Читать интересную книгу Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1. - Владимир Топоров

Нет полной уверенности в том, как нужно исторически объяснять ряд названий земли, почвы, пыли, праха и т. п. в памирских языках, но привлечь к себе внимание исследователей в связи с поиском других возможных рефлексов др. — иранск. *suant — (= авест. spэnta- и т. п.), они, несомненно, должны. Речь идет о таких примерах, как язгул. sat (Эдельман 1971:250), шугн. sit (Зарубин 1960:230), рушан., хуфск. sit (Соколова 1959:249), сарык. sit (Пахалина 1971: 156); возможно, сюда же ваханск. sit "отмель (на реке)" (= "песок") (Грюнберг, Стеблин–Каменский 1976:466); бартанг. šoš (ср. šuš) "песок" (Соколова 1960:156) и др. [362] В связи с предысторией др. — иранск. *suant- и под. и, в частности, с проблемой семантической мотивировки этого слова, как следует из предыдущего (ср. о вед. svanta: svàyati "набухает", "возрастает" и т. п.), целесообразно иметь в виду авест. spa(y) — с теми же значениями (ср. su-, spi-/< *sui-/: sura — "мощный", sэvišta-. Superl., si–spi–mna-. Partie, med. "выступающий вперед", yavae–su — "вечноцветущий" и т. п.), хотан. — сакск. hasv — "пухнуть", "набухать" (ср. ha–su< *fra–su — "опухание"), осет. rэesujun, rэesyjyn "пухнуть", "распухать" (см. Абаев 1973:380–381: *fra–su-), ормури sus "пухнуть" (ср. др. — инд. sotha — "опухоль"), белудж, siaγ "пухнуть" и т. п. при перс, sud "прибыль", пехлеви sut "прибыль", "польза" и др. Еще об одном возможном отражении и.-евр. *k'uen — (tо) — в отдельных иранских языках см. ниже. — В связи с особой важностью иранских данных для славянской, особенно русской, ситуации и в связи с ролью иранского контекста в ранний период восточно–славянской истории, уже — его значением для Киева и Киевской Руси, уместно очертить в общем виде иранский вклад в русскую духовную культуру. См. Приложение.

В связи с восточно–иранскими фактами и особенно данными хотан–сакского языка, занимающего предельно восточное положение в иранском ареале, бесспорно интересны данные, относящиеся к тохарскому А (отчасти и к В), поскольку они фиксируют самостоятельную версию в развитии и.-евр. *k'uen–to-. Правда, переводной характер текстов снижает ценность показаний, особенно в отношении тех или иных сочетаний с тохарским рефлексом и.-евр. *k'uen–to-. Но даже в этой ситуации существует некий аспект компенсации: если у исследователя не может быть уверенности, что данное сочетание действительно существовало в тохарском, а не было вызвано к жизни калькированием или иным видом передачи переводимого санскритского текста, то вместе с тем сам факт такого перевода на тохарский, который «достраивает» данный фрагмент текста до Уровня, реконструируемого по другим данным, и, следовательно, «индоевропеизирует» его, должен быть признан чрезвычайно показательным. И подобные примеры отмечаются в восточно–тохарских (А) текстах не раз. Рефлексом и.-евр. *k'uen- в тохарском А является kasu "благой", "хороший" [363] (о чем см. van Windckcns 1941:s.v.; 1976:s.v.; Poucha 1955:62–63 и др.). На его основе построены и другие слова — kaswe (Adj., Adv.), kaswa–si (Adj. poss.), kaswone "добро", "благо", "добродетель", kaswone–si (Adj. poss.), kaswoneyum (Adj.), kaswoneyumskune (Subst. abstr.), а также ряд composita: kasu- kasu–kaswoneyum, kasu–woru–esnum (= санскр. susamvrtaskandhah), kaswu–ortum (?), *kaswa–palisak, kaswa–wsalum, *kaswonakal Тохарские В факты более скудны, но представляют интерес как раз в том, в чем они отличны от таковых в тохарском А. С и.-евр. *k'uen–tо- в конечном счете связаны тох. В. kwants, kwa(m)ts (Adv.) "верно", "крепко", "твердо", но и, видимо, "дорого", "хорошо"; ср. также kwantsanne "твердость", "крепость", "прочность", сложные слова типа kwantsa–palsko и т. п. [364] Как бы ни объяснять различие между структурой парадигм в обоих тохарских языках (при наличии общих компонентов — kasu: kwa(m)ts и krant: kreni/karts-), нельзя игнорировать тот факт, что тох. В kwa(m)ts и производные от него слова довольно решительно вытесняют значение «хороший», «благой» в отличие от тох. A kasu (о семантической эволюции «хороший» >«твердый», «прочный» уже писалось; видимо, нужно исходить из промежуточной стадии — «верный», «надежный»).

