Я поделилась своим планом с Джереми, думая, что уж мы-то с ним сможем прийти к правильному решению. Он слушал, по обыкновению глядя на меня своим хитрым взглядом, а когда я закончила говорить, ухмыльнулся так, что ему позавидовал бы любой сатир.
– Значит, теперь ты собралась протянуть руку помощи Всевышнему?
– Неужели ты не можешь быть серьезным, Джереми? – раздраженно сказала я. – Впервые в жизни я делаю что-то бескорыстно. Кроме того, мне кажется, что мой план очень хорош.
– План-то хорош, да только ничего из него не выйдет, а потому и времени на него тратить не стоит, – парировал Джереми.
– Почему же это он не выйдет? – возмутилась я. – По-моему, я разработала блестящую и логически обоснованную схему дальнейшей жизни для двух людей, которые сейчас бесцельно плывут по течению.
– Принс ни за что не покинет Спейхауз, – уверенно произнес Джереми.
– Я догадываюсь, о чем ты думаешь, но должна тебе сказать, что это совершенно не… – возмущенно начала я.
– Нет, – ухмыльнулся он, – я имел в виду совсем не это. Просто ты неверно судишь о Принсе. Я никогда не был от него в восторге, но не могу не признать: в молодости он действительно был блестящим человеком. Однако огонь, горевший в нем, потух, и разжечь его вновь не удастся ни тебе, ни кому-либо другому. Его дух сломлен, мир стал неинтересен ему. Ты сама убедишься, что ему нужно одно: мирно досидеть остаток дней в Спейхаузе, ожидая встречи с небесами.
– То же самое можно сказать и обо мне, – хмуро ответила я.
– Ты полагаешь? – Джереми все еще ухмылялся, глядя на меня. – По-моему, ты себя недооцениваешь, Элизабет.
– Значит, ты не хочешь мне помочь?
– Нет. Чтобы тратить время, у меня существует куча других дел. Я, конечно, понимаю, что, коли ты что-то решила, ты станешь добиваться своего, но предупреждаю: все твои попытки обречены на провал.
Разумеется, я стала добиваться своего. В любое удобное время я сводила Джона и Белль вместе и затевала разговор – это не требовало особого труда – о добрых делах и религии. Они часами говорили об этом, и я видела, как на Белль нисходит покой, смягчая ее измученные черты.
Однако, хотя мне и казалось, что я все делаю правильно, ничего конкретного из моих усилий пока не выходило. Как-то раз я работала в своем кабинете, а Джон стоял у окна и смотрел на текущие по нему струи ноябрьского дождя. Его поникшая фигура будила во мне горестные воспоминания, и мне хотелось побыть одной.
– Джон, – сказала я резче, чем следовало, – вам не кажется, что настала пора снова заняться каким-то более важным делом? Взгляните, какое широкое поле деятельности открывается для вас в Лондоне, ведь он буквально кишит пороками! Белль очень высоко ценит ваши идеи и с радостью даст денег на любой предложенный вами проект. Подумайте о душах, которые вы вдвоем могли бы спасти от вечного огня!
Джон мягко покачал головой и, подойдя к книжным полкам, стал водить пальцем по корешкам книг.
– Я не могу покинуть Спейхауз, – ответил он.
– Но почему? Что вас там удерживает?
– Хотя бы то, что там Каролина, – нерешительно ответил он, – и школа.
– Неужели из-за тупицы вроде Каролины и кучки деревенских придурков вы упустите возможность сделать что-то действительно важное? – горячо сказала я.
Джон поморщился, поскольку мысль о тупости Каролины всегда причиняла ему боль.
– Вы не понимаете, Элизабет, – мягко начал он. – Когда-то у меня действительно была миссия, но я не справился с ней. И теперь в наказание за это я обречен ждать того дня, когда Господь, решив, что я выстрадал достаточно, наконец призовет меня к себе.
– Но ведь это ужасно! – горячо воскликнула я. – Вы не можете сидеть сложа руки, вы обязаны попробовать еще раз!
И вновь он отрицательно покачал головой.
– Это бессмысленно, Элизабет. Мой огонь потух. Даже если бы я попытался, у меня все равно ничего не получилось бы. У меня не осталось больше сил. Вы – другое дело, вы – прирожденный борец. Вы боролись с жизнью, иногда даже против собственной воли, и вы до конца останетесь такой. А вот у меня все по-другому: когда я попробовал бороться и потерпел поражение, со мной все было кончено. Как бы то ни было, – подвел он итог, – теперь уже слишком поздно. Я уже указал Белль ту дорогу, которой ради спасения своей души ей следует идти. Для меня на этой дороге места нет.
Я была обезоружена и удивлена.
– Ради всего святого, о чем вы говорите?
– Я убедил ее войти в лоно католической церкви, – просто ответил Джон. – Наша церковь умирает, разлагаясь изнутри. Я не удивлюсь, если в течение следующей сотни лет она просто перестанет существовать в качестве духовной силы, разве что внутри нее произойдут какие-то революционные изменения. Что же касается католической церкви, то, несмотря на все, через что ей довелось пройти со времен Реформации, она сильна и продолжает расти. Именно она, в отличие от всех других церквей, может предоставить Белль необходимые ей покой и утешение.
– Не хотите же вы сказать, что она решила пойти в монашки? – сбивчиво выпалила я, потрясенная самой этой мыслью.
– Она будет жить в монастыре, – спокойно ответил он, – но, учитывая ее возраст и взгляды, о постриге речь не идет. Там она обретет покой и уверенность, в которых ей отказал мир. Она обретет счастье.
– Ну что ж, поздравляю, – насмешливо сказала я. – По крайней мере, вам удалось записать в свой актив хотя бы одну спасенную душу. Когда же вы начнете спасать мою?
– Что я могу сказать такое, что изменило бы ожидания, возлагаемые вами на небеса! – вспыхнул он. – И кто я такой, чтобы утверждать, что вы не правы!
Так со временем Белль оказалась в монастыре, где и умерла спустя десять лет, будучи окруженной святостью и твердо веря в милосердие Господне. Ее состояние, добытое столь болезненным и греховным путем, досталось церкви и было использовано на прославление Его имени. Джереми по достоинству оценил парадоксальность этой ситуации, но я была слишком рассержена из-за того, что он оказался прав относительно Джона, и не стала слушать его циничные философствования на эту тему.
Джон, как и хотел, прожил в Спейхаузе до конца своих дней. Однажды утром два года спустя мы нашли его мертвым в спальне. Я надеялась увидеть на его лице выражение счастья и торжества, подаренные ему небесами, к которым он так давно стремился, хотя бы в качестве знака утешения для тех, кто остался на этой земле. Но увы… Он был похож просто на уснувшего человека, не более того. Я молилась за то, чтобы ему не пришлось еще раз разочароваться.
Постепенно многое из того, что Джон отстаивал при жизни, наконец стало реальностью: рабство было отменено, правительство создало школы для бедняков, и было принято еще больше законов, призванных защитить неимущих. Великий билль о реформе 1832 года заставил усовершенствоваться церковную и светскую власти, несмотря на то яростное сопротивление, которое оказывал ему герцог Веллингтон. По мере того, как старел этот великий генерал, я все больше соглашалась с тем мнением, которое когда-то высказал по его поводу Крэн: он, возможно, хороший солдат, но до хорошего мужчины не дотягивает. Кроме того, этот человек слишком многое отнял у меня.