Но прямо сейчас я не могу отвести глаз от окровавленного рыжего меха. Боль и ужас потери такие сильные, что рвут меня на части, выходя наружу надрывным воем! Моя волчица прет наружу, чтобы заставить ответить за смерть члена своей стаи, своей семьи. И я и не думаю теперь ее держать! Фраммо поднимается, кряхтя и стеная. Его правая рука покалечена и в крови. Но он берет пистолет в левую и ковыляет ко мне.
— Не знаю, что за проклятая чертовщина тут происходит, но все, пора этот цирк кончать.
Моя боль потери превращается в первобытную, неукротимую ярость, и я чувствую, как плывет мое тело, изменяя форму, и оковы, тихо звякнув, валятся на траву. Ненавижу! Убийца! Урод! Мои эмоции перестают быть человеческими. Это огромное горе зверя, его бешенство и желание отомстить, забыв даже об инстинкте самосохранения.
— Какого… — Глаза агента становятся огромными, в них читается не просто страх и шок. Это то самое примитивнейшее отвращение и неприятие, которое разделяет наши виды целую вечность. Вот почему мое племя никогда не сможет жить открыто среди людей. Желание убить все, что непонятно, — вот первейшее желание большинства людей.
Медленно, очень медленно я припадаю к земле, и черный зрачок ствола следует за моим движением, лишь слегка подрагивая, оставаясь нацеленным прямо между моих глаз. Мы смотрим в глаза друг другу — волк и человек с оружием. И каждый понимает, что, скорее всего, второй попытки не будет. Мое тело напружинивается, готовясь к смертельному полету, и в этот самый момент словно из ниоткуда сбоку в агента врезается огромная серая туша. Все случается за долю секунды. Так, словно и нет никакой борьбы. Жуткий хруст костей и короткий булькающий хрип. Мои лапы вдруг почему-то разъезжаются, словно я крошечный щенок, я не могу подняться и просто ползу к неподвижному телу Нести. Мокрый нос утыкается в мою морду, а родные золотистые глаза заглядывают в душу, умоляя заверить его, что со мной все в полном порядке. Эмоции скручиваются внутри в огромный смерч, снося во мне все стены и оборонные укрепления, что я строила вокруг своей души столько лет, оставляя беззащитной и одновременно освобождая. Все мои страхи и сомнения и каменные стены для борьбы с ними превращаются в кучу ненужного хлама и оказываются мгновенно сметены одним этим пронизывающим до самой глубинной сущности взглядом. В нем все. Любовь, тоска, поддержка, забота, страх потери, которая была так близко. Миллион признаний, которые никогда не смогут быть сказаны словами. Клятвенное обещание, что я больше никогда не познаю страх и одиночество. В этих глазах я отражаюсь, как центр мира для моей пары, как истинная причина жизни. И это взрывается во мне гигантским огненным шаром моих собственных чувств. Я больше не боюсь! Не боюсь ощущать любовь, близость, потребность в тепле родной души. Мой страх и неверие вымыло волной чистого пламени, и я к нему больше никогда не вернусь. Я могу любить моего невозможного волка, могу и люблю! И мне теперь совсем не страшно. В этот момент ребра рыжего волка едва заметно судорожно дергаются, и тихий хриплый стон прерывает исповедь наших взглядов, но дает надежду, что не все еще потеряно для Нести. И пробуждает во мне глубокое и всепоглощающее чувство вины. Я, сходя с ума от дикой смеси облегчения, благодарности, радости и душевной боли, облизываю огромную серую морду в ответ и позволяю катиться бесконечному потоку слез из моих волчьих глаз.
Глава 36
Северин
Как выразить словами счастье? Счастье от того, что любимая наконец принимает и признает тебя. Я прочитал это в ее волчьих глазах и в ее человеческой душе, куда мне так неожиданно открылся доступ. Я буквально слышал, как рушатся все барьеры между нами, обнажая для меня хрупкое, драгоценное сердце моей пары. И это наполняло меня ликованием, от которого хотелось запрокинуть морду к небу и послать всему миру радостный вой. Один взгляд моей волчицы вымыл и страх за нее, и все упреки, что копились внутри те часы, что мы отчаянно искали ее. Забылось и уязвленное ее побегом самолюбие, и то, как хотелось найти и наказать так, чтобы присесть долго не могла, а потом содрать одежду и вбивать в любую подходящую поверхность, рыча и облизывая, утверждая свои права. А как рассказать о чувствах, что выворачивали меня наизнанку, когда мне позвонила какая-то незнакомая женщина и сказала, что к ним в реанимацию поступил некто Матиас Терч с тремя пулевыми ранениями, и каждый раз, когда он ненадолго приходит в себя, он требует связаться со мной и сказать, что какую-то Юлали похитили. Впервые в жизни я познал, что такое настоящий животный ужас, такой, от которого стучат, как от смертельного холода, зубы и сознание мутится, а человеческий облик удается удержать лишь чудом. Волк рвался наружу, раздирая меня в клочья, выл и стенал, упрекая, обвиняя и проклиная за бессилие сделать хоть что-то. Злость снова вскипела на Юлали за то, что поступила столь недальновидно и глупо, убежав и подвергнув собственную жизнь опасности. Я задыхался от ненависти к тем, кто посмел посягнуть на мою пару. Когда позвонил Нести и сказал, что, кажется, нашел ее, я несся по городу и потом по трассе, насилуя движок и выжимая из него все возможное и в то же время проклиная за то, что все равно недостаточно быстро. Едва свернув с шоссе, заглушил байк и решил, что дальше помчусь пешком, так чтобы приблизиться незаметно. А потом были выстрелы и мучительный вой Эрнеста, от которого внутри все замерзло, и дикий ужас, когда я рвал мышцы, толкая свое тело вперед с максимально возможной скоростью, истерически боясь не успеть. Самого момента обращения я ни за что не вспомню, настолько быстро все случилось. Словно я в одно мгновение перепрыгнул из человеческой формы в животную. Сомкнув челюсти на горле посмевшего посягнуть на мою любимую и причинившего вред члену моей семьи, я не сразу смог успокоиться. Волк требовал больше крови и желал еще битвы, не в состоянии унять ярость так просто. Он хотел еще метаться и разить всех вокруг, кто хоть отдаленно напоминал врага. Но никого больше не было. И все это оказалось забыто и стерто, стоило лишь посмотреть в глаза моей паре. Ничего не было важнее того, что я увидел и почувствовал в тот момент. Такое долгожданное и все же неожиданное узнавание по-настоящему родной души. И простое, но неоспоримое осознание, что, какую бы боль ни причинила мне моя неуемная пара, каких бы еще глупостей ни совершила и какой бы страх за себя ни заставила пережить, я все и всегда прощу ей. Буду прощать вечно и принимать такой, какая есть. Только пусть будет жива и смотрит так, пуская в свою душу и безмолвно крича о любви, которую я уже и не чаял увидеть. И пусть никогда не признает это вслух, пусть упрямится, ругается со мной и даже и не помышляет о подчинении. Не нужно мне ни слов, ни спокойствия, ни ее покорности. Пусть только любит и никогда не перестает это делать, а со всем остальным мы справимся, потому что это просто неважно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});