Читать интересную книгу История Любви. Предварительно-опережающие исследования - StEll Ir

Вот так бабушка стала первым и самым родным расширением нашего семейного круга…

Unloading

The special internal thanks:

Silke Bischoff (Клип «Felix In the Sky», Felix In the Sky, 2001)

Dvar (Композиция «Amaas Takhi», Rakhilim, 2004)

Павел Кашин (Композиция «Роза», Эйфория, 1999)

Павел Кашин (Композиция «Источник (И каждый раз)», Эйфория, 1999)

Павел Кашин (Композиция «Солдат в отпуску», Герой, 2001)

& all others…

Скорая помощь. Поликлиника

Пролог

...Три счастливых дня...

Я встретил его совершенно случайно на улице, когда по старой памяти двинул за хлебом не в ближайший комок под домом, а в районный универсам, который теперь ещё круче, чем в моём детстве, сверкал неоном и на стекле входных дверей скромно именовался супермаркетом. Ебануться, за десять лет совместной учёбы я не встречал здесь Миху ни разу, хоть он и жил напротив этого нашего “супермаркета”, а тут приехал в родной город на какую-то неделю и всего один-то раз и пошёл по этой топтаной когда-то асфальтотропе…

Ну встретил и встретил, мало ли… В школе Миха был у населения на счету хуже некуда. Нет, не в смысле дисциплины. В смысле развития. Улыбался, не дрался и на турнике висел, как колбаса. Знаниями тоже, впрочем, не блистал, хоть и носил непропорционально большую башку на угловатых плечах. Вообще – похож был на птенца птеродактиля, вылупившегося в двадцатом веке, и вылупившегося сразу в оба два больших своих глаза на этот самый двадцатый век. Классная шантропень называла Миху двумя стандартными клише (“рахит” и ”дистрофан” – хотя признаков означенных болезней Миха за собой не обнаруживал) и одним замысловатым (“шклевотик” – термин лично мной и до сих пор до конца не расшифрованный). Ну что ещё? Ничего особо примечательного, вроде. Ну застукали его раз – дрочил в сортире… И всё. За годы прошедшие с нашей последней встречи Миха мало изменился, казалось бы: та же нескладуха в движениях, та же невтыкающая в мир башка, очки ещё, блин, какие-то от Enni Marco… И хоть было в его этих, вечно не в такт со всеми, движениях что-то уже совершенно безумное, но я поначалу и внимания не обратил. Я за хлебом, если не помнит кто, и поэтому думал ещё – вряд ли с Михой такое ведь может быть, чтоб упиться весь вечер от радости встречи типа школьных друзей? Шли, трепались почти без фраз с его стороны, я думал уже авоськой-пакетом сверкнуть, чтоб тактично срулить. Ну вот тут он и дал начало тому лихому выморозу, воспоминание о котором до сих пор пробирает мою сексуально прослабленную натуру…

Проходили как раз мимо шопа какого-то. «24 часа». Он и говорит: «Погоди, мне надо…». И срулил на этот шоп.

Я не до конца понял, вообще-то: сказано было тоном понятным ещё, но вот что после этого делать в круглосуточном? Сортир там у них платный, что ли? Но Миха (я предупреждал-нет?) он же ебанутый трохи, так что я недолго терялся. Стал, покурил, а тут и Миха как раз выруливает с такой тёлкой, что у меня всё похорошело внутри: знакомую может встретил? Тогда поебём…

Ну, поебём не поебём, а вечер у нас тут же закрутился как бы сам собой – организованно и слаженно. Как обычно и так прикольно, что я даже иногда удивляться забывал: Миха бухает? Миха с тёлкой? Лет десять не виделись? Очнулся я ближе к утру у тёлки в ногах – одеяло сползло стороной, оказывается, мимо нас обоих на пол, и у меня жопа замёрзла.

Миха входит, как глист без трусов (ох уж это моё утреннее мировоззрение!) и говорит: «Заебали, я кофе сварил!». От ненорматива из его уст (в школе ж не матерился, бля!) я очнулся чуть скорей зябнущей подо мной биксы, и минут через полчаса мы уже поприходили немного в себя голыми задницами на табуретках под бутерброды. Вот тогда что-то и ворохнулось в моей слегка продырявленной памяти.

