class="p">— Септаме, очевидно, обеспокоен тем, чем в итоге может обернуться такая отсрочка, — пояснила Чекври.
— Всё было расставлено по местам, всё спланировано, настроено и нацелено на один-единственный день Инициации, — сказал Банстегейн. — Мы не можем отступить. — Он покачал головой. — Либо мы идем, либо не идем, но… отсрочка? Не думаю, что это возможно.
— Но появится немало людей, задающихся вопросом, кто совершил все эти преступления, — сказал Генерал. — Нападение на Эшри, убийство президента. Тут слишком много неясного. Люди будут чувствовать себя… не знаю — неудовлетворенными, отправляясь в Возвышенное, не зная ответов на свои вопросы. — Он перевел взгляд с Банстегейна на Чекври. — Вы так не думаете?
— Возможно, Сублимация покажется нам благословенным избавлением от подобных забот, — предположил септаме. Ни маршал, ни генерал не выглядели так, будто поверили в это.
— Ну, — сказал Локуил, сворачивая свой экран и убирая его в карман пиджака, — первая утечка случилась более часа назад. Новостные каналы уже содрогаются в конвульсиях, или пенятся, или… что они там делают? Мне нужно присутствовать на пресс-конференции. — Он встал. — Септаме? Полагаю, вы тоже захотите присутствовать?
Банстегейн кивнул.
— Конечно, Локуил. Можете дать нам пять минут? Есть события, касающиеся Эшри и наших друзей — падальщиков, которые мы с маршалом должны обсудить. — Он взглянул на часы. — Вы не возражаете?
— Да, хорошо. Пять минут, септаме, — генерал нахмурился, покинув комнату. Шум от ожидавших в приёмной сотрудников то нарастал, то стихал.
Банстегейн несколько мгновений смотрел на маршала. Она отвела взгляд, затем медленно подняла брови.
— Простите, септаме, вы ожидали, что я скажу что-то прямо здесь?
Банстегейн улыбнулся.
— Нет. — Он положил руки на стол перед собой. — Однако генерал все же прав.
— Я надеюсь на это, по крайней мере, в том, что касается медицинских вопросов.
— Да ладно, Чекври, вы знаете, что я имею в виду — людей, которым нужны ответы. И мы должны дать им эти ответы.
— И какие же это ответы?
— То, что произошло в Эшри, то, что только что произошло здесь. Люди — некоторые люди, по крайней мере — не захотят идти в Возвышенное, пока всё, что происходит, не возымеет развязки.
— Значит, мы дадим им развязку?
— Да. — Он кивнул на дверь.
Они прошли через кабинет в короткий коридор, который вёл в ванную и небольшую обособленную комнату для отдыха. Банстегейн закрыл за собой дверь. Помещение выглядело тесным, освещенное единственной лампой.
— Все очень просто, — сказал Банстегейн, едва они оказались внутри, — Ронте — наши падшие ангелы.
Чекври смотрела скептически.
— И в случае с президентом тоже?
— Мы скажем, что она узнала, как они угрожали нам, что Эшри был их первым выстрелом, примером того, как они поступят с нами, если мы не предоставим им свободу действий. Гелемин собиралась лишить их привилегированного статуса Падальщиков указом президента, поэтому они устранили её. Мы скажем, что они должны убраться из нашего пространства, если понадобится, посадим в тюрьму столько, сколько сможем найти, или просто вышлем прочь. Все наши проблемы, таким образом, будут решены.
Маршал по-прежнему смотрела с недоверием.
— Они немного… недоразвиты для роли падших, септаме. На их кораблях едва хватает ракет, и вы думаете, вам удастся убедить людей, что эти бедолаги способны проделать с нами такие вещи? Это почти так же неубедительно, как неведение. По крайней мере, пока мы не знаем ответы, мы можем притворяться, что за всем этим стоит кто-то, кто больше и могущественней нас. А ваш выбор… свидетельствует о том, что мы слабы.
— Обвиним в этом все корабли, которые уже сублимировались, и намекнём, что Ронте, должно быть, рассчитывали на какие-то более высокие технологии.
— Как те, что есть у Культуры? — Выражение лица маршала было близко к презрению.
— Они помогали Ронте, не так ли?
— Они дали горстке или двум кораблям крошечное усиление. Похоже на покровительство, но не на акт взаимопомощи.
— Но мы и не станем обвинять их открыто. Не напрямую. Просто намекнём. Люди сделают свои собственные выводы. Это всё, что нам нужно. Кроме того, и у Ронте и Лисейдена имеются сторонники. Если правильно преподнести факты, тень падёт и на них. Их могут обвинить. Вы ведь можете организовать это, маршал?
— Конечно, я могу это сделать, септаме. — Чекври улыбнулась. — В моём подчинении вся полковая разведка, которая за последние несколько лет выработала чёткую стратегию распускания слухов и размещения историй в каждого медийного игрока, которых вы так усердно обхаживали на протяжении десятилетий, — они зададут вопросы, которые мы им предложим, выслушают и повторят то, что мы скажем. Вопрос в том, поверят ли в это люди. Возможно, для достоверности мне даже придется немного возразить вам, выступив в защиту флотов, — учитывая, что я, в конце концов, возглавляю Объединенное полковое командование. Они будут ожидать от меня поддержки, и мне придется её оказать.
— Делайте всё, что потребуется.
— Положитесь на меня, септаме. — Маршал посмотрела на часы Банстегейна, повернув голову, чтобы прочитать перевернутые цифры и стрелки на устройстве украшавшем его грудь. — Наши пять минут почти истекли, — заметила она. — Извините. — Она повернулась.
— Я сделал то, что должно было быть сделано, — сказал он, словно ожидая её одобрения. — Вы верите мне?
На самом деле он не хотел говорить этих слов. Ни ей, ни кому бы то ни было другому. И теперь был обескуражен вырвавшейся ненароком фразой.
Чекври повернулась и посмотрела на него.
— Неважно, во что я верю, септаме, — холодно сказала она ему. — Важно лишь то, во что верите вы и то, что вы говорите мне делать.
Он покачал головой, усмехнувшись.
— Вы хотя бы иногда спите спокойно, Чекври?
Маршал подняла брови.
— Я сплю как убитая, каждую ночь, септаме. Я всего лишь скромный военный офицер, выполняющий приказы. Никто не приказывал мне волноваться из-за тех последствий, которые они порождают. Или терять сон.
— Это необходимо было сделать, — сказал он ей убеждённо.
— Конечно, септаме. — Чекври пожала плечами. — Мне она все равно никогда не нравилась. Достаточно приятная, но… слишком слабая для той должности, которую занимала. Слишком… уступчивая. — Её брови снова изогнулись. — И всё же… Она умерла на руках у той, кто действительно любил ее. Они обе любили. А это уже кое-что. В данных обстоятельствах, это почти милосердие. — Она кивнула в сторону. — Кажется, я слышу, как стучит генерал. Нам лучше не задерживаться здесь.
* * *
— Есть еще кое-что, Септаме, — сказал Локуил, когда они сидели в задней части самолета, доставлявшего их из дипломатического квартала в парламент на пресс-конференцию. Чекври на своем шаттле вернулась в наземный штаб полка внутренней системы.
— Что? — спросил Банстегейн.
— Извините, — генерал потянулся вперед, чтобы щелкнуть