«Упс! Опять она покраснела! Да что же такое – что не скажу, то «в цвет»!».
- И это вроде бы – нормально, да? Ну – привычно, так скажу! А если наоборот? Почему это… порицается? Но… опять же – ты филолог и любишь русскую литературу. Бунина с его «Темными аллеями» - любишь?
«Да что же она так краснеет-то?».
- А еще – сколько лет было Анне Карениной? А Вронскому?
Женщина задумалась.
- Там вроде бы… не явно как-то… Не помню!
- Ей было двадцать восемь, а ему – двадцать три. Если хочешь проверить – перечитать внимательно. Ну так что – осуждать будешь?
- Ну… Анну хоть и жалко, но и осуждать есть за что! – ишь как философский спор Лидочку раззадорил!
- Вот как? Морализаторством, значит, будем заниматься?
- Слушай! Ну как так? Ты – сопляк еще… а аргументы вон уже какие приводишь! Заранее подготовился, что ли?
- Лидочка! Когда крыть нечем – так и на оскорбления перейти можно? Сопляк… Эх! Что ж Вас так, интеллигентных-то людей, эта самая интеллигентность так быстро покидает! Аргументы нормальные есть?
Было видно, что женщина разошлась не на шутку.
- Так! Предлагаю перемирие. Налью горячего чая, а ты пока… аргументы подбери, хорошо?
Иван вернулся к себе, закурил в ожидании, пока нагреется на печке чайник. Потом усмехнулся своим мыслям, и, налив чай, еще раз подумал, махнул рукой и плеснул в кружку для Лиды чуток коньяку. Совсем чуть-чуть, чтобы даже запаха не чувствовалось. Потом и себе – тоже плеснул.
Коньяк, вино и водка – у него всегда стояли в тумбочке. На всякий случай! Вон – водкой он за чистку снега рассчитывается. Или как тогда – с Миронычем по паре рюмок за разговором приняли. А вдруг гости какие? А вино? Ну… для дам-с!
Лидочка сидела задумавшись, и глядела в окно.
- Ну что? Что нам скажет русская классическая литература? Вот, Лида, пей чаек! Я и заварил его, постарался. И вот медок в плошке. Мед, как врачи говорят, он на кроветворение благотворно влияет, и на желудок… Да много на что!
- А я вот не буду, Ваня, с тобой спорить! В чем-то ты прав. Не даром же Льва Толстого за «Анну» тогда критиковали! Дескать, мораль подтачивает! Но все равно… как-то это не хорошо!
Она уже хлебнула глотка два или три, отставила от себя кружку и с подозрением на нее посмотрела. Потом перевела взгляд на Ивана.
- Думаешь подолью тебе в чай что либо, да потом совращу? – засмеялся Косов.
Она хмыкнула, вновь отпила чай, и махнула рукой.
- Ну не до такой же степени ты… мерзавец? Да и что ты в чай мог добавить?
Они еще посидели, поболтали, больше не касаясь спорных тем. Косов снова травил анекдоты, женщина смеялась. А потом:
- Слушай… а правда, что ты… предлагал Лизе песню написать… ну… за это… - она сама свернула на скользкую тропинку в разговоре.
«Опьянела что ли? Да нет, не может быть! Там и коньяка-то было – граммулька! Или… тема для женщины… интересна?».
- Лидочка! – а она уже нормально воспринимает такое к себе обращение, - и снова… не совсем так. Я предложил ей… стать моей музой. Ну, каюсь, наверное, это прозвучало… двусмысленно.
- А что… Лиза… тебе нравится? – Лида снова смотрела в окно.
- Лида! Ну… чтобы ты лучше понимала. Я считаю, что женщины, по крайней мере, в нашем, советском обществе – они его лучшая половина! Лучшая! Они и умнее, по-житейски; они и терпеливее; они и трудолюбивее мужиков; они… да просто – женщины красивее! Надо признать, что у Бога женщины получились лучше мужиков. Во всем! То есть я… скажу так – люблю женщин! А если женщина еще и красива… Ну как тут не потерять разум?
- А Лиза… красивая, да! И ты, Лидочка, тоже очень красивая! Очень! – женщина сначала хотела возмутиться, но как-то… передумала. И зарделась.