Формальные различия соответствующих слов в обоих языках позволяют предполагать относительно раннее расхождение в фонетическом развитии единого (или близких друг другу) источника. Если не касаться словообразовательных деталей (ср. — u в kasu, где оно может быть из *-uo-), существенно отделяющих эти тохарские слова от соответствующих примеров в других и.-евр. языках, то реконструируемые ван Виндекенсом исходные формы — *k'uon–s — (для kasu, ср. авест. spanah-) и *k'un–s- или *k'un–s — (для kwants-, ср. *k'uen–s-) — в целом довольно значительно отличаются и друг от друга и от подавляющего большинства соответствующих слов в других и.-евр. языках. Прежде всего обращает на себя внимание вокализм о(о) в kasu и отсутствие обязательного в балтийском и славянском (но ср. авест. spэnta- при span–ah-, span–yah-, spэn–išta-). Вместе с тем едва ли можно категорически исключать из числа возможных источников формы типа *k'uon–to–s: *k'un–to–s: *k'un–to–s.

В связи с иранскими и балтославянскими параллелями особое значение имеют восточнотохарские сочетания kasu & nom "благое (доброе) имя" и kasu & klyu "благая слава" (ср. также kasu & klyom, где klyom передает санскр. arya "благородный", ср. kasu klyom cincar maska[tar] [114b1] "добрый благородный — любезен"). Ср.· kasu пот klyu satkatar (1а1, 2b2) «благое имя–слава распространяется»; kasu nоm–klyu tarasissi sak kaly–mentwam satkatar, Punyavanta–Jataka 1, «благое имя–слава десяти энергичных распространяется во [всех] направлениях» (ср. также 16: kasu nоm–klyu amoktsap kalyme kalyme satkatar и др.). Естественно возникают ассоциации со славянскими типами — *sveto(je) & *jьmе и *sveta(ja) & *slava (ср. Nom. propr. *Svеtoslavъ), что уже дает определенные основания (особенно при учете и некоторых других фактов) для реконструкции и.-евр. *k'uen–to- & *en(о)mn и *k'uen–tо- & *k'leuos. Другое показательное сочетание — kasu & padtsak "благая мысль", ср. kaswa–paltsak "имеющий благую мысль" (293а2) при авест. spэnta- & man- и слав. *svet- & myslь. Тох. A sam kasu wrasоm (261b2) «этот благой (добрый) человек» прямо отсылает к той ситуации, когда приписывание человеку свойства «быть *k'uen–to-» связано с институализацией особого состояния (благости, святости) [365]. По аналогии с более известными традициями можно думать, что и в тохарском духовно–религиозном мире *k'uen–to- -человеком считался тот, кому были свойственны *k'uen–to- -мысль, *k'uen–tо- -слово и *k'uen–to- -дело или, выражаясь языком другой традиции, святая мысль, святое слово, святое дело [366]. И, действительно, слово kasu в тохарских текстах определяет все эти члены триады мысль—слово—дело (или соответствующие действия — мыслить [думать], говорить, делать). Ср., помимо уже приводившегося kaswa–paltsak, о благой мысли, такие примеры, как kasu (krant-) & rаkе «благое слово» (к rakе, тох. В reki, ср. слав. *rekti, *reсь), представленное в krant–rake–si, Adj. compos, poss. (krant rake sinam tsopatsam jonyo [244b2] «magno boni verbi vestigio», см. Poucha 1955:91, 254, cp. krant… rаке [58b3D, kasu wenlune (112al) «bonum dicere», kasu tranktsi id. (147a5), kasu wenast (446b6) «bene dixisti» и т. п. и, наконец, kasu (krant-) & wram «благое дело», ср.: kasu wram (246al) «bona res», krant wramam (58b3), krant wramnassi (64a3), krant wramanyo (248b3); ср. также kasu (krant-) & yam — «благое делать»: akal alu kasu yamluneyas (67a5) «desiderium aliis bonum faciendi», kasu yas (102b1), kasu yatsi (227–8b1) «bonum facere», kasu yalis (269a3), kasu yamas (295a5), ni kasu yal (443a3) и т. п. [367] Но благим («святым») может быть не только человек, но и Бог (ptankat), ср.: mkaltorass aci aksinnaram кransa ptankte markampal peklune si pni (311а8). Мотив kasu, благости, появляется в связи с Буддой, ср. очень характерный контекст sokyo nu kasu, sokyo пи tso(p)ats puttisparam yse k[rams wrasan]. p[u]ttisparnas mar lotkac! (Nr. 313а1–b7, 26) «очень ведь благое, очень ведь великое достоинство Будды, да не отвращаются благие люди от достоинства Будды!». Не менее показательно тройное повторение, являющееся сакральной формулой типа «свят, свят, свят!» (или чешcк, svatosvaty "самый святой", to je svatоsvata pravda; svatosvate "свято", "твердо" и т. п.), kasu kasu kaswoneyum! (Saddanta–Jataka № 67, 53) «omnibus bonis praestantis donatus», практически заключающее текст (kaswoneyum "благой", "добродетельный").