В ночь на 1 мая саперы приступили к строительству легкого 10-тонного моста. Между тем первые эшелоны пехоты форсировали реку при помощи импровизированных переправочных средств. После полудня легкий понтонный мост был готов, и по нему началась переправа тяжелых средств. При больших нагрузках понтоны скрывались в суровых холодных водах Вага, мост скрипел и скрежетал. Существовала опасность, что тросы лопнут и мост разойдется, но он выдержал. 2 мая наши саперы с левого берега, а советские - с правого приступили к возведению тяжелого 30-тонного моста у Битче. Старый мост здесь уничтожили немцы. С самого утра в этот день наши части по нескольким маршрутам начали подъем на Яворники. Солдаты сильно устали, подъем проходил медленно, всем требовался отдых. Погода испортилась, шел мелкий дождь, дороги стали отвратительными. Два дня продолжался подъем. В ночь на 4 мая мы перевалили через хребты и на участке Всетин, Вельке-Карловице вступили в долину реки Горни-Бечва.
В жаркий полдень мы достигли шлагбаума на бывшей границе протектората возле Горни-Лидечи под Всетином. Теперь можно было радоваться свободе, но тем не менее в первый момент у меня создалось впечатление, будто ничего не произошло. Люди хорошо понимали происходившее, но внутренне чувствовали себя еще не в своей тарелке. Самое худшее было позади. Откуда же эта подавленность? Такую картину мы увидели и на хуторах, и в первых деревнях на моравской земле. Жители еще никак не могли поверить тому, что пришли их освободители, что на самом деле пришел конец их мучениям. Видно, многое пришлось им пережить, если страх не сразу покинул их.
Майская природа была прекрасной, тихой, величавой. Закрыв глаза, я вдыхал воздух родины, ароматы моравской земли. На душе становилось легко и спокойно. У пограничного шлагбаума я понял, что сбылась моя мечта. Не раз мысленно возвращался я к прошлому, дорогому, но такому далекому, и образы родных, со временем побледневшие, казались забытыми и искаженными.
Но в Лидече все вдруг ожило, стало близким и дорогим. Любимая земля, на которую мы так неожиданно скоро вступили, словно бы вернула меня к молодости.
Под обстрелом - родной город
По плану намечалось достичь Всетина к исходу дня 2 мая, однако из-за сопротивления противника подразделения 4-й бригады вступили в город только 4 мая около 16.00. Освободители сразу же попали в плен к гостеприимным валахам. Столы на улицах ломились от угощения, звучали гармошки, лихо отплясывались словацкие танцы. Однако вскоре главные силы корпуса продолжили движение вперед в соответствии с приказом Командующего 18-й армии: вдоль липтальской долины на Фриштак, а частью сил через Гоштялкаву на Бистршицу под Гостином. Я ехал по северному маршруту по ратиборшской долине на Гоштялкову.
Перед отъездом из Всетина я приказал командиру 5-го тяжелого артиллерийского полка полковнику Бочеку открыть беспокоящий огонь по городу Валашске-Мезиржичи. Это было вызвано военной необходимостью. Город находился на важном перекрестке шоссейных и железных дорог, по которым с утра 5 мая отступали арьергарды гитлеровцев за Границе и Пршеров.
Огонь будет открыт по моему родному городу! Я ждал пять с половиной долгих военных лет, когда сквозь туманную мглу времени и бесконечные бои приду на родную землю, и вот в самом конце войны я отдал приказ стрелять по родному городу. Приказ отменить нельзя. А ведь в городе не только враги, но и мои земляки. И возможно, кто-то из моих родных и знакомых станет тоже жертвой. То, что мне пришлось отдать приказ открыть огонь по Мезиржичи, казалось настолько абсурдным и безумным, что я никак не мог прийти в себя.
- Есть, - ответил полковник, - открыть огонь по Валашске-Мезиржичи с позиций севернее Всетина, с расстояния шестнадцати километров... - Каждое его слово болью отозвалось в моем сердце...
Полковник Бочек отвечал деловито и беспристрастно. Хотя он знал, что это - мой родной город. Как спасти свой город? Я, как молитву, тихо произнес:
- Мой родной город...
Потом я уехал. Понял ли меня полковник? Он всегда был деловит и точен. Таким я знал его...
Встреча с хорошим концом
Когда рассвело, мы поехали к Бистршице под Гостином. Наступал теплый солнечный день, один из тех, когда так и тянет поваляться на лугу. Дорога стала свободнее, движение улеглось. Не хотелось верить, что все еще идет война. Она уже, как говорится, была за плечами. Верилось, что теперь-то мы все переживем. Длинный нос Шпачека повис над рулем. Водитель внимательно вглядывался вперед.
Въехали в Гоштялкову. С верхнего конца длинной деревенской улицы доносилась отдаленная перестрелка. Остановились возле здания полиции.
- Немецкие части, отступая на Пршеров, проходят через деревню и только что столкнулись с партизанами, - доложил мне полицейский.
Я взглянул в бинокль на опушку леса, в километре от дороги, и несколько минут детально рассматривал ее. Там я увидел сначала нескольких человек, а потом их стало больше, они развернулись цепью и пошли прямо к деревне. Немцы! До двухсот человек! Шли они ровным строем, как на плацу. Мне стало смешно от этой чопорности и неестественности, но было не до смеха. Что же делать?..
С верхнего конца Гоштялковой вниз к Ратиборжу галопом мчались повозки обоза - прямо в пасть врагу. Услышав перестрелку, из-под брезента выглядывали солдаты обоза. "К бою!" - подал команду я. Все залегли, и нас оказалось около двадцати человек. Вооружение - винтовки и только два автомата. Мы уже различали светлые овалы лиц вражеских солдат. Они подходили все ближе. И тут в самый критический момент я увидел едущую по деревне из Всетина противотанковую пушку, которая из-за неисправности задержалась в городе, а теперь догоняла свою часть. По моему приказу она развернулась прямо на дороге и открыла огонь по фашистам. Однако их пулеметный огонь быстро нащупал нашу пушку. И вот уже пробит и течет радиатор, часть орудийного расчета выведена из строя. А потом началось...
Для страха времени не оставалось. Мы залегли под прикрытием буйной зелени садов. Нас целиком захватил ближний бой - самая тяжелая форма схватки людей не на жизнь, а на смерть. Рядом со мной проворный смелый солдатик. Стрельнет, спрячется, потом опять стрельнет. Вот еще один немец рухнул на землю. Солдатик зачем-то сорвал у него погоны. Потом, когда все кончилось, он показал мне свой трофей. Смотрю - убил доктора, но доктор-то был с винтовкой... Мы с трудом выбрались из окружения. К тому же немцы торопились, им было не до нас.
Бой нашей группы с противником продолжался до самого обеда, а на западной окраине длинной деревни партизаны и местные патриоты бились с гитлеровцами почти до вечера. Немецкой частью руководил нацистский генерал. Он во что бы то ни стало стремился пробиться на запад. Мы постепенно отошли к Ратиборжу, находившемуся в двух километрах от места сражения. В направлении на Пршеров через Гоштялкову проходили остатки вражеской пехоты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});