она огненным дождем на землю, скажи. Я напишу своим родным. Они будут рады узнать, что моя кровь продолжилась достойно…
И ушла.
А превратилась она… вот не знаю, что это за зверь, такой весь яркий-яркий.
- Огнедух, - дядюшка посмотрел на стену, на которой таял отпечаток, то ли буква, то ли просто след лапы. – Теперь твоему дому не страшен огонь. Даже если его облить бензином, бензин сгорит, а вот дом останется.
Огонь и земля?
И после этого дорогой дедушка что-то там не одобрял в выборе отца? Или… он просто… семь змеиных камней – это много. А один ребенок – мало.
Он боялся, что у моего отца не будет детей?
Наследников?
Спросить… или не стоит. Иные раны затягиваются медленно. Ни к чему бередить.
- Как ты… себя чувствуешь? – оказавшись наедине с дядей, я вдруг совершеннейшим образом растерялась. О чем нам говорить?
- Куда лучше, чем прежде, - дядя улыбнулся неловко, кривовато так. – Все… налаживается. Наверное.
- Наверное?
- Я… нашел брата.
Прикусываю губу.
- Отец сказал… похоронил его. Спасибо.
- За что?
- Мы поговорили… с ним. И с Федькой. Он не держит зла. Он и вправду сбежать собирался. Не мог больше там, один… и получается, что все развалилось. Она… она не хотела убивать. Я так думаю.
Молчу.
Нечего сказать. Как узнать, хотела убивать сына безумная ныне старуха или не хотела? Или не зря лесные люди боятся безумия? Гниль души? Можно ли её излечить?
И как?
Тут живая вода вряд ли поможет…
- Вчера я не доглядел. Уснул почему-то… устал. Очень. Она как-то… дотянулась. Коснулась креста. Опасно это, а она… - дядя тяжко вздохнул. – Теперь думает, что её снова пять… точнее просто пять. Ничего не помнит. Никого. Это… страшно.
Страшно.
Я представила, что и я сама… представила и содрогнулась.
- Я нашел интернат. Хороший. Дорогой…
- Я помогу…
- Не надо, - он покачал головой. – У меня есть деньги. Просто как-то… и оставить не могу. За ней присматривать надо. Да и врач говорит, что это начало, что… может стать хуже в любой момент. И сиделку если только круглосуточную. А у нее еще давление. У мамы…
- Если интернат хороший…
Замолкаю.
Даже если хороший, совесть все равно будет грызть и мучить. И нашептывать, что его сыновний долг самому приглядывать.
- Ей пять, - дядя посмотрел на свои руки. – И она счастлива… вчера рассказывала, что вырастет и выйдет замуж. И муж у нее будет хороший. Он станет её любить…
Ком застревает в горле. И не только у меня. У него тоже. И мы снова смотрим друг на друга, и молчим.
- Там, в шкатулке… гвозди…
- Знаю.
- И крест…
- Это крест. Теперь. Один. Как-то так получилось… я читал записи, те, что ты сделала. И все верно. На той стороне… все яснее. Понятнее. Увидел. Призвал, и она откликнулась. Сила. Две части снова стали одним, как должно. Осталось лишь повторить тут. Странно, почему отец не увидел.
Нисколько. Он, как и многие люди, искал святыню, а не Бога. А разве гвозди могут быть святыми?
- И что теперь?
- Не знаю. Это… все-таки святыня. Из тех, что… ей не место в нашем захолустье.
В старом храме, обыкновенным и похожим на все сельские храмы одновременно. В нем нет ни должного пафоса, ни величия.
Ничего-то нет.
- Будет создана комиссия…
- Только будет? Еще не забрали?
- Пришло распоряжение. Я… сразу, как доложил, и отправился… в столицу, но… ей там не понравилось. Я хотел отдать, но оказалось…
…что избавиться от подобной вещи, коль уж она тебя выбрала, не так и просто.
- И как они… восприняли? Там?
- Неожиданно спокойно. Мне даже кое-какие бумаги выдали. Секретные… оказывается, раньше существовал рыцарский орден. Воинствующий. Еще в Византии. Основан был матерью Константина, того самого, Великого…
Который перековал гвозди из Креста Господня на уздечку. Помню.
- Во главе его встал сын Константина, Флавий Юлий Крисп[1]. Так мать Константина пыталась спасти его от гнева отца. И спасла, судя по всему. Главное, что задачей ордена было не только и не столько реликвии хранить, сколько способствовать… распространению веры…
А звучит весьма обтекаемо. И за словами этими стоит многое.
Войны.
Интриги.
И вот город…
- Орден не справился… и реликвии большей частью были уничтожены. И рыцари его пали. Не столько в сражениях, сколько…
- В интригах?
Дядя кивнул.
- То есть… сугубо теоретически…
- Даже не теоретически. Наш род восходит к Константину и его матери…
Я прислушалась к себе. Нет, не ощущаю величия. Вот хоть убей, не ощущаю. Да и… сколько лет прошло? Столетий? Та кровь, если подумать, ничем не лучше и не хуже любой иной.
Ведьминой ли.
Или же вот лесных людей, в которых, как оказалась и капля огненной была…
Запутано.
И что-то удалось распутать, а что-то нет.
- Мне предложили подумать над возрождением ордена. Но… не знаю, - дядя посмотрел в окно. – Я как-то… одно дело службы проводить, и совсем другое – орден этот. И для чего? С кем воевать сейчас? Кого и от кого защищать? И с женитьбой этой пристали. Мол, кровь пропадет… в общем, все сложно.
- Разберешься.
- Разберусь, конечно. Куда я денусь… про тебя пытались узнать.
Вот только внимания церкви мне не хватало.
- Не стоит опасаться. Ты здесь и к этому месту привязана. И князь никому не позволит хозяйничать на своих землях. Да и не только он. Так что… придется мне жену искать.
Сказано это было с печалью.
- Найдешь, - пообещала я. – Обязательно. Только…
- Я знаю. Я – не он. И… я никого не буду неволить.
Это было хорошее обещание.
И он его сдержит.
- Останешься? – предложила я. Дядя покачал головой. – Ночь на дворе. И вообще… ты устал, наверное. А толком и не поговорили.
- Поговорим еще.
Да.
Наверное.
Точнее обязательно. И я когда-нибудь выберусь в забытые уже места моего детства. К дяде ли в гости, к деду ли, на край ли мира… время есть.
Теперь есть.
Целая бездна времени.
Я проводила его до машины. И даже сказала:
- Будь осторожен…
- Буду, - пообещал он. – Не волнуйся, как я понял, я принял силу реликвии. А она приняла меня. Так что смерть в