Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путники добрались и до тех областей библиотеки, в которых можно было встретить посетителей: кобольдов, нескольких эльфов, одного фавна. Мандред заметил странное существо, у которого было тело крылатого быка, а грудь человека. Затем он увидел эльфийку, возбужденно спорившую с единорогом, а потом гнома, карабкавшегося по полкам с полной корзиной книг. Посетители не обращали на них внимания. Два эльфа, человек и кентавр — похоже, это ни у кого здесь не вызывало удивления.
Наконец Хирон привел их в зал с ярко раскрашенным крестообразным сводом, в котором стояло множество пюпитров. Здесь сидел один-единственный посетитель, стройная фигура его была закутана в песочного цвета рясу. На лоб был глубоко надвинут капюшон, он читал книгу со страницами пурпурного цвета, которые были исписаны золотыми чернилами. Рядом с пюпитром к немалому удивлению посетителей стояло несколько корзинок с увядшей листвой. В воздухе витал странный запах, в нем было что-то гнетущее и в то же время знакомое. Пахло пылью и пергаментом. Даже запаха листвы Мандред разобрать не мог. Но было и еще кое-что… скорее, предчувствие, чем что-то конкретное.
Хирон негромко откашлялся.
— Мастер Генгалос? Простите, пожалуйста, если я мешаю вам, однако через врата над галереей альвов в библиотеку пришли три посетителя. Они заблудились в гранитных коридорах. А этот пытался убить меня секирой, — кентавр бросил на Мандреда исполненный презрения взгляд. — Я думал, что будет лучше отвести их к вам, мастер, прежде чем они успеют причинить сколько-нибудь серьезный вред.
Некто в рясе поднял голову, однако из-за капюшона лицо все равно осталось в тени. Какой-то миг Мандред помышлял ловким движением сорвать капюшон. Он привык видеть того, с кем говорит.
— Хорошо поступил, Хирон, я благодарю тебя. — Голос Генгалоса звучал тепло и приветливо; он был полной противоположностью неприступности, которую излучал незнакомец. — Я снимаю с тебя бремя заботы о новичках.
Хирон коротко поклонился, а затем ушел.
— Мы хотели бы… — начал Фародин, однако Генгалос жестом оборвал его.
— Здесь нет никакого «мы хотели бы»! Тот, кто приходит в библиотеку, должен сначала послужить ей, прежде чем получит в дар толику ее знаний.
— Извините. — Нурамон взял на себя обязанности дипломата. Он тоже склонился перед хранителем знаний. — Мы…
— Это меня не интересует, — отмахнулся Генгалос. — Кто бы ни пришел сюда, он подчиняется законам библиотеки. Повинуйтесь или ступайте прочь! — Он сделал небольшую паузу, словно для того, чтобы подчеркнуть свой резкий ответ. — Если вы хотите остаться, то должны сначала оказать ей услугу. — Он указал на корзины, стоявшие рядом с его пюпитром: — Это поэзия цветочных фей, записанная на листках дуба и березовой коре. Поскольку за много веков мы не сумели найти подходящий способ консервировать листки, стихотворения нужно записать. При этом необходимо помнить о том, что написанное находится в гармонии с прожилками на листке, которую нужно передать, чтобы не пропали глубокие уровни смысла стихотворения.
Мандред подумал об озорных крохотных существах, которых он видел во время своих посещений Альвенмарка. Он и представить себе не мог, что эти болтушки могут сочинить что-то, что стоит увековечить.
Генгалос повернулся к человеку.
— Внешний вид обманчив, Мандред Торгридсон. Почти никто, кроме фей, не умеет так точно облекать в слова нежные чувства.
Ярл судорожно сглотнул.
— Ты… ты видишь то, что у меня в голове?
— Я должен знать, что движет посетителями, которые приходят сюда. Знание драгоценно, Мандред Торгридсон. Нельзя предоставлять его кому попало.
— В чем заключается наша задача? — спросил Фародин.
— Вы с Нурамоном возьмете одну корзинку и запишете стихотворения на пергамент. Если я останусь доволен вашей работой, то помогу вам в том, что вы ищете. В этой библиотеке найдется ответ практически на все возможные вопросы, если знаешь, где искать.
— А как насчет меня? — смущенно спросил Мандред. — Чем мне заслужить право находиться здесь?
— Ты расскажешь свою историю писцу. Во всех подробностях. Мне кажется, что это такая история, которую стоит записать.
Ярл смущенно уставился в пол.
— Это… Моя жизнь должна быть записана? — У него возникло нехорошее ощущение, словно у него хотели что-то отнять.
— Разве ты не хочешь прикоснуться к краешку вечности, Мандред Торгридсон? Историю будут читать и тогда, когда ты обратишься в прах. Не стоит зарывать талант в землю. Слыхано ли, чтобы два таких эльфа как Фародин и Нурамон избрали себе в спутники человека?
Мандред нерешительно кивнул. Ему по-прежнему казалось, что он отказывается от чего-то драгоценного, когда повествует о своей жизни. Но может быть, это всего лишь суеверный страх? Нельзя мешать товарищам. Им пришлось многое пережить, чтобы попасть сюда.
— Согласен на сделку.
— Великолепно, сын человеческий! Благодарю тебя за дар, который ты делаешь библиотеке, — слова Генгалоса оставили у Мандреда в душе приятное чувство. Вроде водки, согревающей изнутри в холодную зимнюю ночь. — А теперь я покажу вам, где вы будете жить. Библиотека величиной с небольшой город. Город знания, построенный из книг! Есть три кухни, открытые днем и ночью, две большие столовые. У нас даже термы есть в отдаленном боковом крыле, — он снова обернулся к Мандреду. — И у нас есть очень хороший винный погреб. Некоторые хранители знания, к числу которых принадлежу и я, не считают аскезу важной. Как дух может быть свободным, если мы заковываем тело в цепи? Так что все наши учащиеся обеспечены наилучшим образом.
По следам Юливее
Нурамон все никак не мог поверить в то, что джинн в Валемасе действительно сказал правду. Даже если тоска по Нороэлль с готовностью заставила его идти по следу, он тем не менее испытывал сомнения по поводу того, что духу можно верить. А теперь оказалось, что он поступил верно, рассказав своим товарищам об Искендрии.
Они находились здесь на протяжении девяти дней. Из них они с Фародином потратили целых пять дней на то, чтобы записать стихотворения цветочных фей. С тех пор они искали записи, касающиеся магических барьеров. Было интересно копаться в этих бесконечных залах знаний. И даже Мандред не скучал. Он изучал библиотеку и наслаждался обильными блюдами, которыми их кормили на новом месте. А винный погребок быстро стал его излюбленным местом. Из всего собранного здесь знания его интересовали только эгильские и ангноские сказания. К удивлению Нурамона Мандред попросил, чтобы ему прочли рассказы одного кентавра на дайлосском языке. По сравнению с эльфийским, этот язык был легче, и Мандред овладел им всего за одну зиму при помощи двух кентавров, что жили при дворе королевы — что было немалым достижением для человека. Ярлу так понравились саги об Эрасе Пандриде и Нессосе Телаиде, что Нурамон стал в шутку называть его Мандредом Торгридом и предсказывал великое будущее роду Мандридов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});