Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре мы увидим, насколько обвинения, выдвинутые против Вентра, совпадают с обвинениями, предъявленными его преемнику. Даже «частная часовня» учителя напоминает «секретную молельню» ученика. Вот только первый даже в самом мрачном безумии сохранял возвышенный, непосредственный, восторженный и парадоксальный вид, к которому второй будет тщетно стремиться[530].
ЭлифасЛеви сомневается в последнем приводимом обвинении… Его осторожность понятна и делает ему честь, в виду отсутствия окончательных доказательств. Однако знаменитый маг знал о том, что 25 августа 1842 года Вентра писал Жоффруа (под его ангельским именем Иегораэль):
«Поклоняющемуся ангелу, милому Иегораэлю, окажу я помощью. Любовь навсегда соединит его с твоей жертвой…»[531] (Загадка!)
И 6 сентября того же года следующие строки, которые кажутся менее «темными»; боимся, что теперь они слишком понятны:
«Мой горячо любимый Него, когда любовь моя ищет твоей, всё во мне горит, и я рядом с тобою! Тогда погружаюсь я в океан пламени, коего каждая волна — кипучий вал. К нам нисходит небесное наслаждение, лишая нас чувств и избавляя пас от своей грубости; оно опьяняет нас святой и божественной негою»[532].
Обычный язык пророка. Посмотрите, что он пишет графине д’*** (,Доцедоэлю) по поводу одного молодого юнги (Аззолетаэля), Ангела Тропиков, к которому знатная дама, очевидно, испытывала влечение — в Боге:
«Наш Аззолетаэль пылает любовью и мыслями; он прекрасен красотою гордого и робкого чистосердечия. Взор его глубок, подобно его прекрасной душе; сердце его — на его устах… Он любит тебя: в своих молитвах к Богу он нарицаеттебя своею воспламененною матерью, а к Иисусу, в своей любовной мистерии (???), — своею евхаристическою сестрою». (9 ноября 1846 г.)[533].
«О чем рассказать тебе ныне, если не о событии, кое вновь воспламенит твою возвышенную любовь к Ангелу Тропиков (дословно!). Я испросил, чтобы мне позволено было читать в его сердце: и Глагол ответствовал мне, дабы я прижал его к своему сердцу и раздул его душу (!!?). Я совершил сие, Доцедоэль! Он упал, взывая о пощаде (теперь нам всё понятно): затем новая жизнь, коя физически охватила наши главы (sic!), стала его жизнью. Очи его мещут огонь; а небеса век его прячут молнии…» (14 декабря 1846 г.)[534].
Нам показалось вполне уместным напомнить об этих обрывках переписки, которые цитирует Александр Эрдан в I томе «Мистической Франции». Таким образом, читатель запросто проникает в тайные мистерии Кармеля, и, возможно, он обнаружит, что письма Понтифика вполне могли бы служить введением к письмам его духовного наследника[535]: две эти эпистолярные серии, по-видимому, взаимно разъясняют друг друга; они служат друг для друга очень пикантным и поучительным комментарием.
Впрочем, мы не можем скрывать того, что Эжен Вентра вовсе не был обычным самозванцем или же каким-нибудь вульгарным и извращенным фанатиком. Аббат Л.-Ф. Андре, клеймящий этого человека во имя религии и морали, признается, «что ему нельзя было отказать в подлинной гениальности и удивительной притягательной силе»[536].
Этот Вентра, один из самых поразительных медиумов, которых когда-либо проявляла великая «книга» сверхфизических сред, выстроил целый псевдомагический синтез, неогностический «винегрет», приправленный жеманным поклонением св. Деве и св. Иосифу: здесь сталкиваются и сочетаются возвышенное и комичное.
Примечательно, что этот безграмотный рабочий, внезапно застигнутый Духом, подобно альбигойским пророкам, сраженный благодатью и с тех пор преисполненный откровений под божественным влиянием — подобно переполненному кубку в лихорадочно дрожащей руке — за несколько лет сумел создать столь же объемное наследие, как «Сумма» Фомы Аквинского; наследие, в котором выделяются страницы, поражающие красноречием и интуицией, но утопающие в неудобоваримом ворохе пошлостей и нелепостей, какие только можно себе вообразить. Ему удалось повторить к своей славе знаменитые слова: Plenus sum sermonibus[537] (поскольку он охотно говорил по-латыни, не зная ни одного слова этого языка). По справедливости, следует отметить, что его рукописи изобилуют цитатами из Отцов Церкви, схоластов, библейских текстов и т. д., и, как правило, точными ссылками, которые он заносил на бумагу наугад, не заботясь об их сверке. Свидетели его экстазов единодушно утверждают, что у него не было перед глазами никакой книги, когда он торопливо записывал свои бессвязные откровения.
