Старая Барсина пользовалась дурной славой со времен Эсперадора Агния. Или не Агния – знание истории у виконта было самое что ни на есть пятнистое. Что-то он знал недурно, о чем-то не имел зеленого понятия. К последнему относились и староэсператистские дрязги, заставлявшие наследника Валмонов плеваться и зевать. Теперь зевать было некогда, а поводы плеваться стали куда весомей: один испакостивший некогда совершенно очаровательную Олларию Та-Ракан чего стоил! Как говаривал здоровила Мартин – мести за гадом, не перемести.
Валме хмыкнул и принялся сочинять что-то адуанское. Больше заняться было нечем – дороги Марсель не знал, а приникшему к шее кобылы Алве, чтобы свалиться с лошади, требовалось нечто посерьезнее двухдневного обморока. Оставалось искать рифмы и бороться с постыдными желаниями. Пальцы виконта так и чесались в шестнадцатый раз проверить щетину на щеках – бритвенный прибор бывший посол, к своему стыду, забыл в посольстве. Разумеется, растительность не упустила случая и поперла в рост, как какие-нибудь репьи. Второе желание было еще неотвязней и еще несвоевременней. Когда едешь темнеющими задворками, спрашивать проводника, не сбился ли он с пути, бестактно. Валме поднатужился и нашелся.
– Вы зря принимаете нас за разбойников, – укорил он продолжающих галдеть птиц. – Мы исключительно достойные люди, хоть и небритые. Судить, исходя из внешнего вида, могут лишь обладатели птичьих мозгов. Или та-раканьих.
Ехавший чуть впереди с конем Алвы в поводу Шеманталь прыснул. Что и требовалось. Заблудившийся проводник не станет ржать над дурацкой сказанной полушепотом шуткой, значит, они едут правильно, а тополя могут дразниться сколько им угодно. Никаких поворотов и постоялых дворов тут нет лет семьсот, зато к утру они доберутся до приличных мест, где шуруют адуаны Коннера, а не молодцы Альдо. Можно будет выспаться, вымыться, найти повозку, послать кого-нибудь за Котиком и новостями.
Волкодава не хватало все сильнее. Мало того что приходилось есть на ходу, так на это еще и не смотрели с тоской и любовью, отчего сухари и вяленое мясо теряли последнее очарование. Да и чужаков Котик учуял бы загодя, хотя в здешних краях после захода солнца можно налететь разве что на лиса или барсука. Даже странно, что заросшие кустарником холмы и буераки некогда были знаменитыми на весь Талиг огородами. Потом в них завелась вылезшая из Старой Барсины скверна, от которой отгородились серебристыми тополями. Сворачивать с обсаженной деревьями дороги было запрещено лет двести. Достаточно, чтобы привыкнуть ездить в обход, тем более что обход этот при Олларах стал кратчайшей дорогой в Приморскую Эпинэ. А барсинские огурцы так и пропали, остались лишь легенды. Папенька, впрочем, в лишенные зернышек зеленцы длиной в локоть, что не теряли свежести и не желтели даже к осени, не верил.
Впереди показался обглоданный временем столб. Перекрестье дорог… Место встреч и ошибок, с которых начинается добрая половина сказок. Справа пряталось брошенное городище, слева наверняка тоже что-то имелось. Будь виконт нечистью, обязанной глотать бестолковых путников, он бы засел именно тут. И наверняка остался бы без ужина, потому что путники проезжали здесь редко. Валме завертел головой, пытаясь хоть как-то осмотреться во все еще красноватых сумерках.
Стены из тополей, тычущийся в небо обелиск, ранняя звезда над ним… Это было красиво и тревожно, как на гравюре. Только у камня никто не стенал и не истекал кровью. Фыркнул конь, тенькнула ночная пичуга, обелиск отступил назад, канул во тьму, звезда осталась…
– Кольцо Эрнани, – хрипло сказали совсем рядом.
– Что? – не понял Марсель и едва не влетел в спину осадившего коня Шеманталя.
– Обелиск, – устало объяснил Алва. – Они стоят по всему Кольцу. Вернее, стояли… Поворачиваем… Налево.
2
Толстая дама в сером шмыгнула носом и попросила подождать. Лицо у нее было заплаканным, опухшим и знакомым. Робер уже видел эту толстуху, но имя напрочь вылетело из памяти. Дама протиснулась в свежевызолоченную дверцу, покинув гостя среди огромных, с кошку, ласточек и небольших зверей, тянувших в разные стороны конские и кабаньи головки.
Незадачливые местоблюстители первым же приказом повелели очистить дворец от всего связанного с Раканами, но до апартаментов королев сдиравшие портреты и гербы слуги добраться не успели. Катарина вернулась в свои бывшие комнаты и попросила ничего не трогать. Звери были помилованы. Надолго ли?
Робер с непонятным ему самому сочувствием тронул подавившуюся молнией мордочку и прошелся парадной анфиладой. Здесь Первый маршал Талигойи еще не бывал. В отличие от краснодеревщиков и обойщиков. Альдо готовился к свадьбе на совесть, а урготская невеста питала пристрастие к розовому и золотому. Еще она любила пионы и крокусы, на ее гербе была ласточка, а письма украшали голубки любви, барашки невинности и мотыльки роковой страсти. Мастерам велели угодить будущей королеве, и они не подвели. За малиновой приемной ярко розовела гостиная, нежно – кабинет, и стыдливо – будуар. Парадная столовая золотилась, Голубую пятнали многочисленные пионы, а Угловая опочивальня тонула в птичьих шпалерах, судя по количеству, фламинго, добытых в особняке Манриков…
– Робер! – Сестра в тяжелом траурном наряде держалась за дверь и робко улыбалась. Перекинутые на грудь косы превращали ее в перепутавшую платье девочку. – Как хорошо, что ты пришел! Только ты же, наверное, занят.
Извиняется, а не упрекает, хотя следовало бы. В этом она вся.
– Ты все напутала, – неловко пошутил Робер. – Что для подданного важней беседы с регентом?
– Тогда, – решила Катари, – пойдем в Музыкальную. Там… не так розово.
Мебели в парадных комнатах почти не было, но в полупустой Музыкальной на козлах возлежал белый занавес с золотыми ласточками и стояло несколько кресел. Тоже белых с золотом. Катарина провела по атласу узкой ладошкой.
– Тебе нравится? – заговорил Робер. – Никогда бы не подумал…
– Я очень боялась. – Она думала о чем-то своем. – Боялась сюда возвращаться. Я не знала, что они все поменяли. Не оставили ничего… Это больше не мои комнаты. Я обещала Левию два месяца, теперь я смогу тут… жить.
– Не надо было тебе вмешиваться, – зло сказал Эпинэ. – Тем более сейчас!
– Меня никто не заставлял, – замотала головой Катари. – Никогда не заставлял. Я сказала «да» у алтаря. Я захотела стать королевой, я забыла про… маки Ариго и отдала себя королю, а значит – Талигу. Мы во многом виноваты… Фердинанд уже ничего не исправит, но мне Создатель дал возможность искупить. Я помогла Мевену спасти… Рокслея и других.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});