Когда она устремила на меня глаза, ее оценивающий взгляд напомнил мне взгляд бродячей кошки, раздумывающей, богата ли фосфором предлагаемая ей сардинка.
— Здравствуйте, Соня, — сказал я ей.
— Не теряйте времени, — перебила она меня с сильным акцентом, указав пальцем на типа за прилавком. — Я с этим парнем.
— Не задирай нос! — сухо бросила ей Бетти. — Денни только хочет быть вежливым.
— А! Вижу… — по тонким губам Сони скользнула понимающая улыбка. — Ты уже побывала в Сиднее, а? — Сна так смотрела на меня большими круглыми глазами, как будто была полна восхищения. — Он, должно быть, настоящий молодец! Он еще стоит на ногах и даже не выглядит утомленным!
Два красных пятна вспыхнули на белых щеках Бетти.
— Ах ты, захудалая…
Тягучий голос из-за прилавка прерывает цепь эпитетов клинической точности, которые она собирается выложить.
— Привет! Я думаю лучше мне представиться самому: Амброз Норман.
Шелковая рубашка агрессивно лилового цвета частично покрывала его торс, густо поросший шерстью, и выступающее брюшко. Должно быть, он от рождения слишком толст.
Волосы его длиннее, чем следует, на добрых десять сантиметров и пяти или шести оттенков, начиная от светло-белокурого до мышино-серого.
Лицо его — лицо херувима, давно уже впавшего в немилость. Щеки розовые, как яблоки, и тройной подбородок как бы призваны подчеркивать выражение невинности, но тонкая сеть лиловых вен и припухшая кожа преждевременно старят его.
— Денни Бойд, — говорю я, чтобы не оставаться в долгу.
— Не хотите ли рюмашку? Объявите только цвет, и я вам поднесу такую микстуру, что вы упадете перед ней на колени.
— Определенно! — прокомментировала Соня с мрачной гримасой.
Амброз посмотрел на меня и пожал плечами с видом фаталиста.
— Бывают дни, когда я говорю себе, что самое большое препятствие для общения между мужчиной и женщиной — слова! Мне хотелось бы оказаться на пустынном острове с женщиной, немой или говорящей только на суахили. С той или другой, я думаю, можно было бы ужиться.
— Я выпила бы мартини, Амброз, — сухо сказала Бетти, — и посоветовала бы приготовить и для Денни, пока он не умер от жажды.
— Конечно, конечно, — он широко улыбнулся. Затем бросил лукавый взгляд на Соню. — А тебе, мой маленький примитив?
— Пива!
— Не отвратительна ли она? — снова широкая улыбка. — Спросите-ка ее, с каких пор она не мылась.
— Амброз! — Бетти с отвращением морщит нос. — Вы непристойны!
— С пятницы, — сообщает Соня. — Мыться слишком часто не хорошо для кожи.
Автор драм испустил радостное кудахтанье, приготовляя коктейль с ловкостью профессионального бармена.
— Бетти, — сказал о бросив на нее острый взгляд, — мне требуется доказать, что бедная Лейла не лгала Денни, а? — Секунды две он размышлял, затем пожал плечами, очень гордый собой. — В некотором смысле это меня устраивает, или нет?
Он поставил бокалы на стойку перед нами и пригласил меня широким жестом. Я взобрался на место через два табурета от Сони, а Бетти села рядом со мной.
— Где Феликс? — спросила она.
— Наша другая знаменитость? — Амброз тихонько помешивал напиток тонкой стеклянной палочкой. — Он вышел с нашим героем, галантным капитаном, единственным господином на борту после господа Бога… господином нашей судьбы, человеком, который называется…
— Довольно! — оборвала его Бетти.
— …Джек Ромней, да будет благословенна его недоразвитая душа, — закончил Амброз. Затем удивленно посмотрел на нее. — Разве я говорю что-нибудь плохое?
— Вы и так мне достаточно надоели, — ответила Бетти свирепым тоном. — Но когда вы начинаете разыгрывать Петрушку, я не могу больше выносить!
В мое солнечное сплетение упирается локоть: это Соня наклонилась к Бетти и шевелит обгрызенными ногтями перед ее носом.
— Оставь его в покое, или я выцарапаю тебе глаза, распутница!
В сильном эстонском акценте ясно слышна злоба. Бетти соскользнула с табурета, в ее глазах появился жестокий блеск, а рука потянулась к горлышку ближайшей бутылки. Амброз, не торопясь, отодвинул бутылку за пределы досягаемости, затем схватил Соню за руки и потянул к себе. Мартини упал на пол, а Соня распласталась на прилавке, размахивая ногами в пустоте. Один каблук коснулся моего подбородка, и моя голова чисто рефлекторно откинулась. Амброз немного сильнее сжал кисть Сони, и ее маленькие округлые ягодицы заерзали на прилавке.
