По этому договору король обязывался присоединить к Итальянской армии контингент в 8000 человек пехоты, 2000 кавалерии и 40 пушек. Отказ Директории поверг Турин в отчаяние; двор не мог более обманываться относительно задних мыслей французского правительства; ему нечего было больше заискивать перед ним, выходило так, что Итальянской армии придется ослабить себя на 10 000 человек для усиления гарнизонов Пьемонта и Ломбардии.
21 октября Директория сообщила, что, по представлению главнокомандующего Итальянской армией, она решила усилить его войска на 6000 человек, взятых из Германской армии, изменить план кампании согласно его желанию и ратифицировать договор о наступательном и оборонительном союзе с сардинским королем, передав его в Законодательный корпус в тот же день, 21 октября. Но Кампоформийский договор был подписан на три дня раньше составления этой депеши, а прибыла она в Пассарьяно только через 12 дней после подписания мира.
Может быть, если бы Директория приняла это решение 29 сентября, в момент отсылки ею своего последнего ультиматума, Наполеон и решился бы на войну в надежде освободить всю Италию до Изонцо, чего он желал больше, чем кто бы то ни было.
VI
В интересах Наполеона было заключить мир. Республиканцы громко выражали свою зависть. «Столько славы, – говорили они, – несовместимо со свободой». Если бы он возобновил военные действия и французские армии заняли Вену, то Директория, упорно придерживаясь направления, взятого ею с 18 фрюктидора, захотела бы произвести революцию в империи, а это, несомненно, привело бы к новой войне с Пруссией, с Россией и с Германским союзом.
Между тем республика управлялась плохо. Администрация была развращена; она не внушала никакого доверия и не пользовалась никаким уважением. Если бы переговоры были прерваны, ответственность за будущее легла бы на Наполеона. Если же он, напротив, дал бы своей стране мир, к его славе победителя и миротворца присоединилась бы слава основателя двух больших республик, потому что Бельгия, Рейнские департаменты, Савойя, графство Ницца могли законно перейти к Франции лишь по мирному договору с императором и только этот договор мог реально обеспечить существование Цизальпинской республики.
Увенчанный лаврами, с оливковой ветвью мира в руках, он вернулся бы спокойно в частную жизнь, достигнув славы, равной славе великих людей Древнего мира. Первый акт его общественной жизни был бы завершен. Обстановка и интересы отечества определили бы дальнейшую его карьеру. Слава, любовь и уважение французского народа были средством для достижения всего. Франция хотела мира. Борьба королей против республики была борьбой принципов.
Гибеллины боролись против гвельфов.[91] Олигархи, господствовавшие в Лондоне, в Вене и в Санкт Петербурге, боролись против парижских республиканцев. Наполеон решил изменить такое положение вещей, всегда оставлявшее Францию в одиночестве, и бросить яблоко раздора в среду коалиции, изменить постановку вопроса, создать другие побуждения и другие интересы.
Венецианская республика была целиком аристократической. В ней были в высшей степени заинтересованы Сент-Джемский и Санкт-Петербургский кабинеты. Захватив ее, Австрийский дом вызвал бы с их стороны величайшее недовольство и зависть. Венецианский Сенат вел себя очень плохо в отношении Франции, но очень хорошо в отношении Австрии.
Какое мнение составят себе другие народы о порядочности Венского кабинета, когда увидят, что он захватил без всякого повода владения своего союзника – самое древнее государство современной Европы, государство, основанное на принципах, совершенно противоположных демократии и французским идеям!
Какой урок для Баварии и второразрядных государств! Император был бы вынужден отдать Франции крепость Майнц, он захватил бы земли германских государей, покровителем которых являлся, государей, чьи солдаты сражались в рядах его армии. Это значило разыграть на глазах всей Европы сатиру на самодержавные правительства и европейские олигархии. Какое доказательство дряхлости европейских правительств, их вырождения и незаконности могло быть более убедительным?
Австрия была бы довольна, уступив Бельгию и Ломбардию, она получала за это эквивалент если не по доходу и населению, то по крайней мере в отношении торговых и географических удобств. Венеция граничила со Штирией, Каринтией и Венгрией. Союз европейской олигархии оказался бы расстроенным. Франция воспользовалась бы этим, чтобы схватиться с Англией один на один в Ирландии, в Канаде, в Индии.
Партии, раздиравшие Венецию, перестали бы бороться между собой. Аристократия и демократия соединились бы против ига чужеземной нации. Можно было быть уверенным, что народ столь мягкого нрава никогда не будет иметь привязанности к германскому правительству; и чего было бояться, что большой торговый город, морская держава, с вековой историей, искренне привяжется к монархии, чуждой морю и не имеющей колоний.
Если же когда-либо настанет время для создания итальянской нации, то это не будет служить препятствием: годы, которые венецианцы проведут под игом Австрийского дома, заставят их с энтузиазмом приветствовать национальное правительство, каким бы оно ни было, в большей или в меньшей степени аристократическим, со столицей в Венеции или в другом месте.
Венецианцы, ломбардцы, пьемонтцы, генуэзцы, пармезанцы, болонцы, бергамасцы, феррарцы, тосканцы, романцы, неаполитанцы для того чтобы сделаться итальянцами, должны были предварительно разложиться на составные элементы. Им необходимо было переплавиться. В самом деле, 15 лет спустя, в 1812 году, австрийские владения в Италии, королевский трон Сардинии, герцогские троны Пармы, Модены и Тосканы и даже королевский престол Неаполя, олигархии Генуи и Венеции исчезли.
Светская власть папы, все время бывшая причиной расчленения Италии, перестала служить препятствием. «Мне нужно, – говорил Наполеон в 1805 году на Лионском совещании, – двадцать лет, чтобы создать итальянскую нацию». Оказалось достаточным пятнадцати. Все было готово. Он ожидал только рождения сына, чтобы ввести его в Рим, короновать королем итальянцев, передать регентство принцу Евгению и провозгласить независимость полуострова от Альп до Ионического моря и от Средиземного до Адриатического.
VII
Венский двор, утомленный кровопролитной борьбой, которую он вел в течение многих лет, не придавал никакого значения Бельгии, которую не мог оборонять. Он был счастлив после стольких поражений добиться возмещении за давно уже понесенные потери и установить с Французской республикой связи, которые обеспечили бы ему преимущества при урегулировании германских дел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});