Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И молодой ши рассказал мне про Шэ-гуна смешную историю. Причем столь забавную, что до отъезда из Китая я слышал не менее дюжины ее версий.
— Как вы знаете, у Шэ-гуна страсть не только к драконьей кости, но и к самим драконам.
— О да! — ответил я. — Он убил их множество.
Молодой рыцарь улыбнулся:
— Так он говорит. Но в Срединном Царстве драконов осталось совсем мало, если остались вообще, — не считая тех, что обитают в голове Шэ-гуна.
Я удивился. В конце концов, драконы водятся почти во всех странах, и есть много внушающих доверие свидетелей, описавших встречи с этими чудовищами. Когда я был еще мальчиком, в Бактрии ходила слава об одном драконе. Он ел детей и коз. Потом он умер или куда-то делся.
— Но если их так мало, — возразил я, — как вы объясните такое количество драконьей кости, которую Шэ-гун собрал, в частности, на западе?
— Это старые, старые кости. Давным-давно меж четырех морей водились, должно быть, миллионы драконов, но это было во времена Желтого Императора. Кости, которые находят сейчас, так стары, что окаменели. Но ваш Шэ-гун, как известно, помешался на живых драконах.
— Вряд ли он помешанный. Он сделал неплохое состояние на торговле драконьей костью.
— Несомненно. Но его страсть к живым драконам — совсем другое дело. Несколько лет назад он ездил в Чу — дикую южную страну на реке Янцзы, где, кажется, еще можно встретить драконов. Естественно, прошел слух, что в столицу приехал знаменитый любитель драконов и остановился на третьем этаже маленького постоялого двора.
Однажды утром, на рассвете, Шэ-гуна разбудил толчок. Чувствуя, что за ним наблюдают, Шэ-гун встал, подошел к окну, открыл ставни и увидел дружелюбно оскалившегося дракона. Шэ-гун в ужасе сбежал вниз по лестнице и в главном зале споткнулся обо что-то вроде свернутого ковра. Это был хвост дракона — дракон приветствовал Шэ-гуна, похлопывая хвостом по полу. Наш Шэ-гун грохнулся в обморок. И это, насколько известно, была самая близкая встреча Шэ-гуна с живым драконом.
Я не посмел спросить Шэ-гуна об этой истории, но он сам упомянул о ней в первый же день по прибытии в Цюй-фу.
Столица Лу очень похожа на Лоян, но значительно древнее. Улицы там пересекаются под прямым углом, что характерно для городов, основанных династией Чжоу. Но между четырьмя прямыми проспектами вьется бесконечное множество таких узеньких улочек, что два человека не могут разойтись, не прижавшись к стенам, рискуя при этом вымазаться содержимым ночных горшков. И все же запахи в китайских городах более-менее сносны, поскольку у каждого перекрестка на жаровнях готовят острую пищу, а в частных домах, как и в общественных заведениях, жгут ароматическое дерево.
От самих людей пахнет необычно, но я бы не сказал, что неприятно, — я об этом уже упоминал. В китайской толпе пахнет скорее апельсинами, чем потом. Не знаю почему. Возможно, их желтая кожа имеет что-то общее с этим запахом. Определенно, апельсинов они едят мало и моются куда реже персов, чей пот тем не менее пахнет гораздо резче. Но, конечно, ничто не сравнится с ароматом шерстяных подштанников, которые афинская молодежь надевает осенью и не меняет до следующей осени. Демокрит говорит, что юноши высшего сословия моются в гимнасиях. Он говорит, что они не только умащают кожу маслом, чтобы она лоснилась, но и моются водой. Так почему же они, вымывшись, снова надевают эти вонючие шерстяные подштанники?! В таких вопросах, Демокрит, не спорь с оставшимися у слепого чувствами.
Дворец правителя смахивает на дворец Сына Неба — то есть он старый и ветхий, а знамена перед его главным входом рваные и пыльные.
— Правитель в отъезде. — Мой хозяин читал по знаменам с той же легкостью, как я читаю — читал — аккадские письмена. — Что ж, доложимся распорядителю двора.
Я с удивлением обнаружил, что вестибюль дворца пуст, если не считать двух сонных стражников у дверей во внутренний двор. Вопреки уверенности моего хозяина в обратном, властитель Лу был так же безвластен, как и так называемый Сын Неба. Но правитель Чжоу играет хоть и символическую, но некую роль, и в его доме в Лояне вечно толпятся паломники со всего Срединного Царства. То, что обладание небесным правом — пустая фикция, простой народ не отпугивало. Они продолжали приходить и глазеть на одинокого, получали его благословение, предлагали ему свои деньги или добро. Жаль, что правитель Чжоу живет целиком на сборы верующих. А луский гун, хотя и богаче своего родственника в Лояне, близко не сравнится с любой из трех правящих в Лу фамилий.
