Свадьба, впрочем, так и не состоялась, а жених улетел - в прямом смысле, - так что оба остались ни с чем, не связанные брачными узами. В каком-то смысле они вновь вернулись в беседку.
В дверь позвонили, и сердце Рэйчел учащенно забилось. Она схватила сумочку и платье тети и поспешила к двери, чтобы Сасси не успела первой появиться из кухни и не уговорила Матта остаться на обед. В коридоре Рэйчел взглянула на себя в зеркало и поморщилась. Ей не удалось замаскировать темные круги под глазами и привести в порядок прическу, которая свидетельствовала о том, в какой спешке она покидала Лаббок. Рэйчел вздохнула. Что ж, сойдет и так. Она открыла дверь.
Оба улыбнулись одновременно.
— Что, опять слезы? — поинтересовался Матт.
— Пожалуйста, не надо. Я умоюсь и приведу себя в порядок - честно.
— Нет, ради меня не надо, — сказал он. — Мое сердце может не выдержать.
Ее улыбка стала шире.
— А ты совсем не изменился, Матт Уорик.
— Насколько я понимаю, это хорошо?
— Замечательно, — согласилась она.
Он рассмеялся и потянул ее за руку на крыльцо.
— Я только что видел, как сюда шествует целая бригада с подносами в руках. Ну что, может, удерем до того, как тебя перехватят?
— С удовольствием, — сказала Рэйчел, и они, взявшись за руки, как заговорщики, сбежали вниз по ступенькам к «рейндж-роверу», на дверях которого красовалась надпись «Уорик индастриз».
Когда машина сорвалась с места, Рэйчел откинулась на спинку сиденья и едва слышно вздохнула, чувствуя, как уходит напряжение.
— Долгая была ночь, а?
— Самая длинная в моей жизни. Как твой дедушка?
— Трудно сказать. Он один из самых крутых мужчин, которых я встречал в своей жизни, - даже в возрасте девяноста лет, - но смерть Мэри подкосила его.
— Этого я и боялась. Они были очень близкими друзьями.
— Они были не только друзьями, — обронил Матт.
— Что ты имеешь в виду?
— Я расскажу тебе обо всем за ленчем. И не смотри на меня так, пожалуйста. Это нечестно. Мне нужно следить за дорогой.
Рэйчел покраснела. В действительности он оказался еще красивее, чем она помнила, - взрослый мужчина, похожий на крепкое отполированное дерево. И еще ей нравились проблески ранней седины у него на висках.
—Я поражаюсь, Матт, как тебя до сих пор не поймала в сети какая-нибудь хитроумная особа.
Он коротко рассмеялся.
— Тыпервая. До меня доходили слухи, что у тебя кто-то был... Пилот ВВС, если не ошибаюсь?
— Был. Он служил на базе военно-воздушных сил «Риз» неподалеку от Лаббока. Мы познакомились на обочине дороги, когда у меня кончился бензин.
Матт приподнял бровь, выражая удивление.
— Кончился бензин? У такой рассудительной девушки, как ты?
— Кто-то слил у меня из бака все топливо, до последней капли. Ты не представляешь, каким привлекательным выглядит пилот ВВС США, особенно если на него смотрит девушка, застрявшая в одиночестве на пустынном шоссе в десять часов вечера.
— А что ты делала на пустынном шоссе в такое время? Или, точнее, что делал там он?
— Я возвращалась с полей. У нас был долгий день, самый разгар сбора урожая. Так что на счетчик бензина в то утро я даже не посмотрела. А он поехал прокатиться. Его друг по эскадрилье разбился во время тренировочного полета. Мой новый знакомый подвез меня до заправки. Я купила канистру, и он отвез меня обратно к моей машине.
— А потом он поехал за тобой до дома.
Рэйчел кивнула.
— Он поехал за мной до дома. — Она комкала в руке носовой платок. — Но у нас ничего не вышло. Я - женщина земли, а он - мужчина неба. Ладно, а как насчет тебя? Помнится, я слышала, как одна красотка из Сан-Франциско едва не довела тебя до алтаря.
— Еще один яркий пример непримиримых противоречий.
— Вот как.
Его ровный, ничего не выражающий тон не способствовал дальнейшим расспросам на эту тему, словно Матт до сих пор не смог забыть девушку, на которой так и не женился. Должно быть, противоречия и впрямьоказались непримиримыми, если она позволила Матту уйти.
— Кстати, вот твой платок, — спохватилась Рэйчел.
— Оставь его себе. Он может понадобиться тебе, прежде чем мы закончим.
Они подъехали к небольшому кафе рядом с отелем «Холидей», стоявшим на трассе федерального значения. Матт объяснил свой выбор тем, что это было единственное место, где они могли пообедать без помех, оставаясь неузнанными.
— Иначе все посетители посчитали бы своим долгом подойти к нашему столику, дабы выразить свои соболезнования.
— Один из недостатков жизни в маленьком городе, — сказала Рэйчел, — но, должна признаться, именно за это я и люблю его... за ощущение, что все друг друга знают и плывут в одной лодке. Ты рад, что вернулся?
Ей рассказывали, что его дед отошел от дел и Матт стал президентом компании.
Матт внимательно изучал меню.
— Теперь еще больше, чем прежде.
Рэйчел почувствовала, как у нее заалели щеки. Она давно не испытывала ничего подобного.
— Может, мы поговорим до того, как сделаем заказ? — предложила она.
Матт послушно отложил в сторону меню.
— Пока только кофе, — сказал он официантке.
Когда та отошла от их столика, Рэйчел сказала:
— О'кей, выкладывай. Что заставляет тебя подозревать, будто тетя Мэри и твой дед были больше, чем друзьями?
— Держись крепче, чтобы не упасть со стула, — предупредил он и принялся описывать растерянность Мэри во дворе здания суда, когда она приняла его за деда. — В ее голосе и в том, как она протянула ко мне руки, было что-то бесконечно печальное, — закончил он свой рассказ. — У меня едва не разорвалось сердце от жалости.
— Она действительно сказала: «Перси, любовь моя»?
— Это были ее слова. А когда я рассказал об этом деду, он признался, что питал к ней такие же чувства - любил ее с самого рождения.
Рэйчел, изумленная до глубины души, медленно откинулась на спинку стула. А она-то даже не подозревала о том, что между тетей Мэри и Перси что-то было.
— Тогда почему, ради всего святого, они не поженились?
Матт поднес чашку с кофе к губам - чтобы обдумать ответ, решила Рэйчел. Сделав глоток и аккуратно поставив чашку на стол, он ответил:
— Случился Сомерсет. Так, во всяком случае, сказал мне дед.
Перед глазами Рэйчел вдруг встала сцена из недавнего прошлого. Она сидела с тетей Мэри в доме Ледбеттера и только что закончила рассказывать о своем окончательном разрыве со Стивом Скарборо. Ей было двадцать пять. Тетя Мэри выслушала ее с обескураживающим спокойствием, и ее зеленые глаза подернулись задумчивой дымкой. Наконец она заговорила: