яркой) статьи «Об умершем».
В ближайшие недели и месяцы оба — и Сталин и Троцкий, первый — в громаде дел, второй — на отдыхе — занимаются теоретической работой. В итоге на свет являются лекции Сталина «Об основах ленинизма» и статья Троцкого «Уроки Октября». С одной стороны, перед нами емкий, систематизирующий труд, простым, понятным широчайшим массам языком излагающий суть ленинского учения; лучшее и по сей день, со всеми издержками своего времени, обобщение новаторского вклада Владимира Ильича в теорию и практику революционно-освободительного движения. То, по чему еще можно учиться и можно учить. С другой стороны, мы имеем интеллигентское эссе, посвященное событиям 1917 года, с рядом субъективистских оценок, с выпячиванием собственной роли в Октябрьском перевороте. С прозрачными намеками на «оппортунизм» всех других членов ЦК. С превознесением ««тихого» восстания столичного гарнизона к середине октября, с того момента, как батальоны по приказу Военно-революционного комитета (читай: Троцкого. — Р. К.) отказались выступить из города и не вышли», «восстания», по отношению к которому «восстание 25 октября имело только дополнительный (?!) характер» (К истории… С. 278, 279).
Впоследствии в своей автобиографии Троцкий напишет, что после Февраля он, находясь далеко от Ленина и независимо от него, «давал ту же перспективу, ту же стратегическую линию, что Ленин» (Моя жизнь. Т. 2. М., 1990. С. 50). Могли он, повествуя о себе в Петрограде без Ленина, вынужденного скрываться, упустить случай возвысить себя? «Идол престижа, — писал позднее Троцкий о Сталине, — есть самое прожорливое из всех чудовищ!» (К истории… С. 350). Однако стоит только сопоставить «Об основах ленинизма» и «Уроки Октября», чтобы убедиться: жертвой этого чудовища стал прежде всего сам Троцкий. Сталин проявил (воспользуемся словами его критика) как «чрезвычайное развитие практической проницательности и хитрости (да-да, и ее тоже! — Р. К.)», так и «способность обобщения и творческого воображения». Троцкий проиграл в глазах партии вчистую. Несомненно наблюдательный историк и способный литератор, он попытался выдать себя за «ровню» Ленину, в то время как Сталин отстаивал приоритет и высокое имя Учителя. Это не могло не привести Троцкого к поражению — и интеллектуальному и моральному, лишний раз показав, какой дорогой ценой подчас оборачивается необдуманное искусственное принижение способностей оппонента. Между тем Сталин и после Победы, то есть своего всемирно-исторического триумфа, в конце собственной жизни не переставал повторять: «То Ленин, а то я»…
Проигрыш Троцкого был не только интеллектуальным и моральным, но и интеллектуально-политическим. Даже сторонники удивлялись его пассивности в Сухуми, бесплодному ожиданию (как это случилось в 1812 году на Поклонной горе с Наполеоном) механической замены вождя на вождя. «Неужели Троцкий верит, что его с почестями доставят обратно, чтобы усадить в ленинское кресло?» — с тревогой спрашивали себя умные троцкисты (См.: Muller A. Die Sonne, die nicht aufging. Schuld und Schicksal LeoTrotzkis. Stuttgart, 1959- S. 273). А тем временем ЦК, Сталин выдвинул и альтернативу «идолу престижа» — концепцию «коллективного Ленина» и «ленинский призыв» в партию. РКП(б) и ее свежее 200-тысячное рабочее пополнение были заново идейно вооружены работой Сталина «Об основах ленинизма», в сравнении с которой «Уроки Октября» смотрелись как плод пусть и грамотного, но по своему смыслу местечково-лидерского литераторства. Троцкий утверждал, что его переборол «аппарат». Да, это орудие в руках Сталина имелось, но и Троцкий тоже ведь находился не в дальнем уезде, а во главе Реввоенсовета Республики, то есть Красной Армии. Увы, этот деятель, которого Сталин как-то в сердцах назовет «патриархом бюрократов», был побежден также собственной заносчивой недалекостью, верхушечным типом мышления и слабым знанием строя чувств и мыслей (менталитета) русского народа. В последнем и Ленину и Сталину, при всех различиях их умственного и эмоционального склада, никак нельзя отказать.
2. Ученик не был рабом
Существовала «глубоко ошибочная позиция», которую Сталин, по его признанию, «разделял… с другими товарищами по партии и отказался от нее полностью лишь в середине апреля (1917 года. — Р. К.), присоединившись к тезисам Ленина». Как легко догадаться, речь идет о первых пробных шагах большевистского ЦК непосредственно вслед за Февральской революцией. «Необходима была новая ориентировка партии в новых условиях борьбы, — указывал Сталин. — Партия (ее большинство) шла к этой ориентировке ощупью. Она приняла политику давления Советов на Временное правительство в вопросе о мире и не решилась сразу сделать шаг вперед от старого лозунга о диктатуре пролетариата и крестьянства к новому лозунгу о власти Советов» (Сб. 29, 333). Ленина на родине еще не было — Сталин возвратился из туруханской ссылки 12 (25) марта, так что для него, как и для многих других партийцев, этот период «половинчатой политики» длился в пределах одного месяца. Срок в общем-то ничтожный. Зато сколько злорадных страниц посвятил этому Троцкий!
В дальнейшем Сталин неизменно идет в фарватере ленинского курса, выступая ближайшим помощником Владимира Ильича и даже оказывая ему бытовые услуги. 3 апреля Сталин в числе встречающих Ленина на станции Белоостров; с 7 июля Ленин скрывается в комнате Сталина у Аллилуевых; 11-го Сталин провожает Ленина в Разлив; на VI съезде партии (26 июля — 3 августа 1917 года, Ленин пока в подполье) Сталин выступает с двумя докладами ЦК — отчетным и о политическом положении. Именно он («серое пятно», «осторожный кунктатор» и т. п. в глазах Троцкого) дает отпор попытке троцкиста Е А. Преображенского определить направление будущей государственности «к миру и при наличии пролетарской революции на Западе — к социализму». — «Я против такой поправки, — скажет Сталин. — Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму… Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего» (СЗ. 186–187). Вон уже когда Сталин «заработал» еще один эпитет Троцкого: «философ социализма в отдельной стране» (Моя жизнь. Т. 2. С. 54)! Любопытный штрих: молоденькая жена Сталина, Н. С. Аллилуева, работает «секретаршей» в Управлении делами Совнаркома; во время чистки партии 1921 года ее исключают за пассивность и только благодаря заступничеству Ленина оставляют в рядах РКП (б) (См.: Л 51.82–83,584). Именно Сталину измученный болезнью Ленин адресует свою последнюю отчаянную просьбу: дать яд — и именно на него изливает свое накопившееся раздражение…
Пользуясь некоторой свободой журналистского выбора, замечу, что в первые годы Советской власти волевым эпицентром событий, связанных главным образом с развязанной державами Антанты военной интервенцией и гражданской войной, был личностный «треугольник»: Ленин — Троцкий — Сталин. Последний, занимая посты наркома по делам национальностей и наркома госконтроля — Рабоче-крестьянской инспекции,