Крейсер вновь содрогнулся от тяжкого удара. Попадание!
— Пожар во второй башне!
...Дорого обходятся командирам такие минуты. Дорого обошлись они и Гущину. Пожар в башне, где находились снаряды и запасы пороха, грозил взрывом всему кораблю. Военно-морская история знает немало подобных случаев. Недаром при угрозе взрыва инструкция требует от командира немедленных действий, обязывает затапливать артиллерийские погреба. Отдай такое приказание Гущин — никто бы не обвинил его. Спасти корабль и тысячи жизней ценой гибели нескольких человек — такой акт оправдывает логика войны. К счастью, не все в мире подчинено ее непреложным законам! Командир «Красного Кавказа» отринул уже готовое решение. Если не последовало немедленного взрыва, рассудил он, значит, в башне матросы борются с огнем. Они верят в себя, в товарищей, и надо верить в них!
Опытный командир оказался прав. Немецкий снаряд, пробив башню, разорвался внутри боевого отделения. Часть прислуги была убита, другие потеряли сознание от газов и ранений. Метровые пороховые пакеты — на флоте их называют «картузы» — лежали в этот момент на элеваторе подачи. От взрыва один «картуз» загорелся, вот-вот пламя может перекинуться на остальные. Если вспыхнут они — пожар распространится до самого погреба, и тогда гибель корабля неминуема.
Первым очнулся комендор Василий Покутный. У моряка не было ни сил, ни времени, чтобы откатить тяжелую броневую дверь и выбросить «картуз». И Покутный, обжигая руки, выхватил заряд из элеватора и... лег на него всем телом. Пожар заметили. К башне бросились электрик Павел Пилипко и комендор Петр Пушкарев. С трудом протиснувшись через аварийный лаз, они отдраили дверь, и горящие заряды, шипя, полетели на палубу. Матросы принялись срывать тлеющую проводку, гасить загоревшуюся краску на стенах. Когда на помощь подоспели краснофлотцы аварийной команды, пожар в основном был потушен.
Всего четыре минуты продолжалась драма в четвертой башне, но эти минуты были полны высочайшего напряжения. Несмотря на смертельную опасность, расчет башни не поддался губительной панике. Так, поистине железную выдержку и решимость проявили краснофлотцы зарядного погреба, находящегося на самом дне корабля. Отрезанные от всех системой водонепроницаемых дверей и переборок, знающие о нависшей угрозе, эти люди приготовились пожертвовать собой. Командир отделения погребных Иван Крипак вставил ключи в трафаретки клапанов орошения и ждал приказа к затоплению...
...Было уже совсем светло, когда закончилась высадка десанта. С минуты на минуту могла появиться немецкая авиация.
— Отходить! — был получен приказ.
Выбирать якорь было некогда, его решили оставить на дне. Расклепали цепь, и «Красный Кавказ», лавируя среди взрывов, направился к выходу из порта.
Самолеты догнали крейсер уже в море. С мстительным ожесточением они бомбили «Красный Кавказ» целый день, совершив более 25 одиночных и групповых налетов и сбросив на корабль более 70 бомб разного калибра. В цель не попала ни одна. Подавив «на прощание» тяжелую немецкую батарею на мысе Иван-Баба, крейсер взял курс на Туапсе.
Кончался день 30 декабря 1941 года. Вокруг «Красного Кавказа» на десятки миль ревело штормовое море. Волны перехлестывали через борт, сильно качало. Собравшиеся в этот час на юте не замечали ни холода воды, ни качки — «Красный Кавказ» хоронил погибших. Хоронил в море, как предписывал старинный матросский обычай. Зашитые в парусиновые койки, с грузом в ногах, лежали на корме двадцать три человека из экипажа крейсера, погибшие при штурме Феодосии...
Застыл с винтовками почетный караул... Мелодия траурного марша вплелась в суровую песнь зимнего ветра...
Последнее слово — командира. Что может сказать отец, хоронящий своих детей? Нет таких слов... Что может сказать командир, на глазах которого гибли его боевые друзья? Нет таких слов... Печаль и скорбь охватывают тебя, когда ты закрываешь мертвые очи соратников.
— Прощайте, боевые друзья! Вы прожили короткую, но славную жизнь. Вы шли дорогой подвига, и Родина не забудет вас.
Корабль лег на циркуляцию. Двадцать три всплеска поднялись и растворились в бешеном водовороте буруна за кормой. Двадцать три тела приняли декабрьские волны Черного моря — моря, которое было купелью всех двадцати трех и которое стало их братской могилой...
В Туапсе крейсер осмотрели ремонтники. Тринадцать снарядов и пять мин, попавшие в корабль, причинили немало разрушений. В корпусе зияло восемь крупных пробоин, были разбиты машинные телеграфы и переговорные трубы. Крейсер управлялся с большим трудом. Словом, требовался срочный ремонт, и его предполагалось начать в ближайшие часы. Неожиданно был получен семафор: «Сниматься в Новороссийск».
1 января наступившего 1942 года «Красный Кавказ» отдал якорь в Цемесской бухте. Откровенно говоря, никто на корабле, и в том числе его командир, не предполагали, что крейсеру предстоит какое-то новое задание — состояние корабля исключало всякий дальний поход. Но беседа с начальником штаба флота контрадмиралом Елисеевым поставила все точки над «и».
— Пойдете снова в Феодосию, Гущин, — сказал начальник штаба. — Знаю ваше положение, но у нас нет выхода. Феодосии срочно нужен зенитный дивизион. Нечем прикрывать порт. А туда сейчас идет транспорт за транспортом с войсками... Грузитесь немедленно, за ночь успеете обернуться...
129 миль до Феодосии. Нордовый ветер до восьми баллов. 17 градусов ниже нуля. На борту «Красного Кавказа» 1200 красноармейцев, двенадцать 85-миллиметровых зенитных пушек, 1700 ящиков со снарядами, 10 автомашин, два трактора-тягача. Когда на рассвете 4 января крейсер прибыл в Феодосию, технику пришлось вырубать изо льда — он толстым слоем покрывал палубу и надстройки.
Объявили аврал. Вооруженные ломами, лопатами и топорами матросы вместе с красноармейцами крушили лед, на руках катили пушки и машины к стрелам. Хуже было с тягачами. Они весили по тринадцать тонн и никак не поддавались. Выручила сноровка главного боцмана. Он наладил какие-то хитрые тали, и с помощью их удалось сдвинуть тягачи с места. На борту оставалась одна только пушка, когда прилетели немецкие пикирующие бомбардировщики. Шесть самолетов одновременно начали атаку на стоящий у пирса крейсер. Встреченные ливнем свинца, они не выдержали, отвернули, но одна крупная бомба упала буквально в двух метрах от кормы «Красного Кавказа».
Крейсер подбросило чудовищным взрывом. Он почти лег на левый борт. Ударной волной в одну минуту перекосило палубу, сорвало с фундаментов 100-миллиметровые зенитные пушки. Находившегося на мостике Гущина швырнуло на ограждение, и он потерял сознание, а когда очнулся, услышал еще два мощнейших взрыва — бомбардировщики продолжали атаковать крейсер. И хотя уже два самолета были сбиты зенитчиками, остальные упорно рвались к цели. Четвертая бомба разорвалась опять поблизости от кормы. Еще раз перекосило палубу, весь корпус «Красного Кавказа» угрожающе затрещал.