— А теперь иди прогуляйся, моя маленькая орхидея, — ласково сказал он.
— Ах, ты…
Дальнейшие ругательства она изрыгала на родном языке, но я так хорошо схватывал их смысл, что подумал: или я очень способен к языкам, или эстонский язык гораздо легче, чем принято думать.
— Ну, хорошо, иди-ка свари яйцо страуса, — сказал ей Амброз, — и оставь в покое цивилизованных людей, которые не привыкли выцарапывать друг другу глаза при посторонних. Иди, мой дикий цветочек, или папе придется опять задать тебе трепку.
Перед его мягкой улыбкой она стушевалась, как бы став совсем маленькой, и ярость в ее глазах сменилась страхом. Она отвернулась, соскользнула на пол в трех сантиметрах от ног Бетти и вышла в холл, с раздражающей медлительностью волоча ноги.
Амброз, без сомнения, счел, что должен дать мне разъяснения, так как едва Соня вышла, разразился длинной тирадой.
— Я жил в Нью-Йорке пятнадцать лет, — начал он тоном старого гангстера, делящегося воспоминаниями о Синг-Синге. — Наступает момент, когда чувствуешь, что уже достаточно фальсифицированных кукол Манхэттена…
Он оперся локтем о прилавок и на минуту погрузился в воспоминания.
— Я всех их имел, Денни…
Бетти прервала его.
— Даже если я закрою глаза и заткну уши, чувствую, что непристойности облепляют меня, как тина! Не поговорите ли вы о чем-нибудь другом, Амброз?
— Если вам не нравится слушать, идите в другое место, — очень недовольный, проговорил он.
— Денни, я пойду посмотрю, приготовлена ли вам комната, — сказала она. — Быть может, ее нужно проветрить, если дверь была открыта, когда Соня проходила мимо.
Она вышла, постукивая каблуками.
— Как я вам говорил, — продолжал Амброз, как будто его не прерывали, — я всех их имел… этих баб, которые даже не помнят, где они вошли в контакт, настолько они торопятся отдать вам все свое существо в обмен на вашу подпись на чеке. Через некоторое время вам уже не хочется и шагу сделать по Манхэттену и вы сыты по горло изысканнейшими из магазинов, приличными разговорами и платьями по тысяче долларов за штуку. Эти женщины занимаются любовью, как игрой в бридж: нужно знать все тонкости игры и даже плутовать немного, если партнер не смотрит.
Он медленно покачал головой.
— Я понял, что все это окончено для меня вскоре после того, как встретил одну молодую южноамериканку в Гринвич-Виллидж. Она знала разные трюки на каждую ночь в году, она хотела написать книгу, но не удавалось найти художника, способного ее иллюстрировать. В конце концов я отдал ключ от моих комнат одному из моих старых недругов, а он подумал, что я ему даю цветок…
— Вам нет надобности объяснять мне все про Соню, Амброз, — сказал я. — Для моего дела…
— Денни, если вас спросят, что доставляет вам самое большое удовольствие, что бы вы ответили?
Я не колебался ни секунды:
— Мартини!
Положительно, в этом бистро обслуживание заставляет желать лучшего, а что касается болтовни, то бармен установил мировой рекорд.
Он приготовил напиток, поставил передо мной стакан и с улыбкой сказал:
— Извините, но эта маленькая дикарка — такой сюрприз для меня. Но не поговорить ли нам о вас, чтобы сменить тему разговора?
— О! Не о чем говорить, знаете ли! Я — всего-навсего бедный детектив, который не может позволить себе соревноваться с вами на такой специальной почве.
— Льстец! Но вы совсем неплохо разбираетесь во всем, старина! Вчера вечером вы укротили тигрицу… а этого и Дэймону Жильберту никогда не удавалось.
— Неужели? — вежливо спросил я.
— Именно так. — Скверный огонек зажегся в его глазах. — Были моменты, когда это сводило его с ума. По его мнению, все курочки покупаются, нужно только выяснить их цену. Сто раз он пытался узнать, сколько стоит Бетти Адамс, но никогда не мог достичь цели. Однако он был очень великодушен с ней, на свой манер, конечно. Был один актер, игравший главные роли в одном из его заведений, и…
— Я уже слышал эту историю.
— Смотри-ка, вы неплохо информированы, как я вижу! — Вид у него был разочарованный. — Короче говоря, Дэймон не получил удовлетворения.
— Чем больше я слышу о Дэймоне Жильберте и о кружке его интимных друзей, — задумчиво проговорил я, — тем чаще я себя спрашиваю, кто из вас ненавидел его больше всех.