Читать интересную книгу Наследство Пенмаров - Сьюзан Ховач

— Но, мама, со времен войны все изменилось, — резонно указал я ей. — У нас новое правительство с новыми взглядами, которые отвечают новым временам. Страна в ужасающем состоянии: бедность рабочего класса, нищета…

— Им следует больше работать, а не ворчать и устраивать забастовки, — твердо заявила мать. — Если хочешь продвинуться в жизни, нужно много работать, а не сидеть в праздности.

— Но как они могут работать, если нет рабочих мест? В стране миллионы безработных, и их число растет с каждым днем. Эти люди четыре года сражались за родину, и что они получили за это? Необходимость каждый день стоять в очереди на бирже труда? Унижения оттого, что не можешь прокормить семью? Жизнь в ужасных лачугах, потому что в стране не хватает жилья? Мама, чтобы положение улучшилось, нужны радикальные перемены, а консерваторов вряд ли можно упрекнуть в радикализме. Да и либералы Асквита или Ллойд Джорджа ничуть не лучше. Посмотри, во что превратило страну коалиционное правительство. Нам теперь нужно что-нибудь совершенно новое, а не старые бесполезные рецепты.

— Только новизна идеи, — резко сказала мать, — совершенно не означает, что она лучше старых, проверенных.

Я сдался. Бессмысленно было пытаться заставить ее отказаться от глубоко укоренившихся убеждений, но, когда к власти пришел Макдональд, я все еще верил, что вскоре дела во всей стране поправятся. Ситуация на Сеннен-Гарт улучшилась, но, хотя для шахты этот год был и лучше, чем предыдущий, мне все равно пришлось взять еще один кредит. Теперь Уолтер Хьюберт мрачнел, когда речь заходила о деньгах, но мне было все равно. Я был твердо убежден, что в 1925 году дела поправятся и кредиты будут выплачены.

Но, хотя я тогда этого и не знал, небольшое улучшение в делах шахты продлилось не дольше, чем правление лейбористской партии: девять месяцев. В начале 1925 года я снова начал волноваться, но все еще сохранял достаточно оптимизма, чтобы подавлять сомнения. Однажды вечером в веселом расположении духа я вернулся в Зиллан с шахты и обнаружил, что мать принимает последнего человека на этом свете, которого я ожидал увидеть в гостиной фермы Рослин. Поначалу я подумал, что это отец. Проходя по холлу, я слышал его смех, а его ленивый голос протяжно говорил: «Вот так-то! Правда, смешно?»

Мать тоже смеялась. Давно я не слышал, чтобы она смеялась так беззаботно и счастливо.

Я удивился. Спрашивая себя, почему это отец вдруг решил прийти к нам с визитом и демонстрировать столь веселое расположение духа, я распахнул дверь и вошел в комнату.

Они сидели за столом, точно так же, как сидела мать, когда отец навещал ее после смерти Маркуса. Я увидел лицо без морщин, черные, не тронутые сединой волосы, циничный, смеющийся рот, столь не похожий на рот отца, и понял, кто это.

Это был Джан-Ив.

8

— Филип! — добродушно сказал он. — Как мило! И, несмотря на голос, протяжный выговор и физическое сходство с отцом, мне показалось, что речью и манерами он напоминает мать.

Он встал. Он был на шесть дюймов ниже меня, но силен и крепко сбит. Я помнил его толстым ребенком, теперь он был просто коренаст и мускулист. Двигался он со странной грацией, что опять напомнило мне мать, и, несмотря на расчетливые глаза Пенмаров, у него была широкая, невинная улыбка, которая сразу напомнила мне Хью.

Я не мог ему доверять.

А мать сияющими глазами говорила:

— Не правда ли, замечательно, Филип? После стольких лет! Я не могла поверить своим глазам, когда увидела, как он едет по холму со стороны Чуна.

Мне удалось произнести:

— Я думал, ты в Оксфорде. — Я знал, что прошлой осенью он поступил в колледж Крайст-Черч, а поскольку стоял май, то удивился, снова увидев его в Корнуолле. — Что ты делаешь в Зиллане?

— Исправляю ошибки, — сказал Джан-Ив с невинной улыбкой. — Никогда не поздно исправиться, не правда ли? Папа и мистер Барнуэлл уговорили меня заехать на ферму Рослин с оливковой ветвью в руке. Мама, конечно, чуть в обморок не упала от шока, поэтому, чтобы вернуть ее к жизни, мы открыли лучшую бутылку бузинного вина и — вот так! Очень просто!

Конечно, на самом деле все было вовсе не так просто. Оказалось, что его почему-то выгнали из Оксфорда, но причину он очень ловко скрыл, и мне стало очевидно, что, испортив отношения с отцом, он решил поискать внимания в другом месте. Когда я вышел его проводить, то совсем уже собрался выложить ему все, но он начал настолько хвалебную речь о матери и так убивался о том, что не заезжал на ферму раньше, что сбил меня с толку, и я, не успев опомниться, обещал ему выпить вместе на следующий день после работы в пабе Чарити в Сент-Джасте.