Пока мы ждали распорядителя, Шэ-гун рассказал мне свою версию истории с драконом. Во многом она совпала с той, что я слышал, только главным действующим лицом выступал не сам герцог, а много о себе возомнивший придворный, и мораль заключалась в следующем: «Избегайте ложной восторженности. Выражая свою любовь к тому, чего на самом деле не знал, глупец был напуган до смерти. Во всем нужно быть преданным правде».
Возможно, рассказ Шэ-гуна был слишком назидателен, но я не встречал вдохновенного лжеца, который бы не воспевал добродетель правдолюбия.
Распорядитель двора приветствовал со всем почтением, удостоив меня вежливо удивленным взглядом. После приветствий он сообщил, что Ай-гун на юге.
— Но мы ждем его с минуты на минуту. Гонцы вчера разыскали его. Можете себе представить, почтенный Шэ-гун, как мы обезумели от горя!
— Из-за того, что мой прославленный племянник отправился на охоту?
Шэ-гун приподнял одну бровь в знак того, что требуется дополнительная информация.
— Я думал, вы знаете. Уже три дня, как у нас война. И если не доложить предкам о состоянии дел, мы проиграли. О, ужасный день, мой господин! Как видите, Лу в хаосе.
Я подумал о мирных будничных толпах, только что увиденных на улицах столицы. Очевидно, хаос — вещь относительная в Срединном Царстве, и, как я уже упоминал, китайское слово, означающее хаос, означает также и небеса — и мироздание тоже.
— Мы ничего не слышали. С кем война?
— С Ци.
Когда в Китае говорят о гегемонии, — а когда о ней не говорят? — эта страна, расположенная к северу от Желтой реки, всегда рассматривается как наиболее вероятный претендент на небесное право. Началось богатство Ци с поваренной соли, и сегодня это, несомненно, самое передовое из китайских государств. Кстати, первые китайские монеты были отчеканены там же, что делает Ци чем-то вроде Восточной Лидии.
— Войско Ци у Каменных Ворот. — Это граница между Ци и Лу. — Наши войска, конечно, в боевой готовности. Но победы не может быть, пока правитель не придет в храм предков и не доложит сначала Желтому Императору, а потом нашему основателю Даню. Пока он не доложит, мы не получим благословения.
— Вы посоветовались с панцирем черепахи?
— Панцирь приготовлен. Но только правитель может толковать послание небес.
В момент кризиса в любом из китайских царств внешнюю сторону черепашьего панциря заливают кровью. Затем главный авгур берет раскаленный бронзовый прут и протыкает им панцирь так, что на окровавленной поверхности появляется рисунок из трещин. Теоретически только император может толковать это послание небес. В действительности же лишь главный авгур знает, как толковать получившуюся фигуру, — это еще более сложная процедура, чем традиционное в Срединном Царстве гадание, когда раскидывают палочки из тысячелистника. Наугад бросают пять палочек, толкование их положения относительно друг друга ищут в древнем тексте так называемой Книги Перемен. Итоговый комментарий сродни тому, что дает пифия в Дельфах, с единственной разницей, что книга не требует золота за свои пророчества.
Распорядитель заверил нас, что как только Ай-гун выполнит ритуальные обязанности, он сразу примет своего дядю. Хотя дядя прозрачно намекнул, что приглашение остаться во дворце не будет им категорически отвергнуто, распорядитель предпочел этого не понять. Шэ-гун ретировался в дурном расположении духа.
Мы пошли за рыночную площадь, где эконом Шэ-гуна уже вел переговоры с продавцами драконовой кости. Сам не знаю, почему я так полюбил китайские рынки. В конце концов, рынок везде рынок. Но у китайцев воображение богаче, чему остальных. Снедь здесь напоминает изощренные картины или скульптуры, а разнообразие товаров бесконечно: корзины из Цинь, ткани из Чжэн, шелковые нитки из Ци — десять тысяч наименований.
Шэ-гун был слишком важной персоной, чтобы говорить с торговцами, но он произвел полагающиеся традиционные жесты в ответ на их поклоны.
— Я понял, нам нужно было ехать на юг, — тем временем еле слышно говорил он. — Если это настоящая война, мы влипли. И хуже того, мой племянник будет слишком занят, чтобы должным образом принять меня. Не будет официального приема, знаков уважения, места для жилья.
- Избранное - Гор Видал - Историческая проза / Публицистика / Русская классическая проза
- Достойный жених. Книга 2 - Викрам Сет - Историческая проза / Русская классическая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Император вынимает меч - Дмитрий Колосов - Историческая проза
- Чингисхан - Василий Ян - Историческая проза