Вот такой у него вышел разговор с Лидией Николаевной. И не сказать, чтобы она… «расплылась» перед ним. Да и цели он перед собой такой не ставил. Но отношения стали более теплые, что ли. Нормальные отношения! И он мог пошутить, и она его как-то «подколоть», и чай она с ним уже пила, болтая о разном. Вот только в его комнату по-прежнему заходить не хотела, если не было Тони и Ильи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как оказалось, Лида умела очень неплохо танцевать. И если Тоня по утрам решила давать ему очередной урок танцев, и, если посетителей в библиотеке не было, Лида с удовольствием становилась в пару к Ивану. Тоня говорила, что так, со стороны, ей виднее огрехи Косова. Да и как партнерша по танцам, Лида все же больше нравилась Ивану. Просто типаж такой, более ему симпатичный. Да и Илье как-то спокойнее.
А вот другой разговор, который состоялся примерно в то же время, Косову не понравился категорически. Началось с того, что его кто-то окликнул, когда он тащил дрова из дровяника. У клуба стоял молодой парень, ему не знакомый.
- Привет! Ты меня ищешь? – «кто это? Вроде и видел в клубе, а кто такой – хэзэ!».
- Да, Иван, переговорить надо!
- Ну, пошли! – кивнул Иван на вход в клуб.
Дождавшись, пока Косов скинул дрова у печи, парень обстукивал валенки на ногах. Они прошли в его комнату, где пришелец довольно бесцеремонно уселся на табурет.
- Я – секретарь комсомольской организации нашего совхоза, Лазарев Дмитрий! – парень протянул руку Косову.
«Ага! И что главе местного комсомола от меня нужно?».
- Нам поступил запрос на выдачу характеристики… на тебя. Из Приреченского райкома комсомола. А потом мне звонила Кира Каухер, просила ускорить это дело, - парень как-то изучающе разглядывал Косова.
И это – «нам поступил», и поведение, и взгляд «комсомольца» - не понравились ему.
«Похоже, что парняга-то… зазвездился, что ли? И не похож он на деревенского. Назначенец быть может? И руки вон у него… не в мозолях. Ну ладно… послушаем, что скажет этот… секретарь».
- И мне, честно скажу, Иван, эта ситуация не по душе! Если ты решил вступить в комсомол, то почему не пришел ко мне? Мы бы посидели, обговорили все, дали бы тебе какую-нибудь общественную нагрузку, присмотрелись какое-то время. А так – кто-то сверху решил, что этот человек достоин, а человек этот в нашу ячейку – и глаз не кажет! И вот эта… Каухер… Я понимаю, что она инструктор райкома… на общественных началах. Но… может ли она что-то решать? Или у Вас с ней…
По этим многочисленным «мы бы посидели», «мы бы обговорили», «дали», «присмотрелись» как-то… Ивану стало не по себе.
«Мы! Николай Второй! Мля… как же… противно! Вот же ж, человек, а?!».
Косов понимал, что формально этот… Дима – прав. Если решать этот вопрос, то начинать надо с первичной ячейки. Но… Не он принимал такое решение, а парторг подвинул Киру к решению этого вопроса! И потом – так демонстративно указать, что Кира – «на общественных началах», а этот… значит – номенклатура? И этот намек – «или у Вас с ней»!
«Похоже – гавно-человек!».
- В чем ты прав, Дмитрий, так в том, что мне начинать нужно было именно с первичной ячейки. Но дело в том, что… начинал-то не я! Парторг совхоза спросил у меня после концерта – почему я не в комсомоле, а потом попенял Кире, что комсомол ничего не предпринимает для принятия меня в свои ряды! Именно поэтому Кира и занялась этим вопросом, а, не потому что… «у нас с ней»! У нас с ней – дружеские, товарищеские отношения и не более! У нее, кстати, парень есть! И вообще… такое отношение к ней, активной комсомолке, общественнице, студентке-отличнице с твоей стороны, Дмитрий, не очень понятно!
- И еще… по общественной нагрузке… Я здесь по сменам – и сторож, и дворник, и истопник. А кроме того – киномеханик. И по клубу в целом… у нас, знаешь ли, принято помогать друг другу. Вот у директора спроси – отказываю ли я ему в помощи, если такая необходима. Или у библиотекаря спроси! Сейчас я занят в стрелковом кружке в Доме Красной армии, намерен сдать на вторые степени и «Ворошиловского стрелка», и ГТО. Ты представляешь нагрузку и объем материала, который нужно усвоить? А еще… песни мои слышал? Когда мне их писать, если еще и общественную нагрузку тянуть? Нет! Я не отказываюсь, просто объясняю, что не груши тут ху… к-х-м… околачиваю!