Читать интересную книгу Когда исчезает страх - Петр Капица

В лагерь для перемещенных лиц Ян поехал с переводчиком и чиновниками из комиссии.

У Ирины, не знавшей, зачем ее ведут в корпус администрации, при виде Ширвиса перехватило дыхание и закружилась голова… Хорошо, что Ян подхватил ее, иначе она бы упала.

Держа Ирину в объятиях, Ширвис осыпал поцелуями ее лицо, глаза, лоб и, прижав к себе, подумал: «Кажется, получилось неплохо. Так могут встретиться только муж с женой». Впрочем, все и без того было естественно: Яна очень обрадовала встреча с Ириной. Отстранив ее от себя, он сказал:

— Ну, покажись, какой ты стала?

Большинцова так похудела в Германии, что скорей походила на пятнадцатилетнюю девочку, нежели на женщину — мать семилетнего сына. И все же лицо почти не изменилось, лишь резкие черточки у рта несколько старили ее.

Она улыбнулась ему, и вдруг на ее щеку скатилась прозрачная слезинка, за ней вторая… Шмыгнув носом, как это делают школьницы, Ирина попыталась сдержаться, тряхнула коротко остриженными волосами и оглядела всех присутствующих блестящими, полными слез глазами…

Боясь ее вопросов, Ян схватил Ирину на руки и, как обезумевший от радости муж, унес к своей машине, посадил на заднее сиденье и негромко произнес:

— Запомни: мы для англичан — муж и жена.

— Почему Кирилл не приехал? Где он? — тревожась, спросила Ирина.

— О Кирилле потом, когда переберемся в нашу зону, — неопределенно ответил Ян и, захлопнув дверцу, поспешил в канцелярию — оформлять документы.

Оставшись одна в машине, Ирина постепенно пришла в себя. Ей все еще не верилось: неужели она у своих?

Вскоре на улице показались Ширвис и переводчик, они попрощались с англичанами и подошли к машине: переводчик сел за руль, Ян рядом с Ириной.

Не задерживаясь, они двинулись в путь, и лишь на шоссе переводчик сказал:

— Поздравляю, Ирина Михайловна, никто не ждал, что так быстро нам удастся выудить вас. Обычно англичане любят тянуть такие дела.

— Мне и самой не верится… Все кажется, что это сон.

— Да, а как с вашими вещами? — спохватился переводчик.

— Шут с ними, — сказал Ян. — Новые добудем. Из-за тряпок рисковать не стоит.

Он взял Иринины руки в свои. Они у нее были холодные и легкие, как хлопья снега.

Некоторое время молча мчались по шоссе. Ирина, наконец, не выдержала:

— Ян, будь человеком, скажи правду… Что с Кириллом?

Дольше увиливать от прямого ответа было невозможно.

— Видишь ли, весть нерадостная, — сказал Ян. — Кирилла придется разыскивать. Его подбили над Норвежским побережьем. Сам видел, как он ушел от «фоккеров» в облака. Я думал, он дотянет до своих. Но Кирилл не вернулся. Меня тогда тоже подбили… Почти десять месяцев в госпитале провалялся.

Ирина больше ни о чем не расспрашивала. Она чувствовала, что Ян чего-то недоговаривает, но боялась выяснять все до конца. Ей не хотелось терять надежды.

«Если Кирилл в плену, я его дождусь… сколько бы ни прошло времени, — сказала она себе. — Надо надеяться и жить».

В Берлине им посчастливилось. Вечером улетал «Дуглас» на Ленинград. Полковнику Холину удалось раздобыть два места на этот самолет.

Глава тридцать четвертая

«19 июня. В Ленинграде я не была без малого четыре года. И вот, наконец, скиталица дома. Вернее, не дома, а в квартире Ширвисов. Но это не важно. Я обитаю на набережной Фонтанки, дышу родным воздухом и по-прежнему обворожена покоем и таинственным сиянием белых ночей.

Бетти Ояровна приняла меня, как родную. Какая она сердечная, добрая женщина!

Мальчишки меня не забыли. Но оба вначале дичились. Дюде, конечно, перепало больше поцелуев, и он, вырвавшись как-то из моих объятий, счел своим долгом заметить:

— Зачем меня зовешь Дюдей, я большой. И не надо целовать больше, чем Игоря.

Они друзья — не разольешь водой. Ко всяким сентиментальностям относятся с мужской суровостью и осуждением. Донимают меня всякими вопросами.

Где мой самолет? Почему я его сожгла? Надо было спрятать в кустах или закопать в землю. Дима с Игорьком обязательно нашли бы его, и мы бы втроем могли играть с настоящим бомбардировщиком.

— Почему так долго не приходила к нам? Жалко было самолета?

Мне хотелось как можно понятней объяснить им происшедшее.

— Меня схватили враги, — сказала я. — И долго не отпускали к вам.

Ребята переглянулись, удивляясь моей наивности, и Дима поправил:

— Это они тебя взяли в плен. Из плена надо было убежать.