— Замечательно! — воскликнул Джан-Ив с энтузиазмом. — Жду не дождусь! — Усевшись на лошадь, еще раз улыбнулся мне своей широкой улыбкой и весело поехал вверх по холму к Чуну.

Я наблюдал за ним, пока он не скрылся из виду. Несмотря на мою природную склонность отвечать дружбой на дружбу, мне показалось, что Джан-Иву нужно нечто большее, чем невинная материнская любовь и мои братские чувства.

Я совершенно не доверял ему.

9

Я увидел его гораздо раньше следующего вечера — утром и в таком месте, где никогда не ожидал бы встретить никого из членов моей семьи: на уровне двухсот сорока саженей в шахте Сеннен-Гарт. Была пятница, и мы с Тревозом находились глубоко под морем, осматривая место, которое собирались взрывать, и проверяя забой очистной выемки. Мы возвращались в главный ствол, когда увидели, как один из начальников смены, Уильям Халлоран, идет к нам, а с ним, в чужой робе, Джан-Ив.

— Великий Боже! — удивился я. — Какого черта ты здесь делаешь?

Я был поражен тем, что у него хватило храбрости на то, чтобы спуститься в шахту. Большинство непрофессионалов боятся забираться так глубоко под землю, не нуждаясь в острых ощущениях.

— Что такое? — спросил я. — Что-нибудь случилось?

— Боюсь, что да. Меня послали за тобой. Можно поговорить с тобой наедине?

Я посмотрел на него. Стоявший рядом со мной Тревоз произнес:

— Я подожду тебя в главном забое, сынок, — и пошел по галерее с Уилли Халлораном.

— Что такое? — резко повторил я.

— Хью.

— Хью?

Мы посмотрели друг на друга. В его глазах появилось странное выражение.

— С ним что-то случилось?

— Да, несчастный случай. Он, Ребекка и ребенок отправились на пикник в бухту Портерас. Он плавал. Но не справился с течением.

— Ты хочешь сказать…

— Он утонул, — сказал Джан-Ив и добавил с гримасой боли: — У Ребекки на глазах.

Глава 5

Джеффри был смертельно ранен на турнире…

У.Л. Уоррен. «Иоанн Безземельный»

Когда Ричард публично объявил, что деньги, принадлежащие ему по праву и незаконно удерживаемые отцом, пойдут на укрепление северных границ Аквитании, стало казаться, что открытая война между отцом и сыном скоро развернется в полную мощь.

Альфред Дагган. «Дьявольский выводок»

Эта драматическая сцена послужила причиной последнего восстания… Хотя Ричард и отличался непокорным поведением, вызов, брошенный ему, был велик.

А.Л. Пул. «Оксфордская история Англии: от «Книги судного дня» Вильгельма Завоевателя до Великой хартии вольностей»1

Я невольно воскликнул:

— Но ведь Хью был хорошим пловцом! Он всегда получал призы за плавание.

Джан-Ив сказал: «Да», и мы замолчали.

Шахта обволакивала знакомой темнотой и успокаивала. Я отвернулся, посмотрел в темноту галереи.

— Ребекка не плавала. Она плескалась у берега с ребенком. Она услышала крик Хью, но…

— Замолчи. — Я повернулся и пошел по галерее к главному стволу. — Не хочу об этом слышать.

Он опять замолчал. За моей спиной эхом раздавались его шаги, а вокруг нас была моя шахта, Сеннен-Гарт, последняя работающая шахта к западу от Сент-Джаста, шахта, которая превратила Хью в моего врага и держала нас на расстоянии друг от друга месяц за месяцем, год за годом.

Мы шли и шли, молча, просто выходили на поверхность из-под корнуолльского моря.

Наконец я спросил:

— Кто тебя послал?

— Папа.

— Когда новость дошла до Пенмаррика?

— Примерно час тому назад. Джаред Рослин сам приехал и сказал Уильяму. Я в это время был там. После этого Уильям сказал Элис, а Элис — отцу. Потом папа и Уильям уехали на машине в Морву, чтобы повидать Ребекку и побыть с ней, а потом приехала полиция. Они будут проводить дознание, хотя Бог его знает, когда они найдут тело.

Я старался не слушать. Пальцы гладили каменистые стены и деревянные столбы моей шахты, а я старался не думать о море над головой, о бушующих бурунах, смертельно опасных течениях и острых зубцах прибрежных скал. В Корнуолле люди тонут каждый год. Чужаков, туристов, которые либо ничего не знают о корнуолльском море, либо думают, что знают все, — их-то и затягивала бурлящая вода и разбивала о ненасытные скалы. Чтобы утонуть в Корнуолле, нужно либо полнейшее незнание, либо ужасающее тщеславие. Либо ты не знаешь, что существуют течения, либо считаешь, что можешь справиться с любым.