Весьма любопытная в общем и целом, эта мешанина заслуживает изучения. Один только список произведений, из которых она состоит, занял бы несколько столбцов. Но еще больше число тех, что так и остались в рукописном виде.
Но наибольшую известность в уже значительном тогда кружке любителей чудесного принесли Вентра творившиеся вокруг него чудеса, и прежде всего, появление кровоточащих гостий повсюду, где он поднимался на алтарь.
Причудливые рисунки и неизвестные знаки появлялись в виде пурпурных литер на чистых еще несколько минут назад гостиях; отменное вино лилось в потиры перед многочисленными и непрерывно причащавшимися свидетелями; с картины, изображавшей снятие с креста, стекала живая красная кровь, к великому изумлению судей, которым было поручено расследование[538]; колокола звонили без посторонней помощи и т. д…
Мы не можем сомневаться в том, что Вентра был могущественным чудотворцем. Позвольте нам не повторять чрезвычайно любопытных, точных и полных подробностей о Пьер-Мишеле, которые аббат Констан приводит в своей «Истории Магии» (стр. 480–490) и, в особенности, в «Ключе к Великим Мистериям» (стр. 150, 166 и след.). Ничто так достоверно не установлено, как совершенная подлинность феноменов, за исключением медиумического, а отнюдь не небесного происхождения этих чудес.
Элифас не миндальничает с понтификом — и он прав.
Несколько лет назад наш выдающийся друг аббат Рока (решительно отвергая доводы анархической партии и не принимая догматов Вентра, он восхищался мощью и глубиной интуиции, которую этот странный пророк временами проявлял) передал нам четыре страницы, написанные рукой старого священника, бывшего одним из самых преданных сектантов из Тилли-сюр-Сель. Явно лживый рассказ о различных обстоятельствах, в котором сообщается о визите, нанесенном Вентра в мае 1861 году Элифасом Леви, — этот пасквиль зафиксировал так называемые «угрызения» мага, внезапно проникшегося божественной благодатью и признавшего Дело Милосердия самым возвышенным провиденциальным проявлением.
Внизу четвертой страницы читаем следующую приписку, сделанную рукой Каноника Рока: — «Прошу г-на де Гуайта проверить, дал ли Элифас Леви свою критическую оценку доктрине Кармеля до или после этой беседы, и не совпадает ли памфлет, о котором идет речь и который осуждает сам Элифас (!), с данной оценкой в том виде, в каком она представлена в его сочинениях. Этот вопрос для меня очень важен».
Теперь, когда Элифас мертв, очень просто вложить в его уста любые слова.
К несчастью того, кто поведал об этой знаменитой встрече, «Ключ к Великим Мистериям», где Вентра был мастерски раскритикован, увидел свет в том самом 1861 году, когда аббат Констан, будучи проездом в Лондоне вместе со своим польским учеником графом Враницким, не устоял перед соблазном показать ему пророка: они оба пошли к Вентра. Кроме того, аббат Рока может прочитать на странице 203 «Науки Духов», вышедшей в 1865 году, следующую решающую фразу: «Голос слышится из стены; он говорит с нами. Мы не знаем, откуда он исходит. «Это святой Михаил!» — говорит бедняга Вентра. «Это Дьявол!» — восклицает злобный г-н де Мирвиль, который возмущается, когда его называют добрым, и оба пишут толстые книги. Но что же говорил этот голос? — Банальности, и тогда это не святой Михаил; пошлости, и тогда это не Дьявол».
Трудно выразиться более определенно; но мы можем предложить нашему другу, аббату Рока, еще более «убедительные» доказательства.
В 1886 году мы «откопали» в книжном магазине Балье, что на набережной Великих Августинцев, 53, экземпляр «Меча над Римом и его пособниками» (Glaive sur Rome et ses complices, Londres, Dulau, 1855, in-8). Этот том, один из самых хвалебных, написанных Вентра, принадлежит к оккультной библиотеке Элифаса Леви. Его поля исписаны весьма любопытными собственноручными примечаниями мага. На форзаце мы читаем десять стихотворных строк, также написанных рукой Элифаса; мы считаем их неопубликованными и с удовольствием впервые знакомим с ними читателей[539].