мне Рат.
— Подумаем графически, — продолжает Шахинов.
Любо смотреть, когда он работает линейкой и карандашом, в нем наверняка пропал конструктор. Линии, соединяющие дома с “крестами”, образовали пятиугольник.
— Естественно предположить, что информатор живет в одном из соседних домов, но я внимательно изучил рапорты участковых, ваши данные, беседовал с председателями домовых комитетов — заподозрить кого-либо из жильцов в связях с преступником нет оснований. К тому же диапазон сведений для любого лица, проживающего в одном из домов, уж слишком велик. В то же время очевидно, что вор избегал краж за пределами строго ограниченного участка, идя на гораздо больший риск задержания. По-видимому, риск компенсировался осведомленностью.
— А вот у оперативников ее не было, — вставляет Гурин. Шахинов косится на него, сам он никогда никого не перебивает.
— Значит, источник информации находится где-то внутри жилого массива, но не в обычном доме. — Карандаш стремительно прочерчивает радиальные линии от крестиков к центру пятиугольника.
В скрещении радиусов большое общежитие химкомбината. Рат возражает:
— Общежитие я проверял, посторонних там не было.
— Я имею в виду информатора. Ночевать вор мог и в другом месте.
— Да, да, — решительно вмешивается Гурин, — соучастник проживает там, несомненно. Следовало с самого начала обратить на общежитие самое серьезное внимание. В февральской директиве об усилении профилактической работы как раз упоминаются общежития.
Шахинов терпеливо слушает, потом говорит:
— Соучастник в общежитии, скорее всего, не проживает, он там работает: уборщицы, кочегары, слесари. Некоторые из них наверняка работают по совместительству. Тщательно, быстро надо изучить обслуживающий персонал. Кстати, очень может быть, что гастролер скрывается в доме своего информатора, значит, надо поработать и в этом направлении.
Мы поднимаемся.
— Еще одно: очередная кража, если она произойдет… В общем, возьмите под оперативное наблюдение вот эти дома. — Он подчеркивает три квадратика на самой длинной стороне пятиугольника. — А теперь у меня прием граждан.
Гурин сразу засуетился, подхватив свой портфель и фуражку, идет за нами.
В кабинетике Рата Гурин уселся основательно и тут же взялся за копию нашей справки. В добросовестности ему не откажешь, не любит сидеть сложа руки.
— Не будем мешать, пойдем к тебе, — предложил Рат. Стул Эдика заскрипел под его тяжестью.
— Докапал меня Шахинов своими иллюстрированными умозаключениями.
— Он предложил много дельного.
— Ничего нового, просто кое-что мы действительно не успели.
— Темир-бек, вам он тоже преподавал, однажды взял со стола чернильницу и спросил: “Что вы можете сказать об этом предмете?” Стеклянный, хрупкий, с откидной крышкой, янтарного цвета, квадратный снаружи, круглый внутри, на стекле узоры — чего только мы не выкрикивали, а он все требовал: “Еще, еще…”, пока не выдохлись окончательно. А потом одна из девчонок выпалила: “Это чернильница!” — “И в ней отсутствуют чернила”, — добавил он. А ты говоришь: ничего нового.
— И тебя на рассуждения потянуло? — усмехается Рат. — А мне выслушивать всех на пустой желудок!
Шуткой он пытается скрыть раздражение. Что ни говори, а Шахинов ткнул нас в общежитие, как котят в блюдце.
— Эдик тоже хорош, — продолжал Рат, — нашел время учиться; у него-то наверняка зацепка среди персонала имеется. И этот еще сидит, строчит на нашу голову. Что бы Линько приехать, тот бы действительно помог.
— А чем это Гурин занят?
— Справку по нашей справке пишет. Потом у себя в министерстве приладит шапку и доложит руководству.
— Какую еще шапку?
— Первую страницу, где обо всем и ни о чем. У него в сейфе специальная папка с архивными документами по всевозможным вопросам, покопается в ней с полчаса, найдет что-нибудь подходящее, кое-что выкинет, кое-что добавит — и готово. Папка давно пожелтела, но хранит ее Гурин, как…
— Гоголевский игрок свою чудесную колоду: Аделаиду Ивановну.
— Это уж тебе виднее, — усмехнулся Рат. — Только не в шапке дело. Ее и читать никто не будет. А за нераскрытые кражи можем в приказ попасть.
Испортив мою сигарету (Рат не затягивается, а только пыхтит), он заметно ожил:
— Перекур закончен, приступаем к планированию. Во-первых, закатываемся обедать, во-вторых, топаем в общежитие и так далее, сообразуясь с обстановкой. Пройти по домам персонала лучше всего сегодня: воскресный вечер, больше шансов. Сам понимаешь, придется ночевать здесь. Муторно, конечно, но что делать?
Гурин уже надевал фуражку, и мы нетерпеливо топтались в дверях, когда из дежурной в коридор выскочил Кямиль и крикнул:
— Сигнал на пульте!
С ПОЛИЧНЫМ
Дежурный загипнотизирован вспыхнувшей лампочкой, а мы косимся на телефон. В течение трех минут хозяева квартиры должны позвонить сюда и назвать шифр. Если не позвонят, значит…
Не позвонили. Но Рат сказал:
— Подождем еще.
Это понятно: уж очень не хотелось обмануться, ведь сигнал тревоги всё из того же района. Неужели он?
Молчим, словно боясь спугнуть светящуюся точку. Под ней табличка: “ул. Переработчиков, 12, блок 1, кв. 8, этаж 4, Рзакулиев М.Р.”. Я выучил ее наизусть.
— Всё. Поехали!
Рат в три шага проскакивает коридор; Кямиль, Гурин и я почти бежим следом.
На улице Рат взглядом пересчитывает нас и, минуя “Волгу”, бросается к “хулиганке”. Так мы называем “газик” с крытым кузовом и синей полосой по бокам. В этой машине перебывало все городское хулиганье.
Наверху здорово трясет, но, не будь Гурина, Рат из солидарности все равно не сел бы в кабину. Теперь, когда все остальное зависит уже не от нас, он начинает с голодухи дразнить Кямиля.
— Кольцо есть, невеста есть, когда свадьба будет?
— Невеста есть, квартиры нету. Новый год квартира дают, свадьба будет.
— Не дадут, — отрезает Рат.
— Зачем не дадут? Зачем не дадут? — кипятится Кямиль. — Лодырь нет, прогульщик нет, пьяница нет, жениться надо — зачем не дадут?
— Вчера подполковник с вашим месткомом разговаривал по телефону, очень тебя хвалил: какой ты отличный дружинник, как нам помогаешь, преступников ловишь…
— Молодец полковник, правильна хвалил.
— …как после работы сразу в горотдел идешь, у нас вторую смену работаешь…
— Правильна, правильна…
— У нас чай пьешь, у нас в нарды играешь, у нас ночевать остаешься…
Кямиль настораживается. Он чувствует какой-то подвох и перестает поддакивать, но уже поздно, и Рат наносит заключительный удар: