Размышляя о том, что ждет его на следующий день, Морган пренебрег уткой и взялся за вино. Быстро осушив рюмку, он налил себе еще. Если Сэйбл решила отказаться от поездки в Уэльс, он-то все равно не откажется от своего маршрута. Прежде чем подумать о будущем, нужно похоронить призраки прошлого. Это относится и к Себастьяну Фабуа. Его пальцы побелели, сжимая бутылку, а на лице появилось выражение, которое устрашило бы даже его собственный экипаж. Да, подошло время полностью рассчитаться с прошлым, и слава Богу, что при этом не будет присутствовать Сэйбл!
Сэйбл… Мысль о ней заставила его улыбнуться. Да, он серьезно поговорит с ней, когда увидит! Как она решилась пойти на такой риск – поехать в Уэльс одной, чтобы встретиться с человеком, о котором ничего не знает? Неужели она считает, что ее обаяние послужит ей гарантией безопасности, спасет от таких людей, как Себастьян Фабуа? «Как же ей повезло, что она решила повернуть домой, – сумрачно подумал он. – Что же касается того, чтобы вновь увидеть се…» Он сделал рукой неопределенный жест и осушил еще одну рюмку. Нет, он не поедет в Корнуолл на встречу с ней. Этим он только вновь навлечет на нее гнев Чарльза Сен-Жермена. Его решение расстаться с ней в тот день, когда Дмитрий явился за Сэйбл, будет окончательным и бесповоротным.
Как жаль, что судьба в последний раз сыграла с ним такую злую шутку, подумал он. Хотя ему мучительно хотелось снова стиснуть ее в своих объятиях, он не собирался признаваться в этом, уговаривая себя, что все это лишь мимолетное развлечение. У него нет права на что-либо более серьезное.
Его рука снова потянулась за бутылкой. Ему предстояла долгая, томительная ночь, и он может позволить себе максимально воспользоваться щедростью хозяина.
На следующее утро Морган встал рано; время до отхода парома тянулось томительно долго. Переправившись через Бристольский канал, он оказался в Суэнси. Отсюда путь лежал по глубоким ущельям и крутым склонам гор, покрытым цветущим вереском. Между Суэнси и Кардиффом за годы, что он не был здесь, выросло много промышленных предприятий. Это огорчало его, но чем дальше на север, тем меньше изменений находил он. На своем пути он преодолел бесчисленное множество стремительных потоков, искрящихся кристально чистой водой, проехал мимо десятка фермерских хозяйств, обитатели которых тепло приветствовали его на родном диалекте. Он уже подзабыл их гостеприимство, их примитивный образ жизни, и его снедала досада, когда он думал о времени, проведенном вдали от родных мест.
Морган подумал, что открывшийся вид на Пенлис Уэллс запомнит на всю оставшуюся жизнь. Был конец дня, когда он остановил коня на вершине скалистого утеса и посмотрел вниз – на открывшуюся перед ним долину. Оказывается эту картину он не забывал ни на минуту все шестнадцать лет. Морган едва справился с волнением, охватившим его, когда разглядел бастионы и стены Пенлис Уэллса. Построенная на берегу быстрой речки, мощная крепость была заложена норманнами, а позднее достроена английскими сюзеренами, пытавшимися завоевать земли валлийцев, совершая набеги из своих укрепленных замков.
И лишь после того, как на английском троне воцарилась валлийская династия Тюдоров, а Генрих VII стал королем, земли и крепость Пенлис Уэллса окончательно перешли Хауэллам. С того времени они правили этим горным поместьем. В течение столетий Хауэллы перестраивали замок, расширяли и укрепляли мощные башни и стены, привозя с континента богатства.
Морган заметил, что за время его отсутствия здесь почти ничего не изменилось. Как и при Ллуэллине Хауэлле, по углам мощных стен крепости располагались четыре круглые башни, а в центре – цитадель. Через реку был переброшен мост, по которому только и возможно проникнуть в замок. Сводчатые ворота в дальнем конце замка до сих пор были накрепко закрыты, как и в те тревожные времена, когда их охраняли лучники, совершавшие обход по внутреннему периметру стен. Ни одному войску так никогда и не удалось захватить Пенлис Уэллс.
Но Моргану было не до славной истории замка или его стратегической позиции, выбранной самим норманнским бароном Луи Жаком де Бофор-Орлеаном. Он смотрел на прекрасные сады, раскинувшиеся за цитаделью, на кусты боярышника и лужайки цветов, которые сажала его мать. Он вспоминал о теплых вечерах, когда мать в широкополой шляпе, прикрывавшей ее темные волосы, прогуливалась по залитому солнечным светом саду и срезала цветы для украшения обеденного стола. Или снисходительно посмеивалась, когда ее маленький сын выходил из себя, пытаясь обучить своих непослушных собак хорошим манерам.
Мягкий свет воспоминаний в глазах Моргана сменился яростным огнем, когда он напомнил себе, что теперь в Пенлис Уэллсе живет Себастьян Фабуа. Грабитель, который, вне всякого сомнения, поселился в великолепных апартаментах, когда-то обустроенных Ллуэллином. В те годы, когда он скитался вдали, он не думал об этом, но теперь, когда его охватила жажда мести, он понимал, что не успокоится до тех пор, пока наглый захватчик не будет мертв. Наконец блудный сын, надолго оторванный от дома, настроенный отнюдь не благостно, направил своего коня по извилистой каменистой тропе и решительно въехал на мост, который вел к окованным железом воротам.
Глава 18
Вздрогнув, Сэйбл проснулась. Озябнув от холода, вся дрожа, она поднялась с жесткого матраца, на котором дремала, и поспешила к окну. За окном тоскливо постанывал ветер, и ей почти ничего не было видно из-за копоти и грязи, покрывавших стекло, если не считать небольшого участка, поросшего травой, и излучины реки, огибавшей стены замка.
Она отвернулась от окна, откинув со лба неубранные прядки волос и едва удерживаясь от рыданий. Накануне она уже вдосталь наплакалась – что толку снова лить слезы? Надо собраться с силами, иначе все ее надежды рухнут.
«Хотя какое значение имеет, плачу я или нет?» – спрашивала она себя, шмыгая носом и меряя шагами крошечную комнату в башне. Даже и сейчас она не могла поверить, что ее запер в цитадели Пенлис Уэллс безумец, убежденный, что, пленив се, он сможет заманить в свое логово Моргана.
Слезы в три ручья полились из глаз девушки, когда она вновь подумала о том, что натворила по собственной глупости. Хотя Себастьян Фабуа ужасно напугал ее, она не могла всерьез поверить, что он может причинить ей зло. Это невозможно! Присев на край железной койки, она без аппетита посмотрела на кусок хлеба и кувшин воды, которые ей принесла съежившаяся от страха служанка. Горькое выражение появилось на прекрасном лице Сэйбл, и она снова всхлипнула. «Ведь сейчас не мрачное средневековье, – уговаривала она себя, – больше феодалы никого не захватывают в плен, а тем более дочерей английской знати!»