Читать интересную книгу Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых - Вольдемар Балязин

В советской исторической литературе упорно распространялось мнение, что Александр III был горьким пьяницей. При этом всегда ссылались на единственный источник — публикацию беседы выдающегося русского физика П. Н. Лебедева с начальником охраны царя генералом П. А. Черевиным, помещенную в журнале «Голос минувшего» летом 1917 года, когда сразу же после Февральской революции антимонархизм расцвел необычайно пышным цветом.

По воспоминаниям П. Н. Лебедева, Петр Антонович Черевин боготворил Александра III и готов был говорить о нем целыми днями. Черевин с поразительной прямолинейностью делил мир на две половины. На одной, недосягаемо высокой, стояли Александр III, Мария Федоровна и при них, на страже, он — Черевин. На другой — «прочая сволочь», включавшая и великих князей.

Особо выделял он великого князя Владимира Александровича с его «Владимировичами».

Черевин вел приемы посетителей Александра III, иногда отказывая в свидании с ним даже императрице, если царь был очень занят, а царь действительно работал с утра до ночи.

Черевин свидетельствовал, что хотя царь выпить и любил, но «во благовремении», то есть никогда не пил и капли, пока не были сделаны все дела. Но и тогда никто не видел его пьяным — он только начинал шалить и забавляться. Чтобы не огорчать Марию Федоровну, которую уверили, что вино вредно ее царственному супругу, для Александра и Черевина шили сапоги с такими голенищами, в которые входила плоская фляжка коньяка. И когда царица на минуту отходила от них, они быстро доставали каждый свою флягу и, усмехаясь, быстро отпивали коньяк.

Если говорить об отрицательных качествах нового императора, то это был прежде всего свойственный ему воинствующий национализм, вскоре переросший в шовинизм, что в условиях многонациональной Российской империи было совершенно недопустимо. Насильственная русификация, запрет обучения многих «инородцев» на их родных языках, откровенный антисемитизм — тоже были неотъемлемой чертой мировоззрения Александра III.

Третьего мая 1882 года были изданы «Временные правила об евреях», запрещавшие им приобретать недвижимость в черте оседлости — территории, где разрешалось проживание евреев[9]. Они не могли жить в селах, а также и в городах: Киеве, Севастополе и Ялте. Однако были и исключения — вне черты оседлости имели право жить купцы первой гильдии, лица с высшим и специальным образованием, ремесленники, отставные солдаты и потомки этих категорий еврейского населения.

В 1887 году были приняты законы, по которым вводилась процентная норма приема еврейских детей в средние и высшие учебные заведения и городские уездные училища. В черте оседлости эта норма составляла 10 % от общего числа учащихся, вне черты — 5 %, в столицах — 3 %. В 1889 году был ограничен доступ евреев в адвокатуру; в 1890 году — запрещены выборы их в земства и городское самоуправление; в 1891–1892 годах из Москвы было выселено 20 000 евреев — отставных солдат и ремесленников вместе с их домочадцами, а во многих городах Российской империи прошли кровавые еврейские погромы, когда на глазах у бездействовавшей полиции пьяные бандиты убивали детей, женщин и стариков, порою истребляя целые семьи.

Другой его негативной чертой был определенный сословный обскурантизм. Александр считал, что образование не может быть общим достоянием и должно оставаться привилегией дворянства и зажиточных сословий, а простому народу — так называемым «кухаркиным детям» — подобает уметь читать, писать и считать. В этом вопросе Александр III полностью разделял взгляды своего наставника Победоносцева, утверждавшего, что истинное просвещение зависит не от количества школ, а от тех, кто в этих школах учит. Если в школах засели длинноволосые нигилисты и курящие папиросы дамочки, то не просвещение, а лишь растление могут дать они детям. Истинное просвещение начинается с морали, а в этом случае гораздо лучшим учителем будет не «ушедший в народ» революционер, а скромный, нравственный и верный царю священник или даже дьячок.

Новелла 18

Цесаревич Николай Александрович

Первенцем императорской четы и, таким образом, наследником престола был Николай, родившийся 6 мая 1868 года, о чем уже сообщалось. До девяти лет воспитание цесаревича во многом напоминало то, о котором вы уже несколько раз читали в этой книге: сначала няни и бонны — у маленького Ники, по желанию его родителей, это были преимущественно англичанки, — затем учителя-наставники, обучавшие мальчика чтению, письму, арифметике, началам истории и географии. Особое место занимал законоучитель-протоиерей И. Л. Янышев, прививший наследнику престола глубокую искреннюю религиозность. На этом чувстве, ставшем впоследствии одним из важнейших в его эстетической ориентации, мировоззрении и практической деятельности, следует остановиться подольше и поговорить о том серьезно.

