помирюсь с тобой, тогда она вернется. Но я не могу с тобой помириться. 
- Почему?
 - Мы ведь не воюем!
 Наверное, нехорошо смеяться над дедом, особенно, когда он Владыка фэйри, древний и мудрый… ладно, не слишком древний, да и с мудростью, подозреваю, есть вопросы.
 - Мы не воюем, - подтвердила я. – И скажи, что… я не против встречи.
 Бабушкой называть не стану, да и родственной любви огромной не обещаю, но… почему бы и нет.
 - Хорошо.
 Я киваю.
 А он не уходит. Стоит. Смотрит. И выдает.
 - Этот упырь мне не нравится.
 - Который? – уточняю я.
 - Оба. Но тот, что помоложе, особенно. Он наглый. И смотрит на тебя неправильно.
 Ага, осталось выяснить, как надо смотреть на меня, чтобы это было правильно.
 - Среди моего народа немало есть достойных юношей…
 - Я за них рада.
 - Которые будут счастливы…
 - С кем-нибудь другим, - обрезала я деда. Вот тоже мне, древний и мудрый. Нахмурился, засопел, брови свел грозно. Ну да, не привык, верно, чтобы ему перечили. Но я же не специально.
 - Послушай… - говорю спокойно. – Спасибо, что ты пришел на зов… и за остальное тоже. Это ведь ты выделил тот грант, на обучение?
 Отвел глаза.
 Значит, и вправду он… господдержка, стипендия. Самым способным… только, положа руку на сердце, не была я такой уж способной. Да, старалась, но… выше головы не прыгнешь.
 - Моя жизнь – это моя жизнь. И не надо в нее вмешиваться. По-хорошему прошу…
 - Тот человек… с которым я говорю, - дед ответил далеко не сразу. – Он говорит, что я пытаюсь контролировать все, даже то, что контролировать нельзя. И это вредит мне самому. Я постараюсь. Я дам слово, но…
 Сдержать его будет сложно. И не факт, что получится. Потому что, как ни крути, против натуры не попрешь. А характер у него нарциссичный. И в склонность к контролю я верю.
 И все-таки…
 - Но мы не воюем? – уточнил дед.
 - Нет.
 А еще добавила.
 - Он не убивал его… мой дед. Тот, другой… отец моей матери. Он не убивал твоего сына. Хотя… все равно виновен в его смерти.
 Как виноваты и мои отец с матерью, слишком влюбленные, слишком беспечные, слишком… иные, чтобы жить, как все.
 И та старуха, погрязшая в своем безумии.
 И…
 Сама жизнь?
 - Но ты знал, - я понимаю это, глядя в нечеловеческие глаза. – Ты знал с самого начала, поэтому… поэтому и не убил его. Сразу. До того, как появился имперский следователь, как вообще началось дело… не вызвал на поединок, не… и откуп принял. Жизнь того старика… непричастного.
 - Он был болен. И болезнь причиняла ему боль, - произнес Брюок. – Смерть дала ему свободу. И она была легкой, поверь…
 А дед сохранил лицо.
 И нашел повод избежать войны.
 - Но почему ты не тронул её? Она же взяла в руки оружие…
 - Безумие, - это он сказал очень тихо. – Безумие – гниль души… и тот, кто убьет безумца, измарается этой гнилью…
 Он в это верил?
 Хотя… и продолжает верить. И потому молчал. Спасая не её, но себя. И тех, кто рискнет нарушить старый закон, а нашлись бы желающие…
 - Она не сама стала такой.
 - Может быть. Но стала. А еще она убила свое дитя. Разве мог я наказать её сильнее?
 Молчим.
 Сейчас нам обоим нечего сказать.
 - Я… пойду? – Брюок отступил к окну. – Скажу…
 - А кем она оборачивается? – спрашиваю запоздало.
 - Увидишь, - улыбка у него лукавая, подростковая такая. И сам он окончательно теряет налет мудрости. Как там князь говорил? Повзрослеть?
 Чую, у фэйри с этим сложно.
 Но и пускай.
  Вечером я все-таки оказываюсь дома. В нем чисто и светло, и пахнет едой, которой так много, что впору устраивать пир на весь мир.
 Или хотя бы для двоих.
 На ковре. И то, что камин находится, не удивляет. И то, что огонь в нем сам собою вспыхивает. А Лют расстилает покрывало. И осторожно опускается. Он кажется еще более худым и изможденным, и с трудом сдерживает стон.
 Но…
 - Это временно, - Лют все-таки вытягивается на полу с кряхтением. – Кости ломит, как у старика… Цисковская сказала, что за дело, что в моем возрасте надо силу соизмерять.
 А он потратил много.
 Очень.
 И я знаю, что среди нитей, привязавших меня к миру живых, созданная им была самой прочной. И что он оставался там, в палате. И силой делился…
 - Я просто испугался, что тебя не станет, - Лют подвинул мне кусок торта.
 Шоколадного.
 С шоколадной же крошкой и миндальными лепестками.
 А на второй тарелке лежал другой, тоже шоколадный, но с белым кремом и, кажется, фруктами.
 - Анри приготовил?
 - Просил выбрать. Восемь вариантов.
 - Зачем столько?
 - Сказал, что свадебный торт – это серьезно, и к выбору надо подходить со всей ответственностью.
 Смеется?
 Нет. Нисколько.
 - Какая свадьба…
 - Ну… - Лют выставил еще две тарелки. – После всего, что было… ты завлекла меня в мир мертвых, где я боролся, если не со злом, то с чем-то вроде… ты просто обязана выйти за меня замуж.
 Я едва ложечку не уронила.
 - Шутишь?
 - Скажем так… пытаюсь воспользоваться преимуществом. А то с этих рыжих… так и вьются… наглые. И котов женщины любят. Говорят, их гладить приятно. Тут еще и фэйри решили, что тоже… явились… на конкурс… невест искать. Хрен им, а не невесту!
 Проворчал он это уже с набитым ртом.
 - Что? Я, может, нервничаю… а я, когда нервничаю, ем…
 - Мы едва друг друга знаем, - сказала я. – Точнее знаем, но… сколько мы знакомы, если так? Пару недель? У меня вон родня…
 - У меня тоже. От некоторой и не знаешь, как избавиться… вон, Мир заявил, что не станет чинить препятствий хорошим парням, если я идиот.
 Надо же.
 А торт ничего. Вкусный. Нет, не так… обалденно вкусный.
 - Но вообще спешить не обязательно…
 - А торт?
 - Торт надо есть… Анри через неделю еще десять вариантов приготовит. Он у нас перфекционист в вечном поиске. Так что…
 Помолвка будет недолгой.
 Если решусь.
 Иначе до свадьбы меня закормят так, что ни одно свадебное платье не налезет.
 - Скажи ему, - я дотянулась