«Мих!..», вывел его в коридор и спрашиваю тихо, чтоб тёлка не слышала, «Мих, а ты вчера куда делся тогда у магазина?». «Когда?», Миха тоже с утра по ходу притормаживал. «Ну, вчера. Когда мы только шли и ты типа поссать зарулил…». «Поссать?», полный у него невтыкон. «Ну! Ты сказал – надо мне – и срулил. Я не понял ещё, где это у них “надо” там может быть». «А!», вспомнил он, «Ну?». «Чего – ну? Ты поссать ходил?». «В магазин?». «Ну!». «Нет, за девочкой». Меня чуть колыхнуло – начинали сбываться обеспокоившие меня предчувствия. «За какой ещё девочкой? За ней? Она кто? Твоя знакомая?». «Ну да… Теперь…». «Стой!», говорю, «А не теперь? А вчера? Ты знал её хоть каким-нибудь боком?». «Откуда?». Коридор явно не выдерживал такого количества идиотов на небольшое количество квадратных метров. «Миха!», сказал я, собравшись, и почти сурово от серьёзности, «Ты сказал – надо! Надо было чего?». «Ебаться…», просто ответил Миха, даже пожав в нескладуху угольниками своих плечей. Вот тут я полностью и охренел! Даже не от скоропалительности его съёма (сам как-то на спор снял подругу за двадцать четыре минуты), а от полной обыденности действий: человеку оказывается просто было “надо”, возможно не первый раз за день, и он, ни секунды не медля, нашёл применение своим способностям и потребностям. Причём применение весьма достойное (я начинал вспоминать минувший вечер), которое сидело сейчас с фиолетовыми кругами вокруг глаз на кухне и под обжигающие глотки кофе вспоминало, как зовут его, и как зовут его папу и маму...

У Михи я завис плотно. Большую часть оставшегося времени я был разыскиваем родителями по телефону и находим по одному и тому же, до того неизвестному им, адресу. И первое же утро общения с Михой привнесло две существенных коррективы в моё мировоззрение. Во-первых, я понял, что толком никогда не знал Миху. А, во-вторых, до этого утра я считал себя знатным ёбарем…

То, что скучать с этим пассажиром и парадоксом мироздания, не приходилось, писать, наверное, уже не имеет смысла. Остаток того отпуска до сих пор бередит душу и не даёт покоя уму вместе с руками. Но эта повесть посвящена не нашим с Михой приключениям, а порождена она была следующим обстоятельством.

Сидя как-то за вечерним семейным чаепитием, Миха ничтоже сумнящеся вдвигал мне историю про то, как его милая мамочка водила его на приём в районку к сексологу и как удачно насадилось ту сексологу к Михе на хуй. Миха был рад в рассказе своём, как ребёнок, и говорил, что их семья тогда расширилась, как минимум ещё на одного члена. А напоследок притащил распечатанную на принтере рукопись и сказал: «Точно! Тебя это заинтересует же!». Точно! Меня это заинтересовало так, что мы с женой чуть не сломали нашу тахту, читая дневник-описания женщины бывшей сексологом у Михи Мироненко.

Лишь слегка и только технически подкорректировав записи уважаемой Нины Михайловны, мы решились на их публикацию…

Знакомство

Короткая справка о себе:

Ильина Нина Михайловна; 53 года; брюнетка; 168/90/110/5/12,5-21,5 (рост/талия/бёдра/размер груди/размер влагалища); сангвиник; официальное высшее – Мединститут им. Павлова; неофициальное высшее – русско-английский Интернет конца 90-х/начала XXI в.; профессия – врач-терапевт; место работы – городская районная поликлиника; дополнительная освоенная специальность – врач-сексолог».

Короткая справка о пациенте:

«Миша Мироненко; 27 лет; шатен; изредка носит очки; меланхолик; 3-18,7 (в зависимости от настроения); образование – холост; место работы – явно не голова; увлечения – сексуал-парадигма».

…То утро обещало быть солнечным и прекрасным. Я сидела у распахнутого окна своего кабинета и с высоты третьего этажа любовалась весенним цветущим городом.

Невольно приходили лёгкие порывы воспоминаний о двадцати годах трудового стажа проведённых мной в терапевтической практике. Работа полезная и многим, наверное, действительно нужная. Но только в последние годы я стала приходить к некоторому пониманию того, насколько, мягко выражаясь, малоэффективны наши общепринятые методы профилактики и восстановления. Одно только высиживание долгие часы в нацелившейся поболеть очереди чего стоило для многих практически здоровых людей. И редко кого утешал беспомощно-прохладный стетоскоп дежурного терапевта. Чаще людям утешение приносил выписанный на подольше бюллетень, освобождавший от тягот индустриал-режима.

На моей новой работе никто за бюллетенями не являлся, а за дверью кабинета зачастую пустовала и одна-единственная банкетка. Сама же работа уже три года приносила вместо профессиональных заболеваний всё новые открытия и доставляла довольно ощутимое творческое удовольствие…

Я хлебнула последний глоток горячего кофе, с наслаждением вдохнула утреннюю свежесть пахнувшего ветерка и подумала о том, что мне уже третьи сутки совершенно не хочется курить. Это был добрый признак – может быть в этот раз удастся продержаться подольше обычных двух с половиной дней… Я улыбнулась тишине кабинета и уже собиралась позвонить моей бывшей медсестре Леночке, которая продолжала выписывать рецепты в терапевтическом, чтобы она срочно занесла мне бористый кадмий в ампулах. Для чего бы он мог мне понадобиться я ещё не придумала, но очень хотелось отвлечь немного Леночку от латыни рецептов и заодно подлечить унылые тамошние очереди видом урезанного по ягодицы Леночкиного белого халатика. Но спасти от рецептурной деятельности мою длинноногую очаровашку этим утром мне не удалось: в дверь негромко постучали, и лохматая голова пробасила, просунувшись – «Можно?».