Современный историк А. Н. Боханов пишет: «Достаточно точное суждение о Николае II принадлежит Уинстону Черчиллю, заметившему: «Он не был ни великим полководцем, ни великим монархом. Он был только верным, простым человеком средних способностей, доброжелательного характера, опиравшимся в своей жизни на веру в Бога». Вот это качество — вера в Бога, вера такая простая и глубокая у него, очень многое объясняет в жизни человека и правителя. Это, по сути дела, своеобразный ключ к пониманию его душевных состояний и поступков. Бог олицетворял для Николая Высшую Правду, знание которой только и делает жизнь истинной, в чем он уверился еще в юности…

Вера наполняла жизнь царя глубоким содержанием, помогала переживать многочисленные невзгоды, а все житейское часто приобретало для него характер малозначительных эпизодов, не задевавших глубоко душу. Вера освобождала от внешнего гнета, от рабства земных обстоятельств. Русский философ Г. П. Федотов очень метко назвал Николая «православным романтиком»… По словам хорошо знавшего царя протопресвитера армии Г. И. Щавельского, «Государь принадлежал к числу тех счастливых натур, которые веруют не мудрствуя, и не увлекаясь, без экзальтации, как и без сомнения. Религия Давала ему то, что он более всего искал, — успокоение. И он дорожил этим и пользовался религией как чудодейственным бальзамом, который подкрепляет душу в трудные минуты и всегда будит в ней светлые надежды». Разумеется, все это пришло к Николаю позже, но основы этого были заложены в детстве.

Было еще одно качество, в какой-то мере врожденное, а в значительной мере благоприобретенное, которое называли «обольстительностью».

«Император Николай II, — писал русский историк-эмигрант С. С. Ольденбург, — обладал совершенно исключительным личным обаянием… В тесном кругу, в разговоре с глазу на глаз, он умел обворожить своих собеседников, будь то высшие сановники или рабочие посещаемой им мастерской. Его большие серые лучистые глаза дополняли речь, глядели прямо в душу. Эти природные данные еще более подчеркивались тщательным воспитанием». «Я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий император Николай II», — писал граф Витте уже в ту пору, когда, по существу, являлся личным врагом государя. Воспитанность, под коей понимались хорошие манеры и то, что в старину называли «благонравием», было плодом усилий тех, кто учил цесаревича, и в значительной мере результатом его собственных регулярных усилий.

В 1877 году, когда Николаю было девять лет и он перешел из женских рук в мужские, его главным воспитателем стал пятидесятидвухлетний генерал от инфантерии Григорий Григорьевич Данилович, директор 2-й Санкт-Петербургской военной гимназии, составивший, а затем и осуществивший программу обучения цесаревича, рассчитанную на 12 лет: 8 лет — гимназический курс и 4 года — университетский, правда, с известными коррективами, что заставило потом увеличить время обучения еще на один год. «Г. Г. Данилович, — писал видный дипломат А. П. Извольский, — не имел других качеств, кроме ультрареакционных взглядов». Однако действительным наставником и воспитателем Николая был учитель английского языка Хетс, очень одаренный и очень обаятельный человек, преподававший еще и в Царскосельском лицее. Ему Николай был обязан великолепным знанием английского языка и любовью к спорту.

«Карла Осиповича», как обычно называли мистера Хетса, можно было считать и воспитателем и нянькой, ибо он был глубоко предан всей семье, приютившей его, и искренне любил своего воспитанника. Он был чистейшим идеалистом, прекрасно рисовал и занимался многими видами спорта.

Особенно любил он конный спорт и сумел передать это увлечение Николаю, тем более что цесаревич с удовольствием служил в лейб-гвардии Гусарском полку.

Николай был невысок ростом, но очень хорошо развит физически, имел прекрасную осанку и значительную силу. Из-за того, что ему часто приходилось оказываться среди чинов лейб-конвоя и гвардии, куда отбирались очень рослые и статные офицеры и солдаты, он казался маленьким и терял необходимую августейшей особе значительность. Поэтому больше всего любил он показываться верхом на коне, тем более что благодаря Хетсу и опытным придворным берейторам, по многу часов занимавшимся с ним выездкой, Николай уже в юности стал великолепным наездником. Тому способствовала и сильная его любовь к лошадям, появившаяся еще в детстве, когда ему, еще совсем маленькому, впервые подарили пони. И с этого же времени стали приучать ухаживать за лошадьми — мыть их, купать летом в реке, расчесывать, скоблить, убирать в конюшне, поить и задавать корм.