Он не был тогда в моих глазах простым руководителем партии, он был ее фактическим создателем, ибо
он один (курсив мой. —
РК.) понимал внутреннюю сущность и неотложные нужды нашей партии» (Сб. 52–53). Сталин списался с Лениным при посредстве своего товарища М. Давиташвили. «Человек, стоящий на нашей позиции, — писал он последнему (1904), — должен говорить голосом твердым и непреклонным. В этом отношении Ленин — настоящий горный орел» (С1. 56). Нет-нет, это не был обычный кавказский комплимент «пламенного колхидца» (Ленин), это было отражение глубокого понимания сути дела. Ленин воевал тогда с «хвостистской» концепцией рабочего движения, с недооценкой соединения передовой теории, современных знаний со стихийной активностью масс, роли просвещенного сознания в историческом процессе (чем грешил даже Г. В. Плеханов), и Сталин встал на его сторону. Нелепы утверждения, что он сперва находился в рядах меньшевиков. Можно понять автора жандармской справки 1903 года, согласно которой Сталин («Сосо» или «Коба») «работал в социал-демократической партийной организации сначала меньшевиком, а потом большевиком, как пропагандист и руководитель первого района (железнодорожного)», — он невежествен. Можно понять Троцкого, который, цитируя этот документ, заключает: «Из справки вытекает, что Сталин начал свою работу меньшевиком» (Сталинская школа фальсификаций. М., 1990. С. 181), — он пристрастен. Но нельзя понять современного образованного журналиста, который, повторяя эти байки, умалчивает, что в 1902 году, до II съезда РСДРП еще не было ни меньшевиков, ни большевиков.
Вполне понятно, что отдаленное, молодое, романтическое восприятие блестящего, всесторонне образованного мыслителя провинциальным (надо к тому же знать тогдашний Кавказ!), низовым подпольщиком-боевиком не могло не претерпеть существенных изменений. В ходе личного общения, неизбежных притом шероховатостей и т. п. оно не могло не опроститься, обытовиться, а если иметь в виду то, что претерпел Сталин в связи с ленинскими диктовками с 23 декабря 1922 до 5 марта 1923 года, где прямо сказано о возможном разрыве отношений, то и вовсе быть отравленным. Но именно этого-то и не произошло. Известна фраза Сталина: «Это не Ленин говорит — это болезнь его говорит». И вот что характерно. Сталин мастерски отделил проявления бренной телесности, суетного повседневья, коим оказался подвержен измученный недугом Ленин, от работы великого ленинского духа, остался его неколебимым приверженцем и выдержал вызов судьбы. Как не хватает этой способности нынешней нашей интеллигенции, которая, будучи порой задета по мелочам и гоняясь за жалкими мотыльками реванша и успеха, бывает готова втоптать в грязь бесценное и лучшее, втаптывает в грязь и себя!..
Характерный момент. 16–18 января 1924 года проходит XIII конференция РКП(б). В партии, пользуясь отсутствием Ленина и жонглируя лозунгом внутрипартийной демократии, активничает троцкистская оппозиция. ЦК дает ей отпор, говоря, «что одно дело — демократия, а другое дело — подсиживание партии, одно дело — демократия, а другое дело — использование шумихи о демократии против большинства партии». Очевидно, этот ажиотаж подогревается как невозможностью вмешательства со стороны Ильича (он умрет через несколько дней), так и слухами о его «завещании». «Оппозиция взяла себе за правило превозносить тов. Ленина гениальнейшим из гениальных людей, — заявит в заключительном слове Сталин. — Боюсь, что похвала эта неискренняя, и тут тоже кроется стратегическая хитрость: хотят шумом о гениальности той. Ленина прикрыть свой отход от Ленина и подчеркнуть одновременно слабость его учеников. Конечно, нам ли, ученикам то в. Ленина, не понимать, что тов. Ленин гениальнейший из гениальных и что такие рождаются только столетиями… Разве есть у кого-либо сомнение, что Ильич в сравнении со своими учениками выгладит Голиафом? Если речь идет о вожде партии, не о газетном вожде с кучей приветствий, а о настоящем вожде, то вождь у нас один — тов. Ленин. Именно поэтому говорилось у нас не раз, что при настоящих условиях временного отсутствия тов. Ленина — нужно держать курс на коллегию» (Сб. 34, 36). Вопреки бытующим россказням о якобы самоуправстве, произволе и т. п. Сталина замечу: даже в тех и особенно в тех случаях, когда он был автором основной идеи и когда решение исходило будто бы от него одного лично, Сталин советовался с «коллегией» всегда. Правда, советы, ему подаваемые, могли быть разного качества. Могли быть и рекомендации, которые заведомо потрафляли подсмотренным вкусам и настроениям вождя. Но это уже, согласитесь, другой вопрос. Он неизменно возникает в связи с поведением людей «во власти» и, естественно, решается в зависимости от нравственного уровня власть имущих. Разумеется, пока существует сама эта власть…
Сильнейшим политическим оппонентом (и если угодно — соперником) Сталина и при жизни Ленина и потом был Троцкий. В «Письме к съезду» он аттестуется Лениным как «пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК» (Л45. 345), но в дальнейшем срывается и, увы, не подтверждает эту характеристику. Вот что он пишет, в частности, о Сталине:
«Поверхностные психологи изображают Сталина как уравновешенное существо, в своем роде целостное дитя природы. На самом деле он весь состоит из противоречий. Главное из них: несоответствие честолюбивой воли и ресурсов ума и таланта. Что характеризовало Ленина — это гармония духовных сил: теоретическая мысль, практическая проницательность, сила воли, выдержка — все было связано в нем в одно активное целое. Он без усилий мобилизовал в один момент разные стороны своего духа. Сила воли Сталина не уступает, пожалуй, силе воли Ленина. Но его умственные способности будут измеряться какими-нибудь десятью-двенадцатью процентами, если принять Ленина за единицу измерения. В свою очередь, в области интеллекта у Сталина новая диспропорция: чрезвычайное развитие практической проницательности и хитрости за счет способности обобщения и творческого воображения» (Троцкий Л. Д. К истории русской революции, М., 1990. С. 403).
Оставим в покое пресловутых «поверхностных психологов», каковыми могли быть разве что подхалимы и простоватые пропагандисты. Посмотрим на поведение Сталина и Троцкого непосредственно после ухода из жизни Ленина. Оно глубоко содержательно и символично для всего последующего периода. 26 января 1924 года Сталин выступает на II Всесоюзном съезде Советов со своей знаменитой клятвой Учителю «держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии»; «хранить единство нашей партии, как зеницу ока»; «хранить и укреплять диктатуру пролетариата»; «укреплять всеми силами союз рабочих и крестьян»; «укреплять и расширять Союз Республик»; «укрепить нашу Красную Армию, наш Красный Флот»; «укреплять и расширять союз трудящихся всего мира…» (Сб. 46–51). Троцкий, которого скорбная весть застала на Тифлисском вокзале (18 января, имея полную информацию о состоянии Ленина от лечащего врача Ф. А. Гетье, он, тем не менее, выехал для лечения своей экземы в Сухуми), не бросается в Москву, а ограничивается (так и хочется сказать: отделывается} отсылкой по телеграфу двухстраничной (хотя и