Мальчики слушают радио и знают, как надо поступать на войне.

Кирилл, оказывается, не верил в то, что я погибла. Он ждал меня. В его чемодане хранился мой дневник и ободранный Дюдин сапожок. Как обидно, что Кирилл не вел никаких записей, я бы теперь знала, о чем он думал.

Видимо, эта мысль и заставила меня завести новую тетрадь. В ней я смогу беседовать с Кириллом.

Ян неузнаваем. Он стал членом партии, и теперь с иронией говорит о тех временах, когда считал себя исключительной личностью и подозревал в зависти многих, даже Кирилла.

Меня Ширвис буквально вырвал из рук англичан, с бережливостью заботливой сиделки вез в Ленинград и теперь готов выполнить любую просьбу. Вчера он сказал, что я обязательно должна поехать к Черному морю, что он уже заказал две путевки в санаторий. Я, конечно, поблагодарила его от всей души и… отказалась. Мне надоели скитания, хочется пожить с Димой среди близких и родных людей.

Ян огорчился, он тоже не поехал на юг. Вместе с Борисом они сходили в Ленсовет и получили разрешение занять на лето один из пустующих домиков на Карельском перешейке.

20 июня. Я разослала много писем. Ответов пока нет. Молчат девушки из нашего полка. Не отвечает политотдел. Неужели изменился номер полевой почты? Если это так, то письма будут долго странствовать и, чего доброго, не попадут к адресатам.

Я до сих пор не знаю: числюсь ли в списках коммунистов и где мой партийный билет?

22 июня. Это число я не забуду до конца моей жизни. Сорок восемь месяцев назад началась война. Как я уцелела в ней? Ведь мимо меня пронеслось столько пуль и осколков, что они могли бы убить тысячи людей! Но уцелела ли? Война не прошла даром: во мне что-то убито, я не могу радоваться жизни, как прежде. Кажется, прошло не четыре года, а целая вечность.

Война не сокрушила меня, нет, я просто пережила ее как неотвратимое бедствие. Законы войны объясняют и оправдывают. Но что оправдает саму войну? Я против нее, и готова кричать об этом всюду.

Сегодня пришло письмо от Сани и Виктора. В Ленинграде милиция их не прописывала. Валину пришлось отвезти парнишек в Центральный распределитель, чтобы они могли соединиться со своими товарищами.

Сейчас наши ребята из «Убежища девы Марии» находятся в детском доме под Саратовом. Виктор спрашивает: не понадобится ли мне еще что-нибудь? Он заверяет, что многие ребята готовы явиться куда угодно по первому моему зову.

Чудесные парнишки! Как я рада, что помогла им стать настоящими пионерами и комсомольцами».

* * *

Ширвису и Валину Ленсовет выделил небольшой бревенчатый домишко, стоявший в лесу на пригорке невдалеке от песчаного берега Финского залива. В нем было три крошечные комнатки, кухня и веранда. Дом обступали такие высокие и могучие сосны, что под их ветвями он казался низеньким и невзрачным.

В часы заката, когда голые стволы сосен, освещенные последними лучами солнца, становились пламенно-красными, Ирине мерещилось, будто ее новое жилье охвачено подступившим пожаром.

Порой ей даже чудилось, что это не сосны обступили домишко, а колеблющиеся лучи прожекторов.

От ступенек веранды мимо тонких рябинок к морю сбегала заросшая травой тропинка. Вернее, она сбегала не к самому морю, а к пляжу, и там терялась в сыпучих песках.

Желтый морской песок был на удивление чистым, он стекал меж пальцев, как вода, не оставляя следов пыли. Ирина любила понежиться на пляже. Она забредала в дюны подальше от дома, сбрасывала с себя халатик, ложилась прямо на мягкий песок, вытягивалась и закрывала глаза.

Солнечное тепло сразу охватывало ее всю, словно окутывало тело легким золотистым покрывалом. Лежать было приятно. Рядом едва слышно плескались волны, лениво набегавшие на пологий берег, с моря доносились скрипучие голоса чаек, а со стороны леса — едва уловимый звон погожего дня.

Если Ирина внезапно открывала глаза и всматривалась в высокое небо, то казалось, и берег, и вся земля несутся в синем пространстве.

Свежая зелень лесов, нежаркое солнце Карельского перешейка, тишина и покой действовали на нее благотворно. Ирина чувствовала, как накапливаются силы и наливается свежестью тело.

Море в этих местах было мелкое, усеянное валунами, торчащими из воды, поблескивающими полированными макушками. Во время купанья Ирина не тревожилась за ребят: пройди хоть с полкилометра — вода будет по грудь, здесь не утонешь. Зато прогулки по суше оказались опасными. В лесах и рвах среди заржавленной колючей проволоки валялись неразорвавшиеся бомбы, снаряды, мины. В полуразрушенных окопах и блиндажах попадались патроны, запалы, гранаты и ракеты. А сорванцам ведь все надо перетрогать и проверить: настоящее или игрушечное?